Уоррен этого не сделал и стал легкой целью.
Я закрыла глаза и отвернулась, когда кочерга ударилась в окно. Но не последовало никакого дребезга. Повернувшись, я увидела, что кончик кочерги прошел через стекло, как сквозь воду. Уоррен увернулся, протянул руку в изорванном рукаве и схватил треугольное лезвие, прежде чем Аякс смог его втащить. Уоррен дернул, и кочерга со скрежетом вышла наружу до рукояти. Аякса прижало лицом к стеклу, и я перебралась к другому столбу, прежде чем он оправился.
— Отпусти. Немедленно. — Аякс произносил слова с паузами, повернув один глаз к Уоррену.
— Ты отпусти..
Аякс, должно быть, понял, что спорить с тем, кто обладает разумом пациента психолечебницы, тщетно. А может, ему надоело облизывать стекло. Он отклонился назад и выпустил кочергу.
— Отлично. У меня есть еще.
Со стремительностью гадюки, быстрей, чем я могла предположить, он пробил окно второй кочергой, целясь мне в живот. Мне кажется, у каждого человека перед смертью бывает мгновение ужасного озарения. Так было и со мной. Это лезвие было острее всего, что мне приходилось видеть. Я ожидала боль, знала, что меня проткнет насквозь, и думала, почувствую ли я удар, когда буду падать на землю.
Почувствовала ли его Оливия?
Но я ничего не ощутила. Ждала, закрыв глаза, но смерть не приходила. Уже приготовившись к ней, я находила это особенно раздражающим. Я открыла один глаз. Аякс и Уоррен оба молча смотрели на меня, широко раскрыв рот. Я посмотрела вниз. Согнутая на полпути к рукояти, кочерга казалась резиновой. Затем ее острие начало растворяться, капая на каменный карниз, а потом стекая по стене здания, как ртуть. Я в замешательстве взглянула на мужчин. Неужели сверхъестественные существа могут так удивляться?
— А-ха! Эврика! Я ее нашел! Аякс, я ее нашел!
— Это я ее нашел, ты, мешок отравленного воздуха.
— Да, но ты опоздал. Опоздал, а теперь смотри. Она для тебя слишком сильна, как мы и надеялись. Как я и предполагал!
— Неправда! — Доказывая это, Аякс выдернул первую кочергу, потому что Уоррен в своем возбуждении ослабил хватку, и снова ударил. В дюйме от моего тела и эта кочерга растаяла, как снег. Он попробовал снова — с тем же результатом — и с гневным криком отбросил короткую оставшуюся часть.
К этому времени Уоррен почти согнулся от хохота, слезы текли по его грязному лицу, и он опасно перескакивал с одной ноги на другую.
— Слишком сильна! Слишком сильна!
— Не понимаю, — сказал мне Аякс. — У тебя не может быть такой силы. Ты невинна.
— Да, так говорил и Батч. Перед тем как я его убила.
— Батч был здесь?
— Что? Ты не чувствуешь его запах? — насмешливо спросила я, осмелев теперь, когда оказалась в безопасности. Конечно, если ire считать пропасти в двести футов сразу за мной. — Почему ты не пользуешься носом? Не вынюхаешь его?
Оба они посмотрели на меня так, словно это я ненормальная. Уоррен первым обрел дар речи.
— Нельзя почувствовать запах мертвых, Джоанна. Ты уничтожила его запах, его сущность. Как будто его никогда не было. — Он повернулся лицом к человеку по другую сторону стекла. — Разве я не прав?
Аякс начал дрожать.
— Сука! Проклятая сука!
— Ты меня не уважаешь, Аякс? — осведомился Уоррен. — Правда? Потому что если ты…
— Мне кажется, он это мне, — заметила я.
— О, — произнес Уоррен. — Ну, тогда продолжай.
— Я тебя убью, ты это знаешь? — заявил мне Аякс. — Я тебя найду и убью.
— Как? — поинтересовался Уоррен. — Ты не сможешь поймать ее запах и потому не сможешь найти.
— Это временно. Когда ауреоль выдохнется, я буду с тобой, как арахис на масле.
— Даже для безумца, потерявшего обоняние, это глупые слова.
— Или как кошка на мыши. Уоррен указал Аяксу на ноги.
Аякс закричал и отшатнулся.
Луна зашипела и двинулась за ним, качая задом и подняв хвост, как дубину. Аякс продолжал пятиться, бросая неуверенные взгляды вокруг, чтобы убедиться, что других кошек нет. Дрожа, он добрался до двери.
— Еще ничего не кончено! — воскликнул он, показывая на меня. — Скоро продолжим. — И он скрылся за дверью в тот момент, когда Луна бросилась на него.
— Теперь мы можем войти, — сказал Уоррен.
Луна встретила нас в окне спальни. Она лизала лапу, поджидая нас, «Словно костяшки зализывает», — подумала я. Когда мы залезли в окно, она подошла и стала тереться о наши ноги, вероятно, ожидая награды, Я подняла ее и зарылась лицом в шерсти, как это делала Оливия. Кошка замурлыкала, и ее дрожь отразилась в моем теле.
— Я не знал, что у твоей сестры была кошка.
Но то, что у меня была сестра, он каким-то образом знал. «Была сестра», — снова подумала я, и слезы закапали у меня из глаз.
— Да. Была.
Уоррен застыл. Потом, глубоко вдохнув, посмотрел на окно, прежде чем снова повернуться ко мне. На его лице, обычно полусумасшедшем, с дикими глазами, было опустошенное выражение.
— Боже, Джоанна. Мне так жаль.
— Ты больше не чувствуешь ее запах, верно? — Голос мой звучал слабо и безнадежно. Уоррен стоял молча. Я отвела взгляд. — Я тоже.
— Тебе надо уйти отсюда.
— Да, — согласилась я, не спрашивая, куда. Мне было все равно. — Уведи меня.
Пока мы шли пять кварталов до мотеля у дороги, Уоррен не говорил — вернее, не говорил со мной, — и это было хорошо. Однако он произносил непрерывный монолог — что-то о бабуинах на Марсе, и поэтому несколько встреченных нами прохожих постарались обойти нас подальше.
Под ярко-красной неоновой вывеской дежурный молча протянул Уоррену ключ от номера и, не меняя выражения лица, осмотрел мою перепачканную кровью и порванную одежду.
«О да, — думала я, глядя, как согнутые плечи Уоррена постепенно распрямляются, пока мы переходим пыльную асфальтовую стоянку, — этому бродяге придется ответить на многие вопросы».
Он открыл серую дверь, впустил меня внутрь и включил свет, осветив не менее жалкую комнату. Обязательные кровать, шкаф и столик были настолько невзрачны, что я едва их заметила. Я упала на один из стульев, стоявших по сторонам поцарапанного круглого стола, и прислонилась спиной к стене, закинув голову и закрыв глаза. Время от времени по дороге мимо здания проходила машина, шины шуршали и расплескивали воду из луж, образовавшихся во время бури, и машина исчезала в беззвучной пустоте.
Уоррен взял телефон и, говоря очень медленно, попросил кого-то по имени Марти принести нам еду. Исчез слабоумный безумец, насмехавшийся над Аяксом, бродяга, которого сбила моя машина. Это был лидер, человек, привыкший отдавать приказания и ожидающий, что они будут исполнены. Я ничего не понимала, но для меня в те дни это было самое обычное состояние. В это мгновение я только знала лишь то, что не хочу есть, что бы Уоррен ни заказал. Даже пить не хочу… только представьте себе. Мне хотелось сидеть с закрытыми глазами без всяких мыслей и считать до бесконечности проезжающие мимо машины.
— Тебе нужно принять душ, — сказал наконец Уоррен, нарушая молчание. Голос его все еще был хриплым, но слова звучали трезво и разумно.
— Это тебе нужно принять душ, — возразила я, но обычного жара в моих словах не было: лишь усталость, слабость и дрожь. Как в моих коленях. Как во всей моей жизни.
— Отлично. Пойду в душ.
Я не шевельнулась, когда закрылась дверь ванной и я услышала, что заработал душ. Не шевельнулась, когда постучали в дверь и без приглашения вошел человек с подносом с хлебом и мясом, отчего у меня в животе все начало переворачиваться. Когда он вышел, я продолжала сидеть на месте.