– Я говорил своим людям, что я не подкупился послужным списком Галатина, извините, майора Галатина. У него недостаточно опыта работы полевых условиях, насколько я знаю, но мне предоставили возможность судить на основе личного знакомства. Что не соответствует нашим приемам работы в Штатах. Там мы ориентируемся по послужным спискам.
– Мы здесь ориентируемся по характеру, – холодно сказал Хьюмс-Тельбот, – сэр.
Шеклтон слабо улыбнулся. Ну, наконец-то он зацепил этого мальчишку с несгибаемой шеей.
– Ваша разведка вполне могла порекомендовать Галатина, но для меня это не стоит и лопаты дерьма, – он пыхнул дымом из ноздрей, и в глазах его появился яростный огонек. – Я понимаю, что Галатин – не настоящее его имя. Раньше он был Михаил Галатинов. Он русский. Правильно?
– Он родился в Санкт-Петербурге в 1910 году, – последовал осторожный ответ. – В 1934 году стал гражданином Великобритании.
– Да, но Россия у него в крови. Русским доверять нельзя. Они пьют слишком много водки. – Он стряхнул пепел в пепельницу позади водительского сиденья, но его действия были неточны, и большая часть пепла просыпалась на его начищенные до блеска ботинки. – Так почему он оставил Россию? Может, его там разыскивали за преступление?
– Отец майора Галатина был армейским генералом и другом царя Николая Второго, – сказал Хьюмс-Тельбот, глядя, как в желтом свете фар разворачивалась дорога. – В мае 1918 года генерала Федора Галатинова с женой и двенадцатилетней дочерью казнили советские партийные экстремисты. Юный Галатинов сбежал.
– И? – подтолкнул Шеклтон. – Кто провез его в Англию?
– Он приехал сам, устроившись матросом на грузовом судне, – сказал капитан, – в 1932 году.
Шеклтон курил сигару и обдумывал сказанное.
– Постойте, – спокойно сказал он, – вы говорите, что он скрывался от карательных органов России со времени, когда ему было восемь лет, до того, как ему стало двадцать два года? Как ему это удалось?
– Не знаю, – сознался Хьюмс-Тельбот.
– Вы не знаете? Ну, я-то думал, что вы, ребята…
Считается, что вы знаете о Галатине все. Или почти все. Разве у вас не ведется проверка личных дел?
– В его личном деле есть нечто вроде пробела, – он увидел впереди сквозь сосны смутное свечение. Дорога повернула, ведя их в сторону светящихся фонарей. – Часть информации засекречена, доступна только для управления разведки.
– Да? Ну, уже этого достаточно, чтобы я не хотел поручать ему эту работу.
– Полагаю, что этот период жизни майора Галатина связан с теми людьми, которые остались верны памяти царского окружения и помогли ему выжить. Раскрыть эти имена было бы…
Скажем, более чем неблагоразумно.
Маленькие домики и жмущиеся друг к другу деревенские строения вынырнули из мороси. Маленький белый указатель гласил: «Эндорс Рилл». – Если мне будет позволено, я поведаю вам анекдотичное предание, – сказал Хьюмс-Тельбот, мечтая запустить в этого мрачного американца дымящуюся гранату. – Насколько я понял, был в Санкт-Петербурге легендарный Распутин, который наслаждался…
Любовными связями с различными дамами, несколько из которых в 1909 и 1910 годах родили детей. Одной их этих дам была Елена Галатинова, – он взглянул Шеклтону в лицо. – Распутин мог бы быть настоящим отцом Михаила Галатинова.
Из горла Шеклтона вырвался слабый кашель от сигарного дыма.
Послышался звук мягкого барабанного постукивания пальцами. Мэллори, водитель, слегка постучал по стеклу и нажал на педаль тормоза «Форда». Автомобиль замедлил ход, дворники счищали со стекол дождь и лед. Хьюмс-Тельбот опустил стеклянную перегородку, и Мэллори сказал с заметным оксфордским выговором:
– Прошу прощения, сэр, но я думаю, нам нужно остановиться, чтобы спросить дорогу.
Автомобиль замедлил ход, дворники счищали со стекол дождь и лед. Хьюмс-Тельбот опустил стеклянную перегородку, и Мэллори сказал с заметным оксфордским выговором:
– Прошу прощения, сэр, но я думаю, нам нужно остановиться, чтобы спросить дорогу. Может быть, лучше здесь, – он указал на освещенную фонарем таверну, приближавшуюся справа.
– Действительно, стоит, – согласился молодой человек и вновь поднял стекло, в то время как Мэллори подвел высокий автомобиль к стоянке перед дверью таверны.
– Я вернусь через минуту, – сказал Хьюмс-Тельбот, поднимая воротник шинели и открывая дверцу.
– Подождите меня, – сказал ему Шеклтон. – Я бы не отказался выпить виски, чтобы согреть кровь.
Они оставили Мэллори в автомобиле и поднялись по ступенькам. Над дверью на цепи висела вывеска, и Шеклтон, глянув на нее, увидел нарисованного барана и надпись «Бараньи отбивные». Внутри топилась чугунная печка, распространявшая приятный острый запах болотного торфа, и на деревянных стенах с крюков свисали керосиновые лампы. Трое мужчин, сидевших за дальним столом, тихо разговаривая и прикладываясь к кружкам с элем, прервали разговор, разглядывая офицеров в форме.
– Приветствуем вас, джентльмены, – с сильным шотландским акцентом проговорила из-за стойки привлекательная черноволосая женщина. Глаза у нее были ярко-голубыми, они быстро оглядели гостей с хорошо скрытой проницательностью. – Чем могу служить?
– Виски, детка, – сказал Шеклтон с улыбкой, не выпуская сигары из зубов, – лучшую отраву, какая у вас есть.
Она откупорила кувшин и налила ему темный мерный стакан до краев.
– Единственное пойло, какое у нас есть, кроме эля и горького пива, – она слабо улыбнулась, улыбка была недоброй, в ней сквозил вызов. – Мне ничего не наливайте, но я хотел бы получить некоторые сведения, – Хьюмс-Тельбот грел руки над печкой. – Мы ищем человека, живущего где-то здесь. Его зовут Майкл Галатин. Вы не…
– О, да, – сказала она и глаза ее просияли, – конечно, я знаю Майкла.
– Где он живет? – Шеклтон дунул на виски, и ему показалось, что брови его опалило.
– Недалеко. Он не жалует посетителей, – она обтерла тряпкой кувшин. – Очень не жалует.
– Он ждет нас, детка. Официальное дело.
Она на момент задумалась, глядя на его начищенные пуговицы.
– Езжайте по этой дороге, которая проходит через Рилл. Миль восемь будет нормальная дорога, а потом она перейдет в проселочную дорогу или в топь – как уж получится. Там она раздваивается. Дорога налево хуже другой. Она и ведет к его воротам. Будут они открыты или нет, зависит от него.
– Мы откроем, если они закрыты, – сказал Шеклтон. Он вынул изо рта сигару и с улыбкой в сторону барменши проглотил стакан местного виски.
– До дна, – сказала она ему.
Колени у него дрогнули, когда виски опалило ему глотку, как поток лавы. На мгновение ему показалось, что он глотнул толченое стекло или ломанные бритвенные лезвия. Он почувствовал, как его прошибает пот, и едва удержал в груди кашель, потому что барменша наблюдала за ним, хитро улыбаясь, а он проклял бы себя, если бы ударил лицом в грязь перед женщиной.
– Ну как, понравилось, детка? – спросила она, сама наивность.
Он побоялся сунуть сигару в рот, чтобы от сигары глотка не воспламенилась и ему взрывом не оторвало голову. Слезы жгли глаза, но он стиснул зубы и стукнул дном стакана о стойку.
– Маловато…
Крепости, – удалось проворчать ему, и лицо его покраснело, когда он услышал, как засмеялись люди за дальним столиком. – Действительно, надо бы добавить, – согласилась она, и ее тихий смешок был похож на шуршание шелковой занавески.
Шеклтон было полез за бумажником, но она сказала:
– За счет заведения.