Мрачное место это могло навевать лишь тягостные мысли и так соответствовало нынешнему настроению Ниты! Она плыла близко ко дну, скользя между корпусами мертвых кораблей, перебирая в уме все, что произошло в последние дни. Покоя ей не давала собственная глупость, беспечность, роковая поспешность в словах и решениях.
Они предупреждали меня! ВСЕ предупреждали меня! Даже попугаиха Мэри: «Прочти то, что написано мелким шрифтом, прежде чем подписать!»
«Идиотка, – горько думала она. – Что теперь делать? Я не хочу умирать!»
Но Том сказал: «Прежде чем давать какие-либо обещания, убедись, что сможешь выполнить их».
Да, голос его был добрым, но и строгим, и даже суровым. Таким же суровым, как голос Синего Кита:
«Делайте то, что обещали. Нарушенное слово образует пустоту, в которую и проникает Одинокая Сила».
Она понимала, чего от нее хотели… но как раз это и было невозможно!
«Я не могу умереть – я слишком молода. Что скажет маме и папе Кит? Я не хочу! Это не справедливо!»
И все же ничего нельзя было уже изменить…
Она застонала вслух. Два дня. Осталось всего два дня! Или целых два дня. В конце концов, два дня – долгое время. Может быть, что-нибудь случится и не придется умирать…
– Прекрати это хныканье, этот царапающий кожу шум! – ударил ее резкий, гневный голос, долетевший откуда-то спереди.
Нита отшатнулась, дернулась назад, заметив поднимающуюся с самого дна огромную темную массу. Эхо от ее удивленного вскрика вернулось словно бы разорванное на куски, поведав ей о старых шрамах, разодранных плавниках, плохо залеченных глубоких ранах. Вслед за эхом снова хлестнула ее напитанная яростью хриплая песня встречного, больно обожгла, будто окатила ледяной водой.
– Как ты осмелилась заплыть в мои воды без позволения, нарушив Обычай? – Нита по звуку голоса поняла, что эта громадина – китиха.
Незнакомая китиха тяжело и медленно надвигалась прямо на Ниту, чем заставляла ее отплывать назад, усиленно работая плавниками и хвостом. Огромная голова и покатая спина без плавника. Кашалот! Гигантский кашалот!
– Извини меня, – поспешно пропела Нита, стараясь издавать самые мирные звуки. – Я и не собиралась вторгаться…
– Но вторглась! – взъярилась китиха на столь густой, грозной ноте, что это уже звучало почти как ужасный боевой клич кашалота. Такой Нита уже слышала, когда Кит ринулся на кальмаров. А грозная незнакомка продолжала надвигаться на Ниту, которая все пятилась и пятилась, не спуская глаз с острых зубов чудовища, – Это МОИ воды, и я не желаю, чтобы какая-то шумная любительница криля распугивала мою пищу!..
Голос ее становился уже не просто сердитым, но жестким, жестоким. Ниту звуки эти начинали раздражать. Она вдруг прекратила отступать и остановилась, напружинив хвост и подняв его, готовая в коротком броске протаранить китиху.
– Мне не нужна твоя рыба! К тому же она не может слышать меня… и ты это знаешь! – пропела Нита гневно. – Мы, киты-горбачи, можем петь на такой высокой ноте, что не только рыбы, но и ты не услышишь наш голос.
Громадная китиха продолжала надвигаться, обнажая зубы, которые, казалось, вырастают в ее пасти, как грибы после дождя.
– Ты похожа на кита, – подозрительно прогудела она, – и поешь ты, как кит… но звук твоего голоса все же не совсем привычен. Кто ты?
– Х'Нииит, – сказала Нита, стараясь придать своему голосу самые характерные нотки пения кита-горбача. – Я Волшебница. Волшебница-человек.
Китиха издала пронзительный вопль и ринулась на нее с широко разинутой пастью. Нита метнулась в сторону, с легкостью увертываясь от натиска гигантской туши.
– Лазутчица! Убийца! – уже выла китиха, испуская скрежещущие звуки. Она вновь понеслась на Ниту.
И снова Нита перекатилась на бок и ушла от удара. Раз за разом она легко избегала атаки слепой от ярости китихи.
– Да, я человек, – пела Нита, – но и Волшебница. Поберегись!..
У-УУХ! Заклинание кашалотихи ударило с такой силой, что обрушившаяся стена воды показалась каменной. Ниту отбросило назад, ее буквально завертело как щепку. Она пыталась удержать равновесие и кляла себя за беспечность. Заклинание китихи было столь простым, что граничило с презрением к противнику, казалось эдаким пренебрежительным жестом, равносильным пощечине…
Ниту бросило в жар от негодования. Она сосредоточилась, почувствовала свое единение с Морем и запела. Только три ноты, но очень высокие и протяжные. Она словно бы посылала назад полученный удар, возвращала его с удесятеренной силой. Вода вздыбилась. Гигантскую китиху швырнуло и закрутило. Она кувыркалась точно так же, как минуту назад сама Нита. Обескураженная кашалотиха успела издать лишь короткий вопль.
Нита остановилась, сотрясаясь всем телом от гнева. Ш'риии, Ст'Ст и Кит окружили ее.
– Со мной все в порядке, – все еще дрожа, успокоила их Нита. – Но этой громадине требовалось преподать урок хороших манер.
– Верно, встряска ей на пользу, – сказала Ш'риии. – Х'Нииит, извини. Мне надо было держаться рядом с тобой, но… – Она смущенно умолкла.
– Все нормально, – пропела Нита, постепенно приходя в себя.
– Отличный удар, – прогудел рядом с ней низкий голос. Она повернулась к Киту и слегка, благодарно потерлась о него правым боком.
Откуда-то сверху опустилась бледная, почти невесомая тень. Плоский темный глаз рассматривал ее с интересом.
– Да, – прохрипел Эд'рум. – Наша Килька, оказывается, зубастая! Поздравляю.
– Спасибо, – откликнулась Нита, не особенно желая в эту минуту продолжать разговор с акулой.
Они медленно подплыли к Ш'риии, которая пыталась утихомирить разбушевавшуюся китиху.
– Ты не права, Ар'ейниии, – говорила она. – Мы не нарушали Обычай, не вторгались в твои воды без предупреждения. Мы пели.
– Вон та не ПЕЛА! – ярилась Ар'ейниии, и голос ее был таким резким от гнева, что причинял боль. – Мои права…
– …не означают, что можно нападать на молчащего, если он не нарушал Обычая. – Ш'риии пела на одной умиротворяющей ноте. – Ты напала на Х'Нииит в припадке злобы. Сначала злость, потом гнев. И все из-за того, что она человек. Мы слышали…
– В самом деле? А что еще вы слышали в этих водах, ты, Волшебница-младенец, и твои беспечные товарищи по играм? – Ар'ейниии окинула их таким бешеным взглядом, что, казалось, снова готова броситься на любого. – Вы слышали стоны моего детеныша? Вы видели его? Знаете ли вы, что три дня тому назад в этих водах побывали люди-китобои? С моим малюткой М'хали они поступили так же, как и с вашим другом Аэ'мхнууу! Пронзили гарпуном и оставили умирать мучительной смертью брюхом вверх. А сами стали охотиться за мной. А потом… потом они волокли его распухшее от воды тело и потрошили его. Они кидали за борт на потребу чайкам его внутренности! Да, клочки, обрывки, куски тела моего малыша!
Ш'риии молча выслушала источающую боль, гнев и бессилие надрывную песнь Ар'ейниии.
– Я разделяю твою скорбь, Ар'ейниии, – печально пропела Ш'риии. – И все же ничто, даже такое горе, не может помешать Песне. Только она остановит беду. Поэтому мы здесь.
Ответом ей был короткий смех, в котором смешались горечь и гнев.
– О какая ложь! – затряслась Ар'ейниии. – Или глупость и заблуждение! Неужели ты и в самом деле веришь, будто ЧТО-НИБУДЬ может заставить их уйти и перестать охотиться на нас, Ш'риии? – Китиха вдруг с ненавистью посмотрела на Ниту. – Теперь, как я вижу, они уже коварно проникают в самые глубины Моря!
Между Нитой и Ар'ейниии оказался Кит. Он прогудел своим ровным, глубоким голосом кашалота:
– Ты ошибаешься, Ар'ейниии. Она здесь для того, чтобы защитить твою жизнь и жизни твоих сородичей. За то, что случилось, она не может отвечать.