— Да, мои старые добрые друзья Атос, Арамис, Портос и д'Артаньян, — подтвердил Базиль Тихонович, в голосе его чувствовались тепло и грусть.
— Разве вы были с ними знакомы? — спросил я недоверчиво.
— Как видишь сам. — И он указал на фотографию.
— Но ведь тогда еще не фотографировали, — возразил я, еле сдерживая обиду: что уж он меня таким темным считает.
— Ты прав: тогда и в самом деле еще не было фотографии, — легко согласился слесарь. — Поэтому мне пришлось потрудиться. Я вырезал мушкетеров из книги, затем нарисовал дядю Васю и туловище в комбинезоне и приклеил к нему свою голову со старого пропуска. А потом все это снял аппаратом «ФЭД». Ведь карточка выглядит достоверней рисунка, не правда ли?
Тут уж трудно было ему возразить. Но мне все же хотелось доказать Базилю Тихоновичу, что меня не проведешь, что я не настолько мал и наивен, чтобы можно было морочить мне голову.
— Сколько же вам лет тогда? — спросил я, не скрывая иронии.
— Много. — И Базиль Тихонович устало махнул рукой. — Садись и слушай.
Я присел на край табуретки; говоря ему всем своим видом: ну. ну, сочиняйте дальше, только никто все равно не поверит ни одному вашему слову. А слесарь-водопроводчик приподнял дядю Васю, сел в кресло, опустив кота на колени, и, не обращая внимания на мою ухмылку, начал свой рассказ:
— Родился я еще в семнадцатом веке. Сколько с тех пор воды утекло!.. — Он покачал головой.
— Столько лет живут только черепахи и попугаи. Я сам читал, — сказал я мстительно. — А у вас даже нет седого волоса.
— Мне удалось пропустить отрезок времени почти в триста лет, — сказал он, невинно глядя мне прямо в глаза. — Я подпрыгнул и изо всех сил заработал ногами, чтобы подольше продержаться в воздухе. А Земля в это время бешено крутилась подо мной, подо мной проносились годы, десятилетия. А я все держался. И когда уж совсем изнемог и опустился на землю, на ней шел шестьдесят девятый год двадцатого века! В общем, это была весьма несложная операция. Так, на чем же я остановился? Ну да, на том, что родился я в одном районном центре провинции Прованс. Ты, конечно, ел прованское масло?
— Ни кусочка! И еще не добывал копру и не стоял с горящим фитилем у порога крюйт-камеры, — признался я виновато, надо же, как он меня поддел, значит, нужно быть с ним осторожней.
— Ничего! У тебя все впереди. Зато уж капусту провансаль ты ел наверняка, — сказал он мне в утешение. — Ну так на чем мы остановились?.. В общем, в Париж я отправился день в день с д'Артаньяном и шел по той же дороге. Теперь ты догадываешься, почему хозяин гостиницы в Менге и его слуги одолели нашего храбреца? — спросил он лукаво.
— Потому что вмешались вы?
— Точно! Я еще не был с ним знаком. «Что это он, думаю, вытворяет, этот дворянчик? Ишь размахался шпагой. Так ведь можно нечаянно и задеть кого. Пора, пора ломать устои феодализма, давно пора». Достал я свой верный напильник и начал фехтовать с д'Артаньяном. Он шпагой раз-з, а я подставляю напильник. Да так, чтобы шпага его тупилась, понимаешь. Вот так я и обезоружил отважного гасконца. Ах, если бы знать, что вскоре он станет моим близким другом! — закончил он.
— А что же Александр Дюма-отец? Почему же он не написал об этом? — спросил я коварно.
— Эти факты были ему неизвестны, — просто ответил Базиль Тихонович. — Их скрыли реакционные феодалы. Поэтому Дюма-отец не знал, что на самом деле нас было шестеро: Атос, Портос, Арамис, д'Артаньян и мы с дядей Васей. А без этих фактов роман, сам понимаешь, не полон. На всякий случай я изложил на бумаге все, как было на самом деле. — Он нагнулся и достал из тумбочки толстую тетрадь. — Вот, полистай, убедишься сам. Правда, здесь еще не все. Некогда этим заниматься: все дела, дела! И потом, я скромен, что и говорить. Это, конечно, читателям во вред. Но ничего не могу с собой поделать.
Я взял тетрадь и прочитал на обложке: «Факты, не известные французскому писателю А. Дюма и всей мировой общественности».
И только тут меня осенило, что передо мной тот случай, когда ты или должен поверить во все без оговорок и не подвергать сомнениям, как бы ни было невероятно, что говорят тебе, или ты должен встать и немедленно уйти.
Обложка тетрадки манила меня. Я не устоял перед соблазном и решил проверить. И открыл первую страницу.
Но в это время на всю котельную прозвучал звонкий голос моей бабушки:
— Да куда же он делся, этот сорванец? Вася! Вася, где ты?
А через секунду она стояла на пороге каморки.
— Вот ты где! Ну что за ребенок? — воскликнула она, всплескивая руками. — Вы только полюбуйтесь на него! В квартире потоп, а он, вместо того чтобы сказать вам об этом, болтает небось о всяких пустяках. Я угадала?
— А вот и нет, — ответил Базиль Тихонович. — Он занят очень серьезной проблемой. И если вы не возражаете, мы продолжим наш прерванный разговор. Может, и вам будет интересно.
— Батюшки! — испугалась бабушка. — Да ведь пока вы будете тут разговаривать, затопит не только нашу квартиру, но и, поди, весь дом!
— Если вас это очень волнует, починим сейчас, — сказал он бабушке мягко, уступая ей так, будто она была малое дите. — Это ведь просто — починить кран. И вот что меня удивляет: я здесь уже второй день, но ко мне приходят только с одними пустяками: то кран починить, то прочистить ванну. Будто сговорились все. Будто у наших жильцов нет более важных проблем. Ведь есть же проблемы важнее, правда, бабушка?
— Конечно, есть. Но когда протекает кран — это тоже ужасно, — возразила бабушка, опасаясь, что слесарь передумает.
— Так это мы починим, починим, сейчас починим, — заверил ее Базиль Тихонович, поднимаясь.
Он повозился в углу, погремел инструментами и извлек на белый свет огромный разводной ключ.
— Ну, пошли, морской тигр, исправим бабушке кран, — сказал Базиль Тихонович. — А заодно…
— А это можно взять домой? — шепнул я, показывая тетрадь так, чтобы не заметила бабушка.
— Только не потеряй. Это документ огромной важности, сам понимаешь, — сказал Базиль Тихонович строго.
— Нашли кому доверить документы, — проворчала бабушка, выходя из каморки первой.
— О, вы недооцениваете своего внука. Смею заверить: он очень серьезный молодой человек, — возразил слесарь-водопроводчик, шагая за бабушкой. — А у меня опыт ой-ей-ей. Это я только кажусь молодым, — сказал он немного погодя. — Вот сколько мне лет, по-вашему?
Бабушка взглянула критически на нашего спутника, хотела что-то сказать, но не успела. Мы в этот момент поднялись на наш этаж, и слова застряли у бабушки в горле.
Из-под дверей нашей квартиры вытекал на площадку тоненький ручеек. Лестница дрожала от топота. Это бежали наверх жильцы нижнего этажа. Их возмущенные голоса заполнили дом.
— Полюбуйтесь, — сказала едко бабушка, распахивая перед слесарем дверь.
Базиль Тихонович шагнул в прихожую и вдруг остановился.
— Вася, а твоя бабушка права! Пожалуй, вам есть чем похвастаться. Такая библиотека! — воскликнул Базиль Тихонович и прошлепал по воде к книжным полкам. — Н. Чуковский «Водители фрегатов»! — И он снял с полки книгу.
— Еще бы я не была права. Вы стоите по колено в воде, молодой человек! — вконец рассердилась бабушка.
Базиль Тихонович взглянул себе под ноги и сказал восторженно:
— Чудно! Вы только посмотрите на нее: еще недавно эта вода качала корабли, видела набережную Дар-эс-Салама, а теперь пришла в вашу квартиру!
Я посмотрел на бабушку. Она была полна сомнений: не знала, смеяться или плакать. Я еще не видел ее в такой растерянности.
А вода все прибывала и прибывала.