- Мужичок откашлялся, вынул изо рта цигарку, покрутил ее в руках, снова сунул в рот и затянулся.
-И у меня болит, - откликнулся какой-то морячок, зажигая очередную козью ножку от докуренной докочца. - Будто ржавая якорная цепь там скрежещет.
-И у меня!
-И у меня болит! - Больше половины добровольцев, оказавшихся в поле моего зрения, признались в факте наличия у них головной боли.
-Знаете что, товарищи, - высказался я, - это, наверное, оттого, что вы много курите. Посмотрите, весь вагон задымили.
-Ты кто, доктор, что ли? - неприязненно покосился на меня мой сосед. - Не люблю докторов, - добавил он, вынимая из кармана свернутую цигарку и спички. - Все болезни от буржуев, это известно. А доктора - подлипалы и загнивающий класс. Рабочему человеку вообще болеть некогда.
Он чиркнул спичкой и закурил. Струя дыма, которую сосед нахально выпустил мне в лицо, схватила меня за нос, будто костлявые пальцы. Я закашлялся до слез. И прохрипел, когда снова обрел дар речи:
-Что вы такое курите?
-Табачок-крепачок, - сказал кто-то за дымовой завесой.
Нет, это не табачок. Вернее, табачок, но с какой-то отвратительной примесью. Дышать же нельзя, глаза режет, копыта ломит! И в груди свербит. И почему никто, кроме меня, ничего особенного не чувствует?
-Не по нраву комиссару пролетарский дух, - проговорил Никифор, налегая на меня плечом. - А вот я думаю, товарищи, не белая ли это гнида, затесавшаяся в народную гущу с целью контрреволюции, а? - И смачно передернул затвор.
-Ша! - как можно более простецки возмутился я. - От гниды слышу! Через три кнехта якорину в ноздрю, ставрида позорная!
Никифор, явно не ожидавший подобного демарша с моей стороны, изумленно смолк. Окружающие смотрели на меня с недоумением.
-А что, мужички, - решил я разрядить обстановку, - рассказать вам, что ли, новый анекдот про Чапаева и Петьку? Значит, поймали белые Чапая и говорят…
-Кого поймали? - сморщился Никифор.
-Чапая. Чапаева, Василия Ивановича. Вы что, про такого не слышали?
-Не-э…
-Вот темнота! Пошехонь лесная!
-Опять ругается комиссар! - вскипел Никифор. - То гнидой обзовется, то…
-А ну не наседайте на моего кореша! - раздался где-то недалеко знакомый голос - Ексель-моксель, бом-брумс-штепсель враскорячку! Братишка Адольф, чего ты с этими баламутами не поделил?
Я не успел ответить. Матрос, смоливший козью ножку, окликнул Карася:
-Дай-ка, Петро, бумажки на закрутку, а то у меня все вышли!
-Да и у меня все вышли, - развел руками Карась. - Шутка ли, весь вагон бумагой оделил, себе ни листочка не осталось. Зато - вот! Шапку себе достал взамен безвременно погибшей бескозырки. - И горделиво постучал пальцем по мохнатому малахаю.
Подозрительное чувство мыльным пузырем вспухло у меня в голове.
-Какие бумажки?! - завопил я. - Откуда бумажки?
-Известно откуда, - ответил Карась. - Из баронова кабинета. Откуда же еще? У него этих книжек - завались, а рыцарю революции не во что махорку закрутить. Как не позаимствовать? Вот я одну книжку и сунул за пазуху.
-Ты же клятву давал!
-Какой ты мелочный! Я клятву насчет финтифлюшек давал, а про книжки ничего сказано не было…
-Где она?!
-Кто?
-Книжка!
-На курево разошлась, вся без остатка.
-И обложка тоже?
-Не… обложка толстая, твердая, кожаная. Кто ж в кожу махорку заворачивает?
-Где?!
-А эвона валяется…
Карась подал мне замызганный переплет. Действительно, кожаный. Вернее, деревянный, обшитый кожей, происхождение которой страшно даже предположить. Стальные застежки, испещренные глубокими царапинами будто давними шрамами.
-Не по-нашему чего-то написано, - склонился над переплетом Петре - Или не написано, а нарисовано? Узорчики такие, как… пенана океанской волне… Что это?
-Арабская… - я сглотнул, - вязь…
Карась вдруг внимательно посмотрел мне в лицо. Наверное, я сильно побледнел, потому что балтиец выговорил следующую фразу с необычайной серьезностью.
-Сдается мне, - сказал он, - опять я маху дал. Надо было тебе, гражданин начальник Адольф, предупредить меня и насчет книжек. Тоже зловредная баронова ловушка, да? Вроде зажигалочки?
-Если бы… какая тут зажигалочка… Это вовсе не зажигалочка. Вы ведь, братцы, «Некрономикон» скурили…
Несколько минут не происходило ничего. Окружающие нас добровольцы ничего не поняли, потому и не встревожились, а матрос с козьей ножкой даже проворчал:
-Подумаешь, покурили. Я в Голландии и не то еще курил, а все равно жив остался…
Петро Карась оглядел стены, потолок, пол вагона, недоверчиво пощупал доски, закрывающие окна.
-А может, обойдется? - шепотом предложил он. - Может, еще и не шарахнет?
Я ничего не ответил. Дым от сожженных страниц Книги Мертвых синими змеями струился по полу, оплетал ноги вояк-пассажиров… Несмотря на то что из оконных щелей ощутимо сквозило ночным морозным ветром, никуда синие змеи не развеивались. Наоборот, как бы набирая силу, все более и более принимали вполне определенные, очертания - приглядевшись, можно было даже различить чешуйки и мелькавшие между сапогами, валенками, опорками и винтовочными стволами узкие и молниеносные раздвоенные языки. Змеи сновали по вагону словно собаки, к чему-то принюхиваясь, что-то ища… А потом, собравшись в единый упругий и толстый клубок, переплетясь, точно проводки в кабеле, скользнули к заднему тамбуру.
-У нас ведь последний вагон? - обратился я к Карасю, который, как и я, напряженно наблюдал за змеиными плясками.
-Н-нет… - выговорил он, почесав под малахаем затылок, - на полустанке под городом еще какой-то вагон прицепили. Ты спал, что ли?
-Спал, - подтвердил я. И поднялся: - Пойдем-ка проверим.
Надежды мои, что дым, в который трансформировались некрозаклинания с сожженных страниц, выйдет в чисто поле, где и развеется ветром, лопнули. Что еще за вагон к нам прицепили-то? Мы не без труда пробились сквозь копошащуюся людскую массу, на мгновение оглушенные свистом ветром, перешагнули грохочущий под ногами стык (шпалы угрожающе подпрыгивали там, внизу), толкнули дверь в тамбур последнего вагона. И были встречены двумя красноармейцами, вооруженными винтовками с примкнутыми штыками. Штыки тотчас уперлись в наши с Петром груди.
-Стой, кто идет?!
-Мы, - быстро ответил Карась, подбочениваясь и указательным пальцем осторожно отводя от себя штык. - Вы чего, служивые, безобразничаете? Не видите, мы с товарищем комиссаром Адольфом обход поезда делаем. Подтверди, начальник!
-Ага, - сказал я, проследив за тем, как последний змеиный хвост исчез в щели под запертой дверью в вагон.