Вообще начните лучше с аэропорта.
Кейт сделала изрядный глоток своей «Кровавой Мери» и на мгновение, пока водка прокладывала себе путь в глубь ее организма, задумалась.
– Вы хотите, чтоб я рассказала и про аэропорт? – проговорила она наконец.
– Да.
Кейт допила оставшееся в бокале содержимое.
– Тогда мне не обойтись без второго, – сказала она и пододвинула к нему пустой бокал.
Дирк храбро встретил взгляд бармена с глазами навыкате и через пару минут вернулся к Кейт с пополнением.
– О'кей, – сказала Кейт. – Я начну с кошки.
– Какой кошки?
– За которой я хотела попросить присмотреть мою соседку.
– Какую соседку?
– Ту, которая умерла.
– Понятно, – сказал Дирк. – Знаете, что я думаю – почему бы мне не умолкнуть совсем и не выслушать вас?
– Да, – согласилась Кейт. – Так будет лучше всего.
Кейт подробно изложила события последних дней – по крайней мере тех, когда она была в сознании, а потом перешла к описанию вудшедских впечатлений.
Несмотря на отвращение, сквозившее в ее описании, Дирк мгновенно почувствовал, что это именно то место, куда он с удовольствием удалился бы на отдых хоть с завтрашнего дня. Кроме возможности посвятить себя познанию необъяснимого – пороку, преследовавшему его подобно наваждению (он не мог относиться к нему иначе как к пороку, и порой он обрушивался на него с яростным безумием одержимого), он мог погрузиться в блаженную негу праздности, что в свою очередь тоже было пороком, к которому он всей душой хотел бы стремиться, если бы мог позволить себе это.
Когда Кейт завершила свой монолог описанием встречи с мистером Одвином и его омерзительным доверенным лицом, Дирк на некоторое время под впечатлением его погрузился в неодобрительно-хмурое молчание. Какая-то часть этого времени ушла на борьбу с самим собой – уступить или нет желанию закурить. Недавно он дал себе обет покончить с этой дурной привычкой, и после этого ему неизменно приходилось бороться с собой и неизменно проигрывать, порой он этого даже не замечал.
С победоносным чувством он решил, что не будет курить, но, несмотря на это, вытащил сигарету. Когда он полез в свой просторный карман за зажигалкой, заодно пришлось вытащить и конверт, который он похитил из ванной комнаты Джеффри Энсти. Он положил его на столик рядом с книгой и зажег сигарету.
– Служащая авиалиний за стойкой регистрации… – изрек он наконец.
– Она меня просто из себя выводила, – вырвалось у Кейт. – У нее были такие жесты и реакции, словно она не человеческое существо, а тупой, бездушный автомат. Казалось, она не хотела слушать, думать. Не представляю, где только отыскивают таких, как она.
– Какое-то время она была моей секретаршей, – сказал Дирк. – Судя по всему, сейчас тоже никто не представляет, где ее можно отыскать.
– О простите меня, – поспешила сказать Кейт, а затем на мгновение задумалась.
– Наверное, вы хотите сказать, что она совсем не такая в действительности, – продолжала она. – Что ж, вполне возможно. Думаю, ее поведение было просто защитной реакцией от нервных издержек ее работы, работа в аэропорту делает человека нечувствительным к тому, что происходит вокруг. Мне кажется, я бы даже посочувствовала ей, если бы у меня самой нервы не были уже на пределе. Извините, я не знала. Так, значит, вы пытаетесь выяснить, что с ней?
Дирк неопределенно кивнул.
– В том числе, – ответил он. – Я частный детектив.
– Да? – удивилась Кейт, вид у нее стал озадаченным.
– Вам это причиняет какое-то беспокойство?
– Да нет, просто у меня есть друг, который играет на контрабасе.
– Понятно, – сказал Дирк.
– Каждый раз, когда он знакомится с людьми и они видят, как он мается со своим инструментом, он слышит одну и ту же фразу, и это просто сводит его с ума.
Вот что они говорят: «Бьюсь об заклад, вы бы предпочли играть на флейте-пикколо». Никому даже в голову не приходит, что то же самое ему говорят все. Я просто пыталась догадаться, что говорят детективу после того, как узнают, что он детектив, чтобы самой не сказать этого.
– Да ничего не говорят. В первый момент у всех на лице появляется обалделое выражение – что в точности случилось и с вами.
– Понятно, – сказала Кейт разочарованно. – Ну и как, у вас есть какие-нибудь версии, идеи по поводу случившегося с вашей секретаршей?
– Нет, – ответил Дирк, – ни единой. Просто какой-то расплывчатый образ, с которым я совершенно не знаю что делать. – Он в задумчивости повертел в руках сигарету, потом его взгляд, побродив по поверхности стола, остановился на книге.
Он взял ее в руки, пролистал, недоумевая, что за импульс заставил его тогда, в кафе, прихватить эту книгу.
– На самом деле я ничего не знаю о Говарде Белле, – сказал он.
Кейт поразилась тому, как неожиданно он переменил тему, но одновременно почувствовала некоторое облегчение.
– Единственное, что мне известно, – продолжал Дирк, – это что его книги хорошо продаются и что все они выглядят примерно как эта. Больше ничего.
– Вообще о нем существует несколько очень странных историй.
– Например?
– Например то, что он живет в разных гостиницах по всей Америке в номерах люкс. Подробностей, конечно, никто не знает – они просто получают его счета доплачивают их, так как не любят задавать вопросов. Им спокойнее, если они вообще ничего не будут знать. В особенности о цыплятах.
– О цыплятах? – переспросил Дирк. – О каких цыплятах?
– Дело в том, – понизив голос, сказала Кейт, наклонившись к нему, – что он всегда заказывает в номер живых цыплят.
Дирк нахмурил брови.
– Зачем они ему? – спросил он.
– Никто не знает. Никто не знает также, что он с ними делает. Никто никогда не видел их после этого. – Она еще больше придвинулась к нему, еще больше понизив голос: – Ни единого перышка.
Дирк спрашивал себя – может, он безнадежно наивен и глуп.
– И что же, по мнению этих людей, он с ними делает? – спросил он.
– Никто не имеет об этом ни малейшего представления, – сказала Кейт. – Более того, они не хотят иметь об этом какое-либо, хотя бы самое малейшее представление. Просто не знают.
Она пожала плечами и вновь взяла в руки книгу.
– Еще Дэвид – это мой брат – говорит, что у него идеальное для бестселлера имя.
– Правда? – удивился Дирк. – Как это понять?
– Дэвид говорит, что имя и фамилия – это первое, что интересует издателя, когда решается судьба нового автора. Он не спросит: «Хорошая книга?» – или: «Если убрать из нее все прилагательные, может, она будет ничего?» – зато обязательно спросит: «Как выглядят имя и фамилия автора – фамилия красивая и короткая, а имя несколько длиннее?» Теперь понятно? «Белл» большими серебряными буквами, а «Говард» буквами помельче прямо над фамилией через всю обложку. Получился торговый знак. Секрет издательского дела. Если у вас подобное имя, хороши ваши произведения или посредственны – дело десятое. Последнее оказалось очень кстати в нынешнем положении Говарда Белла. Но то же самое имя становится самым заурядным, если его написать как обычно – ну, скажем, как здесь, видите?
– Что? – вскричал Дирк.
– Да вот же, у вас на конверте.
– Где? Покажите!
– Вот здесь. Это же его фамилия, не так ли? Одна из тех, которые вычеркнуты.
– Господи, так и есть, – сказал Дирк, не отрывая взгляда от конверта. – Думаю, я не узнал его без свойственной ему формы торгового знака.
– Значит, то, что находится в этом конверте, имеет к нему какое-то отношение? – спросила Кейт, рассматривая конверт.
– Я точно не знаю, что в конверте, – ответил Дирк.