Я хотел осведомиться о надежности разведывательной информации, но Риббентроп оборвал меня: «В высшей степени надежная информация из испанских кругов. Подробности вас не должны интересовать». Я сделал еще одну попытку и спросил: «Должен ли я, судя по обстоятельствам, доставить герцога в другую страну, если он не согласится на наше предложение? Вся операция, мне кажется, будет иметь шансы на успех только в том случае, если мы заручимся согласием герцога». «Разумеется, применять силу следует в первую очередь против Сикрет Сервис, — ответил недовольно Риббентроп, — против герцога только тогда, когда он, не обладая достаточной решимостью, охваченный сомнениями, будет нуждаться в решительной помощи. Как только он окажется на нейтральной территории и почувствует себя свободным человеком, он будет благодарен нам за это». «Свободным человеком», — подумал я, — в какой нейтральной стране нет агентов английской разведки?»
«Я сообщу фюреру, что вы приняли задание», — раздался звучный голос Риббентропа. Я кивнул и поднялся. «Минуточку, Шелленберг!» Риббентроп снял телефонную трубку и попросил соединить с Гитлером. Великодушным жестом он предложил мне взять параллельную трубку, чтобы я мог слышать их разговор. По голосу Гитлера было ясно слышно, что ему неприятен весь этот разговор. В конце беседы он сказал: «Шелленберг должен прежде всего узнать о позиции жены герцога; известно, что она имеет на него большое влияние». Господин министр иностранных дел встал, поклонился телефону и сказал: «Это все, благодарю вас, мой фюрер». Мы еще вкратце обсудили вопрос о передаче информации. Риббентроп настаивал, чтобы сведения передавались через представительства министерства иностранных дел в Мадриде и Лиссабоне.
После этого я отправился к Гейдриху. Он выслушал меня и сказал: «Не нравится мне вся эта затея. Но если на этом настаивает Гитлер, трудно будет отговорить его. Вообще-то, будь я шефом Сикрет Сервис, насыпал бы я вам соли на хвост». Сарказм Гейдриха был вызван отнюдь не желанием подстегнуть мое и без того слабое воодушевление перед предстоящей операцией. Мне было ясно, что все это было плодом фантазии Риббентропа на почве его ненависти к англичанам. Но в конце концов ему удалось заручиться для осуществления своих планов личным приказом Гитлера.
Следующий день я посвятил подготовке к поездке. Риббентроп вызвал меня еще раз и поинтересовался, разработал ли я уже план действий. Он опять подчеркнул, свойственным ему деланно важным тоном, что фюрер покарает малейшее нарушение секретности.
На следующее утро я через Лион и Марсель вылетел в Мадрид. Над Испанией стояла такая жара, что я в конце концов заснул. Внезапно меня разбудил один из летчиков (агент разведки). Под нами лежал Мадрид. Вскоре машина приземлилась.
После короткого отдыха на одной из квартир разведки, я окольными путями поехал к германскому посольству, где имел беседу с тогдашним послом Германии в Мадриде фон Шторером. Посол заявил мне, что часть информации, о которой упоминал Риббентроп, ему известна. Он имеет, кроме того, сведения, что герцог Виндзорский во время небольшого ужина в узком кругу своих португальских друзей довольно резко отозвался о постоянном наблюдении со стороны Сикрет Сервис, а также не скрывал своего недовольства по поводу своего назначения губернатором Багамских островов. Герцог, по-видимому, будет обрадован возможностью спокойно жить со своей женой — видимо, длительное пребывание у своих испанских друзей-охотников продиктовано этими соображениями. До фон Шторера дошли также слухи о том, что герцог принял одно из приглашений на охоту. Однако герцог якобы еще не определил срока этой поездки. Предполагаемый район охоты — недалеко от испанопортугальской границы.
Во всем этом для меня не было ничего принципиально нового.
В тот же день я связался с германским полицейским атташе в Мадриде; официально он был аккредитован как сотрудник германского посольства. Наряду с поддержанием связей с испанской полицией он, разумеется, выполнял и тайные поручения. В то время Мадрид был одним из важнейших полей деятельности немецкой разведки. Так, военный сектор, кроме оперативной разведывательной работы и контрразведки, включал около сотни служащих, которые размещались в здании германского посольства и вели широкую деятельность по радиоперехватам и дешифровке, образуя одно из самых крупных подразделений нашей службы за границей. К этому разведывательному центру примыкала также метеорологическая станция с базами в Португалии, на Канарских островах, а также в Северной и Южной Африке; она имела решающее значение для использования наших военно-воздушных и военно-морских сил, действовавших в Бискайском заливе и в западной части Средиземного моря.
***
Вечером я был в гостях у немецкого посла. Мы немного поговорили об истинной цели моего приезда. Фон Шторер предложил устроить мне приглашение в те круги испанского общества, где я мог бы иметь возможность составить собственное мнение обо всех слухах вокруг герцога Виндзорского. Посол явно почувствовал облегчение, когда я сообщил ему, что считаю в данной обстановке неприемлемым применение насилия по отношению к герцогу, и в то же время всегда готов силой воспрепятствовать любым проискам английской разведки — но не более того. Я заметил, как после этого мой хозяин проникся доверием и в конце концов пожаловался на собственные заботы, В особенности он говорил о трудностях с Риббентропом и с иностранным отделом НСДАП. Наконец, он попросил меня поддержать его при разговоре с Риббентропом, прежде всего, в его усилиях против настояний Берлина, требующего от Испании вступить в войну. В Берлине, сказал посол, смотрят на вещи исключительно сквозь призму собственных интересов и слишком мало учитывают реальное политическое положение Испании. Важнейшим и серьезнейшим аргументом Франко против выдвигаемой Берлином идеи «создания европейского блока» являются экономические трудности, переживаемые Испанией после гражданской войны. Если бы Германия смогла обеспечить соответствующие источники помощи, удовлетворив тем самым нужды Испании, очень важное, но не последнее возражение Франко, оправдывающее его колеблющуюся позицию, по мнению посла, было бы устранено. Несмотря на все успехи германского оружия, сказал он, в Испании все еще сомневаются в том, можно ли вообще на самом деле победить Англию. Мне было ясно, что фон Шторер хотел использовать меня в качестве рупора своих мыслей, чтобы предостеречь Берлин от чересчур оптимистических ожиданий относительно вступления в войну Испании на стороне Германии.
Фон Шторер находился в действительно неприятном положении — во-первых, по отношению к испанцам, поскольку он, следуя указаниям из Берлина, должен был обращаться с ними с «высокомерной холодностью», учитывая нехватку у них «боевого духа», а во-вторых, по отношению к Гитлеру, который его с этого момента терпеть не мог и называл не иначе, как «этот болван посол».
Из Лиссабона пока не поступало для меня никаких сообщений. Казалось, будто герцог Виндзорский не очень-то спешит отправиться на охоту. Я сам уже подумывал о том, что вся затея провалилась. Однако, прежде чем принять соответствующее решение, я должен был убедиться в этом лично на месте. После того, как мои испанские друзья обеспечили мне прикрытие на случай возможных затруднений при переходе границы, я выехал в Португалию.