Однако порой в нем проскальзывали капризно-повелительные нотки:
— Кстати, Сережа, — говорит она, нарочито вздернув подбородочек, — когда вы нам покажете свое пилотажное мастерство? В прошлом году, когда мы тоже обслуживали истребителей, они над нами такие кордебалеты устраивали — аж дух захватывало. А вы, как бомберы: только взлетаете да садитесь.
— Не положено фокусы выкидывать над аэродромом, — говорит Лазарев.
— Это, Сережа, не фокусы. Мы хотим видеть, на что способны те, кому мы обеспечиваем радиосвязь.
— Это, пожалуй, можно, — соглашается Лазарев и смотрит на Петра: — Если командир разрешит.
— Можно, конечно, — соглашается Воронин. — Только не над аэродромом, а в зоне. Но все равно, отсюда будет отлично видно.
Взяв папиросу, Лазарев закурил. Дуся все с той же лукавой игривостью замечает:
— Сережа, а вы знаете, что одна папироса убивает зайца?
— Зачем зайцу давать так много курить?
Сергей однако покорно тушит папиросу и берется за бутылку. Девушка перехватывает руку осуждающим взглядом:
— Хотите еще выпить?
— По маленькой можно…
Дуся вместо бутылки ставит перед ним стакан чая:
— Один древний философ сказал, что опьянение — это добровольное сумасшествие. У вас ведь завтра полеты. А чай действительно полезен.
— Я раньше не любил чай, — шутит Лазарев, — дома сахару жаль, а в гостях намешаешь столько, что пить невозможно. Другое дело в армии. Здесь норма: хочешь не хочешь — пей, иначе останешься совсем без чая. Вот и научился.
Сергей смеется, попивая горячий чай, не замечая и не слушая никого, кроме Дуси. От грубоватой манеры, с какой он вел себя с девушками раньше, не осталось и следа.
Недалеко от них кто-то запел:
Бьется в тесной печурке огонь,
На поленьях смола, как слеза.
И поет мне в землянке гармонь
Про улыбку твою и глаза.
Разговоры смолкли. Галя взглянула на летчиков и жестом приказала поддержать. Оба подхватили:
Про тебя мне шептали кусты…
После песни заиграл баян, призывая па танго. В свободный угол, специально отведенный для танцев, вышли несколько пар. Безмолвно, только глазами, Дуся пригласила Сергея, плавно поднялась с места, и они закружились в ритме музыки. Видно по всему: поправились друг другу. «Что ж, пусть дружат, — улыбнулся, глядя на них, Воронин, — и пусть их звезда будет счастливой».
Галя отказалась танцевать из-за тесных туфель, но Петр настоял:
— Пойдемте, нужно же когда-нибудь разнашивать, — и, не дожидаясь ответа, с виноватой улыбкой взял ее за руку.
— Надо попробовать, — согласилась она. — Не поддадутся — надену армейские сапоги: не подведут.
Баянист продолжал играть. Танцы, смех, песни… Как дороги солдатскому сердцу такие вот короткие, но радостнее минуты отдыха.
ИЗ БОЯ — В БОЙ
Пообедав, Иван Андреевич сладко потянулся и, слегка заикаясь, сказал:
— Э-эх, сейчас бы минуток сто добрать. Устал.
— В чем дело? Следуй за мной, — советует Лазарев и, допив компот из алюминиевой кружки, одним махом поднявшись из-за стола, оказался на нарах. — Первая заповедь пилота: пока самолеты готовятся к вылету — нельзя терять ни минуты.
— Может, нам на помощь полк истребителей подбросят? — предположил Иван Андреевич, укладываясь между Ворониным и Лазаревым на настиле.
— Держи карман шире, — подкладывая под голову побольше соломы, отвечает Сергей. — Если бы начальство считало нужным, давно бы сюда вся паша дивизия перебазировалась. А то лишь перебросили небольшую группу прикрытия.
— Но ведь наш фланг фронта наступает на львовском направлении, — не унимается Хохлов. — Это главное направление. И у нас сил не хватит наделено прикрыть здесь наземные войска.
— Может, скоро и будет главным, а пока что, по всему видно, так себе, — слышится уже вялый, сонный голос Лазарева.
В землянке установилась тишина, лишь позвякивала посуда: официантка собирала со столов. Едва успели забыться — раздалась команда «По самолетам!».
Все вскочили. Головы взлохмачены, в растрепанных волосах золотятся нити приставших соломинок. Летчики на ходу надевают шлемофоны и выбегают из землянки.
Речушку Икву перелетали над селом Млинов. Отсюда 13-я армия нанесла удар по обороне противника, и его войска, чтобы не попасть в окружение, поспешно отступают на запад. 1-й и 6-й гвардейские кавалерийские корпуса наносят фланговый удар с севера, заполнив в междуречье Стыри и Иквы все леса и перелески. Задача полка — прикрыть кавалеристов с воздуха.
Пожалуй, Петр Воронин еще не встречал такой массы конницы, хотя свою армейскую службу он начинал именно в кавалерии. На фоне снега отчетливо виднеются каждый всадник, каждая повозка. Можно различить даже походную кухню. Вот по дороге, проторенной среди кустарников, цепочкой вытянулся эскадрон. Маскируясь, всадники привязали к седлам ветки, многие на головы надели хвойные «шапки», но по передвижению легко можно определить, что здесь проходит колонна.
Впереди в стороне предзакатного солнца Воронин уже видит беду: там, в самой гуще скопления кавалерии, один за другим поднимаются столбы огня и дыма. Бомбят, Эх, минут за пять прилететь бы пораньше!
— Внимание! — командир группы передаст по радио летчикам. — Впереди противник. Спешим!
Обычно перед появлением своих бомбардировщиков над полем боя враг высылает заслоны истребителей. На этот раз наши летчики их не встретили. Может, проглядели? Но нет, немцы не изменили своей тактике. Вот Лазарев уже круто метнулся на пару «фоккеров», вывалившуюся из облаков.
А площадь разрыва бомб внизу все ширится. Огонь и дым, слившись с блекло-малиновой полосой заката, не дают увидеть фашистские самолеты. Кто-то не выдержал:
— Командир, быстрее!
Но Воронин и сам понимает, что мешкать нельзя, В такие минуты трудно сдержаться от властного влечения немедленно вступить в бой. Тело, кажется, само рвется вперед, требуя немедленной разрядки. И, бывает, кое-кто из пилотов забывает об опасности и оказывается жертвой своих неуправляемых чувств. У таких ум еще не стал надежным предохранителем против вспышки эмоций. И Петр предупреждает:
— Прекратить лишние разговоры! Усилить осмотрительность! Приготовиться к бою!
А сам напряженно вглядывается вперед. Там все плещется в багряном пламени. Закатное солнце на западе — оно союзник противника, скрывает его. Петр до боли в глазах вглядывается в кроваво-малиновое небо. Здесь где-то рядом должны быть вражеские бомбардировщики. Но видна лишь четверка «фоккеров». Где же бомбардировщики? Куда они могли деться? Ушли? Не может быть, чтобы так быстро скрылись. Очевидно, они снизились и теперь где-нибудь штурмуют, обстреливая кавалерию из пушек и пулеметов. Вражеские бомбардировщики, когда нет наших истребителей, частенько это делают.
Ветер уже рассеял пыль и копоть, оголив поле боя. Свежие воронки от бомб, зловеще чернея, зияют на земле. Но где же все-таки бомбардировщики? Внимание Воронина снова привлекла четверка «фоккеров». Сна почему-то пошла от его группы не на запад, а к югу, в сторону Брод. Почему? Может, истребители противника, заметив наших, решили держаться поближе к своим бомбардировщикам?
Так и есть. Вон и «юнкерсы». Одна группа отбомбилась, пришла вторая. Спасибо «фоккерам» — помогли отыскать вражеские бомбардировщики.
Ю-87 уже вытягиваются в цепочку, разворачиваются в круг. Сейчас, замкнув его, начнут бомбить с пикирования, выбирая наибольшее скопление кавалерии. Не дать! Если они встанут в круг, не так просто их будет разбить. Эту тактику круга фашисты переняли у наших штурмовиков Ил-2.
На большой скорости наши «ястребки» несутся к «юнкерсам», но те все же успевают замкнуть кольцо. Сближаясь, Воронин мгновенно прикидывает план атаки.