Заметить ее на экране радиолокатора было невозможно. Она находилась под водой. А перископ слишком мал, да, кроме того, его то и дело закрывали волны. Вполне понятно, почему экран локатора был чист. Я даже скажу вам больше. Чтобы не обнаружили гидроакустики, лодка приблизилась к берегу следом за шхунами, в кильватерной струе. Обратно лодка ушла вслед за теплоходом. Осторожность не излишняя… — Капитан 1 ранга умолк и развел руками. — Непонятно мне только одно.
— Что именно?
— Зачем лодке понадобилось рисковать, подходить близко к берегу и всплывать на перископную глубину. Ведь ночью перископ не мог помочь им. Ничего не было видно.
— А что можно предположить? — поинтересовался Сечин.
— Предположить? Только одно: на лодке находились круглые дураки. Но этого не может быть… Нет, батенька, тут я зам не помощник. Да и вообще трудно узнать это, не поговорив с людьми, бывшими на лодке.
— Что же, — поднялся Сечин, — я думаю, что нам еще доведется потолковать с кем-нибудь из этой компании…
«Зачем подводная лодка подходила к нашему берегу?» — этот вопрос не давал Ивану Ивановичу покоя. Пытаясь найти ответ, Сечин решил побывать на том месте, где проходила лодка.
Ранним утром следующего дня майор, захватив сильный бинокль и карту с курсом движения лодки, отправился в порт. Солнце еще не взошло, но звезды на посветлевшем небе уже утратили свой блеск.
В порту было тихо. На пустынных палубах кораблей виднелись одинокие фигурки вахтенных у трапов — матросов с винтовками в руках.
Возле причала покачивался на воде легкий белый глиссер. Рулевой с сонным, измятым лицом возился у двигателя. Иван Иванович поместился на мягком кожаном сиденье. Мотор чихнул несколько раз, недовольно фыркнул, будто сердился на раннее пробуждение. Глиссер задним ходом отошел от причала.
Небо на востоке быстро светлело. Наконец лучи солнца позолотили вершины холмов, широким потоком хлынули на рейд. На воде появились невидимые до этого фиолетовые пятна мазута.
Глиссер двигался медленно, обходя застывшие на рейде корабли. Иван Иванович не торопил рулевого. Он с удовольствием наблюдал давно знакомую ему картину утреннего подъема на кораблях. Вот на палубе тральщика, мимо которого они проходили, появился матрос с ярко начищенным горном в руках. Он сладко зевнул, потянулся. Рассыльный с повязкой на рукаве сказал что-то горнисту, и оба засмеялись. Много лет назад Иван Иванович вот так же, как и эти матросы, не раз стоял на пустынной палубе, встречая восход солнца. Много лет прошло с тех пор, многое пришлось пережить, но от тех юношеских лет в душе Ивана Ивановича остались теплые, волнующие воспоминания.
Тишину летнего утра разорвали вдруг резкие, стремительные звуки горнов, и, вторя им, перекликаясь с ними, соловьиными трелями рассыпались боцманские дудки.
— Вставать! Койки вязать! — долетела до слуха Сечина команда.
— Койки вязать! — прозвучало с другой стороны, будто эхо катилось над бухтой.
Иван Иванович вздохнул и тронул рукой плечо рулевого.
Глиссер миновал волнолом и стремительной птицей понесся в море. Однообразно, на низкой ноте гудел двигатель. За осевшей кормой пенился высокий клокочущий бурун. Вздыбившийся нос судна разбивал катившиеся навстречу волны, в лицо летели соленые брызги.
Лучи солнца, падая сбоку, слепили глаза. Море, зеленое возле глиссера, казалось вдали синим. У горизонта синева сгущалась до черноты.
Навстречу дул тугой, прохладный ветер. Лицо рулевого разрумянилось, повеселело.
Когда глиссер достиг того места, где прошлой ночью двигалась лодка, Сечин приказал рулевому замедлить ход и идти параллельно берегу.
Ивану Ивановичу было ясно, что лодка подходила не для того, чтобы получить с берега радиограмму.
Она могла сделать это и на большом расстоянии от берега. Да и неизвестный передатчик в эфире не появлялся. Может быть, лодка принимала световые сигналы? Но и это предположение отпадало. Хотя в доме Луковоза и мерк свет, но напряжение падало так мало, что даже вблизи трудно было заметить это. Других световых сигналов не было — во всяком случае их никто не видел ни на берегу, ни с моря.
Иван Иванович поднялся на ноги, разглядывая в бинокль панораму города. Только одна его часть была видна с этого места, та часть, которая примыкала к парку. Центр города и порт были скрыты высоким мысом.
Усиленные стеклами бинокля глаза Сечина видели здание фотопавильона, приютившееся на склоне холма в конце парка.
«Самое удобное место давать сигналы — склон холма, — размышлял Иван Иванович. — Сомнений быть не может. Лодка двигалась с таким расчетом, чтобы между ней и холмом не было никаких преград. Лодка шла под перископом… Световых сигналов не было… А если так — может быть, лодка получала какие-то сигналы, неразличимые простым глазом?»
— Обратно! — приказал Сечин рулевому. Глиссер повернул к берегу.
В голове Ивана Ивановича одна за другой проносились мысли. И постепенно в нем крепла уверенность, что на лодку поступали какие-то невидимые сигналы. Вероятней всего, давал эти сигналы Луковоз.
Когда глиссер подошел к берегу, у Сечина созрело твердое решение: надо задержать Луковоза на месте преступления в то время, когда он работает каким-то еще неизвестным майору прибором.
ПУСТОЙ ДОМ
Вечером дождь рано разогнал из парка гуляющих. К полуночи, когда в парк пришел Сечин, там было уже пусто. Ветер раскачивал электрические фонари, причудливые тени от деревьев и кустов двигались по аллеям. Накрапывал дождь, тихо и таинственно шелестела листва.
Возле фотопавильона было темно. Место здесь было глухое. Свет, падающий из закрытого окна второго этажа, где жил Луковоз, ложился на куст акации, освещал мокрые, глянцево-зеленые листья. Через окно виднелась на стене тень взлохмаченной головы фотографа. Луковоз сидел за столом. Потом он встал, вышел в соседнюю комнату.
Майор Сечин и капитан Долгоносов стояли в кустах, надвинув на головы капюшоны дождевиков. Этой ночью «Мятежный» снова уходил в море к острову Песчаный. Радисты контрольных станций опять внимательно прослушивали эфир. Сечин решил сам наблюдать за Луковозом и, если удастся, поймать его на месте преступления.
Фотограф не возвращался в освещенную комнату, и это тревожило Ивана Ивановича.
— Где он? — шепотом спросил майор у Долгоносова.
— В лаборатории, — тихо ответил капитан, указав рукой на красный свет, чуть пробивавшийся из окна в нижнем этаже.
Сечин взглянул на часы. «Мятежный» должен был уже сняться с якоря.
Дождь усиливался, однообразно шумела листва, но ухо уже привыкло к этому шороху и почти не замечало его. Сечин не спускал глаз с окна.
Вдруг свет в окне померк. Электрическая лампочка горела чуть ли не вполнакала. Иван Иванович потер глаза. Может быть, ему показалось, и от утомления зрение подводит его. Но словно в подтверждение лампочка на мгновенье вспыхнула и снова померкла. Сомнении быть не могло.
— За мной! — тихо приказал Сечин и пошел вперед, осторожно раздвигая руками кусты. За ним последовал Долгоносов и два лейтенанта из его группы.
Майор надавил входную дверь плечом — она была заперта. Иван Иванович громко постучал. Никто не ответил. Тогда ударом ноги Сечин выбил тонкую, дощатую дверь. Первым в павильон вбежал Долгоносов, хорошо знавший расположение комнат. Держа в правой руке пистолет, а в левой — невключенный фонарик, Сечин шел следом.
Со второго этажа падал вдоль лестницы узкий пучок тусклого света.