Тогда, может, и моя Тереза не тосковала бы о своем знакомом сержанте.
– Нашли над чем зубоскалить, – упрекнул их третий. – Вот поставят к стенке, тогда по-другому запоете.
Недовольство и ненависть к немцам росли не по дням, а по часам. Вот почему не только Муссолини, но и Гитлер старался подсластить горькие пилюли, подносимые итальянскому народу. Он принялся раздавать германские ордена итальянским генералам. Одновременно газеты трубили о «блестящих подвигах» итальянских войск.
Но разложение фашистского государства уже началось, и ничто не могло остановить этот процесс. А слабость итальянской армии, отражавшая шаткость фашистского режима, привела к тому, что Муссолини попадал во все большую зависимость от Гитлера, утратив под конец всякую самостоятельность.
Даже среди чернорубашечников появились недовольные. Они отказывались носить фашистские значки, критиковали Муссолини за лакейскую политику и высказывались за выход Италии из войны. Тогда по указанию Гитлера Муссолини начал «чистку» своей партии и административного аппарата. За короткое время из партии было исключено более 70 тысяч человек.
А народ Италии от пассивного сопротивления переходил к активным действиям. Чтобы избежать отправки в Германию, многие итальянцы бросали дома и уходили в горы – там создавались партизанские отряды.
Все шире охватывал страну саботаж.
На военных заводах во время воздушных налетов союзников возникали самые различные «непредусмотренные» задержки: то не хватало песка, то воды, а иногда того и другого. Рабочие не хотели тушить пожары. «Пусть горит, – говорили они, – меньше Гитлеру достанется»… Инструмент быстро «изнашивался», в чертежах все чаще встречались «опечатки», катастрофически увеличивался брак. Алексей Кубышкин быстро смекнул, как следует бороться в этих условиях.
– Эх, браток, – укоризненно сказал он своему другу Езику Вагнеру, увидев однажды, что тот пытается погнуть какой-то громадный болт. – Ломать технику тоже нужно умеючи. Этот болт ничего не стоит заменить. Нужно находить самую «хитрую» деталь.
Език оказался толковым учеником. Скоро и он научился незаметно вывести из строя обмотку новенького электромотора, воздухораспределитель в железнодорожном вагоне, сломать иглу домкрата.
Алексей старался портить оборудование как можно незаметнее. Он уже успел присмотреться к итальянцам, работавшим вместе с ним, однако не доверял первым впечатлениям.
Но однажды, когда Кубышкин усердно «трудился» над мотором, кто-то тронул его за плечо. Алексей вздрогнул от неожиданности.
– А у тебя неплохо получается, – добродушно и чуть насмешливо произнес стоявший рядом невысокий сухощавый итальянец.
Его черные волосы были гладко зачесаны назад, на верхней губе топорщилась щеточка усов. Он широко улыбнулся и протянул руку.
Видя, что Алексей остерегается его, итальянец, как пароль, шепотом произнес: «Ленин», а потом, оглянувшись, полез за пазуху и передал Алексею небольшой конвертик.
– О, амико! – сказал итальянец. (Амико – значит, приятель, друг).
Возвратившись в барак, Алексей рассказал об итальянце Вагнеру. Тут же друзья распечатали конверт. В него был вложен маленький портрет Ленина. Под портретом было написано: «Мы верим вам и свою веру передаем через Ленина». Алексея и Езика охватила радость. Портрет Ильича и эти слова звали к борьбе.
В следующие дни Алексей и Вагнер часто встречались с маленьким итальянцем и через него установили связи с членами Комитета национального освобождения, который в это время только что начал создаваться на заводе группой коммунистов.
Бертино Багера – так звали итальянца – был отличным конспиратором. Даже главный инженер завода, ярый фашист, считал, что у Бертино на уме только вино да женщины.
На самом же деле никто лучше Бертино не мог выполнять самые сложные задания подпольной группы.
Однажды ночью Алексея разбудил какой-то старик в грязном синем комбинезоне.
– Эй, Алессио, поднимайся. Тебя ждет Бертино.
Алексей быстро встал, оделся и пошел за стариком. Миновав посты охраны, они пришли в конторку мастера. Кроме Бертино, там было еще четыре незнакомых итальянца.
– Алессио, – обратился Бертино, – помоги нам исправить ротатор, у нас что-то не получается.
Среди своих друзей Бертино был таким же веселым и жизнерадостным, как и на заводе, но тут он не тратил времени на легкомысленные разговорчики по поводу вчерашней выпивки или встречи с какой-нибудь Кларитой. Здесь все отлично знали, что Бертино очень любит свою жену и дочку и совсем редко позволяет себе завернуть в кабачок.
Итальянцы внимательно и сосредоточенно смотрели, как русский, засучив рукава, принялся осматривать ротатор.
У Алексея были золотые руки. Недаром мать говаривала: «Он у нас и столяр, и слесарь, и печник, и сапожник, и механик – хоть кто». Еще подростком он смастерил однажды «зажигательное» ружье и через день принес домой к обеду зайца. Эти руки учились мастерству не только в домашних делах и ребячьих забавах. Они закалялись, когда он совсем молодым парнем работал в команде рыбачьего катера на Азовском море, когда трудился машинистом на заводе в родном Мценске, когда проходил курсантскую службу в военном училище…
Очень многое могли делать руки русского умельца.
Не прошло и тридцати минут, как Алексей с помощью Бертино уже печатал прокламацию. В ней описывалось ухудшающееся положение Гитлера и Муссолини на Восточном фронте и в тылу. Прокламация призывала население крепить единство и оказывать решительное сопротивление немцам.
«Мы хотим есть!» – говорилось в конце листовки. – Долой насильственную отправку в Германию! Прекратить аресты и массовые убийства! Ни одного человека, ни одной машины для Германии! Да здравствует мир!».
За два часа Алексей и Бертино напечатали более двух тысяч прокламаций.
Через несколько дней Алексея снова попросили поработать ночью.
– Ничего, выспимся после войны, – отшучивался Алексей, когда кто-нибудь из итальянских товарищей говорил, что русскому будет трудно на работе. Алексея поддерживала мысль, что он борется с врагами.
На этот раз нужно было срочно напечатать обращение к солдатам тех частей и соединений итальянской армии, которые были дислоцированы в Италии. Эту прокламацию составили члены Римского Комитета национального фронта. В ней говорилось:
«Солдаты Италии! Германия толкает наш народ в бездонную пропасть. Вам незачем погибать за интересы Гитлера. Многие итальянцы уже осознали это и активно борются за освобождение нашей прекрасной родины от фашизма.
Италия превращена в колонию Германии. Наши дети голодают, в то время как продовольствие вывозится в Германию. Немецкие чиновники делаются богачами за счет пота и крови итальянских рабочих и крестьян.
Тот, кому дороги интересы родины, никогда не будет слепым орудием фашистских палачей.
Солдаты! Решительно протестуйте против отправки вас на Восточный фронт. Час пробил! Повернем оружие против тех, кто ведет нашу страну к гибели. Фашизм должен быть уничтожен раз и навсегда. Да здравствует свободная Италия!»
Старенький ротатор часто ломался. Алексей терпеливо устранял поломки и снова вертел рукоятку до тех пор, пока не начинало рябить в глазах… Прокламации тайно доставляли почти во все итальянские полки и дивизии. Во многих местах они сделали свое дело.
– Ты должен знать, что твой труд не пропал даром, – сказал однажды Бертино после работы.
– Да много ли там моего труда! – буркнул Алексей, прикуривая сигарету.