Внешний, поверхностный осмотр ничего не дал — ни в шкафах, ни в ящиках «стенки», ни в подвале, под полом, обещанного Залимханом оружия не оказалось, и капитан, чертыхнувшись в его адрес, поскучнел и собрался было давать команду «Отбой!» Но Линда, в очередной раз побегав по комнатам, села вдруг у дивана в спальне и выразительно смотрела на быстро подошедшего к ней хозяина: «Здесь!»
Олег с Шевцовым подняли сидение — под ним ничего интересного: какое-то старое тряпьё, картонная коробка, из-под женских сапог, свёрнутая тонкая веревка, детская игрушка, фонарь без батареек…
— Что-то твоя псина не того… — сказал разочарованно Шевцов. — Пусто.
Но Линда не уходила, сидела на месте. Глаза собаки прямо настаивали, требовали: «Здесь! Ищите!»
Диван перевернули, поставили набок. Под днищем, на специальных скобах, завёрнутый в женский старый халат покоился автомат, «Калашников». Без патронов.
— Хозяйка, сюда иди! — зычно позвал Смирнов, и старуха тотчас явилась, замахала руками:
— Ничего не знаю! Никакого оружия у нас в доме не было. Это вы сами его туда положили!
— Как сами?! А халат мы где взяли?
— Не знаю. Он тут висел, это Лейлы халат! Или Розы.
Позвали и Лейлу, невестку старухи, и Розу, дочь, те тоже мотали головой — не знаем, мол, откуда взялся под диваном автомат, не видели ничего…
Заново, с ещё большей тщательностью, обыскали дом и сараи во дворе, гараж с довольно свежей «Нивой», но ничего больше не нашли.
Подписывать акт об изъятии автомата женщины отказались.
Впрочем, Смирнов особо и не настаивал. Ясно было, что «калаш» принес домой Ваха. Уехали с добычей.
Линда стала в этот день героем. Все четверо оперов по-новому смотрели теперь на четвероногого сыщика, поочередно поглаживали её, а сам Смирнов — уже дома, в общежитии — открыл банку тушёнки и вывалил её в собачью миску со словами:»Ешь, Линда, заслужила.»
Лёха Рыжков, лежа на койке, наблюдая как Линда уплетала тушёнку, протянул удивленное:
— Надо же! Нашла! А то бы мы ни с чем вернулись.
И подмигнул Олегу — молодец, дескать, наставник!
Глава четвёртая
«Калаш» в доме Вахи Бероева был только началом успешной работы Линды и Олега, за неделю они с подачи Залимхана, да и по собственной инициативе опергруппы, в порядке «зачистки», нашли ещё пару автоматов, ручные гранаты и несколько тротиловых шашек. О том, что Залимхан давал нужные адреса, знал только комендант; подполковник на клочке бумаги писал Смирнову название улицы и номер дома, говорил: «Проверь, Алексей. Пусть ваша Линда нюхнёт там. Глядишь, опять чего найдёте».
Комендант уже был наслышан о кинологе и его собаке, одобрительно высказывался об их работе и каждый раз при этом ронял:
— Молодцы!
Опергруппа работала, дел всё прибавлялось, оружие и боеприпасы регулярно теперь изымались практически во всех спецоперациях, но — странное дело! — в домах, где производились обыски, как правило, не оказывалось мужчин. Женщины лишь разводили руками да бросали на приезжих русских милиционеров недовольные, косые взгляды.
Капитан Смирнов говорил на эту тему с комендантом, Иван Алексеевич внимательно слушал оперативника, его аргументы, среди которых был и такой: Залимхан, давая адреса, тут же предупреждал о предстоящей операции и хозяев автоматов, мол, грядёт такого-то числа «зачистка», имей это в виду, и мужчины на какое-то время исчезали.
— Ну, может, ты, Алексей, и прав, — думал вслух подполковник. — Тогда помозгуй с ребятами, чего тут можно сделать. У вас, у сыщиков, мозги особые. Какую-нибудь проверку Залимхану организуйте, дезу ему запустите… Не знаю, сам соображай. Я ему, честно говоря, не особенно верю. Чеченец, что с него возьмёшь? Но польза всё-таки есть — оружие вы находите.
— Находим, — соглашался Смирнов.
— Но они не очень от этого страдают. Автоматов у них горы.
— И автоматов полно, и боевики где-то поблизости бегают, — в тон оперативнику рассуждал комендант. — Рамзан Гадуев в федеральном розыске, так же, как и Басаев. Да их у меня, вон, целый список — подполковник кивнул на сейф. — И Ваха этот, Бероев. Он же родня Залимхану и рассчитывать, что тот выдаст Ваху… сам понимаешь. Значит, ловушку ему надо устроить. Дом его вы теперь знаете, покараулить может быть, посидеть где-нибудь поблизости. Боевик он, этот Ваха, что тут непонятного?!
— Я подумаю, Иван Алексеевич.
— Подумай, Алексей… А изъятое оружие — это в любом случае хорошо. Это спасенные жизни наших ребят, да. Хотя оружие само по себе не стреляет. Боевиков надо искать.
— Стараемся, товарищ подполковник. Залимхан дал мне кое-какую информацию.
— Старайся, Алексей, старайся, — занято сказал комендант и потянулся к затрезвонившему телефону — звонили из Грозного, из ГУОШа.
* * *
О быте командированных в Гудермес милиционеров особой заботы на огороженной и заминированной территории педучилища никто не проявлял. Сорок пять суток — срок не такой уж и большой, считало начальство, молодые здоровые мужчины вполне могут и сами о себе позаботиться, обойтись, в частности, без столовой, какая в данный момент в здании не функционировала (да и раньше, говорят, здесь был только буфет). Словом, забота о пропитании стала делом рук самих омоновцев и оперов с собакой, хотя, ради справедливости, скажем, что и тем и другим выдали продукты, да и командировочные они получали. Кашеварить же приходилось самостоятельно.
Капитану Смирнову, как начальнику, с кухней возиться, разумеется, было не положено. Лёша Рыжков взялся за «УАЗ», «антилопу», посвящал машине всё свободное время, иначе та не стала, бы ездить. Оставались уральцы Шорохов и Шевцов, ну, и Александров Олег со своей Линдой. Но от собаки на кухне какая может быть польза? Разве опробовать варево…
Короче, кашеварили они по очереди. Кто-то из прежних жильцов их комнаты-класса оставил «Шмель» — старенький и капризный бензиновый примус, им автомобилисты любили пользоваться. Вот на этом «Шмеле», пока он благополучно потом не взорвался, Олег в числе других поваров-самоучек и кашеварил: тушенку разогревал, макароны варил… Муторное, конечно, это дело в таких примитивных условиях, особенно с мытьём посуды морока была, никого по доброй воле не допросишься тарелку за собой помыть, но кое-как наладилось и это, да и из посуды у них в комнате оказывались в обороте алюминиевые миски да кружки.
Линда, если она была не на улице, в будке, а в комнате, с интересом наблюдала за хозяином, который возился с обедом или ужином. Олег, видя внимательный её взгляд, посмеивался, иногда брызгал водой в её сторону, а чаще подбрасывал что-нибудь из еды. Особенно она была благодарна ему за кусочки шашлыка — это всё-таки мясо!
Неожиданным помощником доморощенных кашеваров стала некая Марьям, жившая поблизости от милицейской «крепости» — худенькая, невзрачного вида женщина, взявшая на себя роль буфетчицы. Правда, буфет, как таковой, комендант открывать ей не разрешил, но три-четыре раза в неделю Марьям со своей тележкой приезжала к воротам КПП, её знали, пропускали вовнутрь, и она торговала, всем, что привозила или что ей заказывали. Была она общительной, разговорчивой женщиной, рассказывала о себе охотно: мужа нет, дудаевцы убили его за непослушание и отказ воевать в их рядах, детей трое, все маленькие, в школу ещё не ходят, да и какая теперь школа!? Вон, и из педучилища милицейскую базу сделали… Денег никаких от государства она не получает, только от торговли и есть небольшой навар — едва-едва концы с концами сводит.