Но вы не можете не знать, как происходило ваше падение! Ведь вы были в полном сознании вплоть до удара о крону дерева?
— Да, я был в сознании:
— Почему же вы не помните, что с вами творилось в течение целых пятнадцати минут?
Кожин промолчал. В душе его происходила жестокая борьба: открыться полностью этому человеку или попытаться сначала самому во всем разобраться?…
Что, собственно, волнует доктора Коринту? Почему Кожин остался жив после падения на землю с высоты трех тысяч метров? Но это и для самого Кожина пока что загадка.
Да, он был в полном сознании. Но что он помнит? О чем может говорить как о достоверном факте? О мимолетном воспоминании детства? О странном ощущении полета? О сумасшедшем поведении секундной стрелки?… Разве это факты?… Разве стоит об этом говорить?…
А может, доктора интересует другое?… Но что? Кожину твердят, что он упал близ К-ова, в сорока километрах от места высадки десанта. Говорят: А что, если это неправда? Разве Кожин знает, где он находится? Разве он может полностью довериться этим людям? Кто этот лесник? Кто этот доктор? При чем тут какой-то немецкий офицер?… Эй, сержант, не забывай, чему тебя учили! Будь осторожен!
Враг хитер и коварен! Тебя лечат? Но это еще ничего не значит. С тобой, возможно, ведут какую-то тонкую и опасную игру!…
14
Увлеченный собственными мыслями, доктор Коринта не заметил внезапной перемены в настроении русского десантника и продолжал говорить с прежним жаром:
— Как видите, пан Кожин, я собрал много интересного, пытаясь пролить свет на вашу таинственную историю. Но это не все. У меня есть для вас еще одно сообщение. Эта новость может показаться несколько фантастической, и к вам она, наверное, не имеет никакого отношения, однако подумать о ней стоит.
— Еще что-нибудь от немецкого офицера? — с открытой неприязнью спросил Кожин.
— Да, от него же, — простодушно признался врач. — Правда, он сообщил мне это как своего рода анекдот, но их командование занимается этим всерьез. Дело вот в чем.
В ту ночь, когда вы так неудачно прыгнули с самолета, со стороны города Б. к нашему лесу пролетел какой-то загадочный бесшумный снаряд. Он летел с большой скоростью, постепенно снижаясь, и должен был упасть или приземлиться где-то в нашем лесу. Немцы считают его новым секретным оружием русских и каждый день рыщут по здешнему лесу в надежде найти его. А теперь слушайте внимательно. Я пометил на карте три пункта, где видели этот странный снаряд. В первом пункте его видели на высоте трехсот метров, во втором — на высоте ста метров, в третьем — не более пятидесяти. Если провести прямую через эти три пункта и продолжить ее с учетом постоянной тенденции снаряда к снижению, то получится, что он должен был упасть где-то возле той сосны, под которой мы вас нашли. Интересно, правда?
— Бред какой-то: — пробормотал Кожин и отвернулся. Сначала Коринта растерялся.
Он смотрел на затылок Кожина и хлопал глазами. Но потом понял, что русский ему не верит, и обиделся. Он медленно поднялся и заговорил в совершенно ином тоне:
— Вот что, пан Кожин. Если это военная тайна, можете мне ничего не говорить, но если это какой-то исключительный случай, о природе которого вы сами не имеете понятия, мы должны в нем разобраться. Сейчас не время для взаимного недоверия и подозрительности. Кроме того, надо помнить к о самой пагубной для нас возможности.
— Какой? — не оборачиваясь, бросил Кожин.
— Самой обыкновенной. Вся загадочность вашего появления в здешних лесах может оказаться просто мистификацией, подстроенной немцами с какой-нибудь провокационной целью. В таком случае всем нам в равной мере грозит гибель.
Кожин резко повернулся и, вызывающе посмотрев на Ко-ринту, сказал:
— Вам такой случай вряд ли чем-нибудь угрожает.
Людей, которые водят дружбу с немецкими офицерами, никто не заподозрит в искренней помощи партизанам!
На Коринту этот неожиданный выпад подействовал, как ушат холодной воды. С болью и грустью смотрел он на Кожина, потом горько вздохнул:
— Как вы несправедливы ко мне, пан Кожин!… Руки врача заметно дрожали, когда он прятал в карман очки и надевал шляпу. Не сказав больше ни слова, он ушел. И тут на Кожина набросилась молчавшая доселе Ивета.
— Зачем вы обидели доктора, Иван? — спросила она с укором.
Кожин угрюмо молчал.
— Вам не нравится, что он общается с немецким офицером? Вы поэтому скрываете от него правду?
— Если говорить честно, Ивета, то да, не нравится. Все не нравится! И то, что жив остался, и то, что очутился черт знает где, и что доктор появился, как по вызову, и эти его приятельские отношения с немецким офицером. Многое мне не нравится, а уж дружба с фашистом — это вообще ни в какие ворота!
Кожин помолчал, а потом добавил, словно про себя:
— Не хватало еще, чтобы и ты, например, целовалась с немцем!
Ивета залилась краской, но не сдалась.
— Вы ничего не понимаете, Иван! — воскликнула она. — Да, враг! Конечно, враг! Но вы забыли о нашей обстановке. Мне было двенадцать лет, когда нас забрали немцы.
Я успела вырасти при них. Вот как долго они сидят у нас на шее. Поэтому здесь все складывалось иначе, чем у вас. И отношение к немцам, и борьба с ними. Здесь ведь не было фронта. Они просто взяли и включили нашу страну в свою империю, сделали из нас протекторат. Ведь мы уже шесть лет считаемся глубоким тылом Германии! Неужели вам не объясняли этого?
— Объясняли, конечно, но все-таки:
— Что — все-таки? Доктор Коринта честный человек и настоящий патриот. Он всегда избегал немцев. А если он теперь и сблизился с каким-то офицером, то сделал это исключительно ради вас! А вы не доверяете ему, оскорбляете его!…
— Почему не доверяю?…
— Ну, скрываете от него что-то. Какая разница!
— Да ничего я от него не скрываю! Мне нечего скрывать? Я просто не понимаю, что ему от меня нужно. Мне твердят про К-ов, про сорок километров: А тут еще эта нелепость с каким-то загадочным снарядом!… Боюсь, что доктор сам его выдумал:
Только зачем ему?
— Доктор ничего против вас не замышляет, Иван! Мне даже удивительно, что вы можете подозревать его!
— Возможно: Кто знает. Поживем — увидим: Кожин под влиянием Иветы немного смягчился, но остался при своем мнении. Девушка понимала, что в таком сложном и вместе с тем совершенно беспомощном положении он просто не способен объективно воспринимать действительность, и не стала ему больше надоедать.
15
В два часа пополудни лесное безмолвие вокруг сторожки нарушил отдаленный гул мотора.
Кожин насторожился и вопросительно глянул на Ивету. Девушка.бросилась к слуховому окну, из которого просматривался значительный участок лесной дороги.
Вскоре на ней показался вездеход с группой немецких солдат в касках.
У Иветы неистово заколотилось сердце.
— Немцы! — крикнула она, отпрянув от окна.
— Много?
— Человек двадцать и офицер!
Она торопливо принялась наваливать на Кожина вороха сена. Сержант не сопротивлялся. Он лишь позаботился проделать в сене небольшое отверстие и приготовил пистолет.
«Живым не дамся», — подумал он с каким-то странным спокойствием.
Ивета снова приникла к слуховому окну, чтобы наблюдать за происходящим. О себе она в эту минуту не думала и даже не приготовилась, чтобы хоть как-нибудь объяснить свое присутствие в лесной сторожке. Лишь разглядев офицера и узнав в нем обер-лейтенанта Крафта, мельком представила себе его удивление и ярость при столь неожиданной встрече.
Вездеход тем временем остановился перед калиткой. Мотор умолк, но зато овчарка лесника подняла неистовый лай. Из сторожки вышел Влах.