Но не успел он сделать и десяти шагов, как раздался строгий окрик:
— Стой! Кто идет?
Кожин вздрогнул от неожиданности и остановился как вкопанный. От радости он даже забыл, что нужно ответить. Собравшись с духом, крикнул:
— Свой! Русский!
Вспыхнул фонарик и осветил Кожину лицо.
— Не наш! — сурово сказал один голос.
— Ясно, что не наш! — отозвался второй голос и тут же крикнул: — Руки вверх, приятель!
Кожин повиновался. Фонарик неотступно следил за ним. Быстрые руки обшарили его и выхватили из кармана пистолет.
Первый голос после этого спросил:
— Как попал сюда? Кто такой?
— Я сержант Кожин из десантной группы майора Локтева. Доложите обо мне майору.
— Кожин? Сержант Кожин?! Который без вести: Гонза, ступай разбуди майора! Скажи, что Кожин нашелся!… Погоди, сержант, не опускай пока руки! Это непорядок!… Как же ты все-таки попал сюда?
— Да уж попал: — неопределенно ответил Кожин. Через минуту стукнула дверь.
Раздался удивленный голос майора Локтева:
— Черт! Откуда ты взялся, Иван?!. Все правильно, ребята, это мой человек. Пошли!
Кожина повели по каким-то темным подземным переходам, пропитанным крепкими застоявшимися запахами. Потом распахнулась грубо сколоченная дверь, и Кожин увидел небольшой грот, тускло освещенный свечой.
6
На стенах блестела сырость. Тяжелый спертый воздух казался непригодным для дыхания. Обстановка была более чем скромной: стол, три ящика вместо стульев, две раскладные койки.
На одной из коек лежал смуглый бородатый мужчина. Увидев Кожина, он вскочил и сунул ноги в резиновые сапоги.
Локтев плотно прикрыл за собой дверь и остановился возле нее, внимательно разглядывая Кожина. Потом спокойно сказал:
— Здравствуй, сержант. Прибыл, значит? Это хорошо, что прибыл!
Он произнес эти слова по-русски и лишь после этого, словно спохватившись, обратился к бородачу по-чешски:
— Знакомься, Горалек. Это мой сержант Кожин. Тот самый:
У бородача оказался на диво густой и гулкий голос:
— Ишь ты! Выходит, сам пришел: Садись, сержант, отдыхай!
Кожин опустился на ящик. Устало подумал: «Осторожно принимают. Не верят. Ничего, потом поверят. Только бы не заставляли прямо сейчас все рассказывать. Дали бы сначала поесть да выспаться!»
Горалек словно прочел его мысли.
— Есть хочешь, шахтер? — спросил он.
— Честно говоря, хочу. Очень хочу! — признался Кожин. Перед ним появились колбаса, хлеб, бутылка пива. Кожин принялся за еду, а Локтев и Горалек молча на него смотрели. Когда он наелся и поблагодарил за угощение, майор спросил:
— Как же ты, сержант, в лагерь-то к нам попал? Провел кто?
— Никто не провел, я сам. Прилетел и спустился прямо на площадку: Я весь лес облетал, пока нашел вас! Локтев и Горалек переглянулись.
— «Прилетел, облетал»: Это как же понимать, сержант? В переносном смысле или буквально? — нахмурился Локтев и резким движением поправил накинутую на плечи шинель.
— Конечно, в буквальном, товарищ майор.
— Значит, прав оказался твой доктор? Летаешь?
— Так точно, товарищ майор, доктор Коринта оказался прав!
— А почему ты покинул сторожку, не дожидаясь приказа?
— У нас, товарищ майор, большая беда произошла. Нас предали. Доктора Коринту взяли, а я:
И Кожин скупо поведал о недавних событиях в К-ове. Когда он закончил свой рассказ, Горалек крякнул и поскреб бороду. Он впервые услышал о способности Кожина летать. Считая это дело заведомой чепухой, Локтев не рассказал ему о гипотезе Коринты. Поэтому бородач был просто сражен невероятной новостью. Он загудел так, что пламя свечи затрепетало и чуть не погасло.
— Что же это такое?! Майор, ты понимаешь что-нибудь? Ведь он врет! Мы его накормили, а он нам врет! Но ведь мы его сейчас же выведем на чистую воду!
— Я не вру, — сухо сказал Кожин.
Горалек даже растерялся от такой неслыханной наглости.
— Ну, знаешь: Если ты, парень, не врешь, то, значит, совсем спятил!
Вмешался Локтев:
— Успокойся, Горалек. Я тоже думаю, что он не врет. Иначе как бы он очутился в нашем лагере? Часовые, надеюсь, не спят?
— Еще бы: Я бы им показал спать!
— Значит, все ясно.
— Нет, не ясно. Ты что же, майор, думаешь, я поверю:
— Погоди, Горалек, скоро все поймешь. Майор подумал и обратился к Кожину:
— Вот что, сержант. Ты, я вижу, устал, поэтому сейчас, ночью, мы никаких проверок устраивать не будем. Время терпит. А завтра: завтра покажешь мне и товарищу Горалёку свое летное искусство. Покажешь, сержант?
— Покажу, товарищ майор. Это очень просто.
— Вот и хорошо. До завтра товарищ Горалек тебя извинит. А теперь идем, я провожу тебя на место.
Кожин поблагодарил Горалека за ужин и вышел вместе с Локтевым.
Снова они пошли по темным переходам, пока не очутились в просторном помещении, где слышался храп спящих.
Майор чиркнул спичкой, осветил пустую койку.
— Вот тебе и свободное место, Иван. Ложись и отдыхай. А завтра во всем разберемся.
Оставшись в темноте, Кожин сбросил куртку, сложил ее под голову и лег. Все тело его сразу заныло, как избитое.
«Налетался с непривычки», — подумал он.
Было приятно ощущать под собой прочную опору после многих часов, проведенных в зыбкой воздушной стихии; было приятно сознавать, что снова находишься среди своих; было приятно представлять себе, как удивятся завтра командиры, когда он покажет им свое умение двигаться в воздухе, и, может быть, именно потому, что все это приятное было прочным, надежным и неотъемлемым, в душе с новой силой поднялась тревога за Ивету, за доктора Коринту, за Влаха с Владиком. Как они проводят эту ночь? Каково им?
Он долго ворочался с боку на бок, пока усталость не взяла свое. Уснув же, он и во сне продолжал летать над темным незнакомым лесом, стараясь разыскать в нем своих пропавших друзей — Ивету, доктора, бородатого лесника и Владика.
7
Не спалось в эту ночь и командирам отряда. Сознавая свою вину перед Горалеком, Локтев во всех подробностях посвятил его в удивительную гипотезу доктора Коринты. Объяснил он ее по-своему, упрощенно, но тем не менее достаточно точно.
Уже поверив, что Кожин действительно умеет летать, майор говорил об этом без малейшей иронии, хотя и без особого увлечения.
Однако бородатый партизанский командир был человеком слишком здравомыслящим, чтобы с ходу поверить в такое чудо. К сообщению Локтева он отнесся крайне скептически. Он был уверен, что майор его разыгрывает.
— Никогда не слышал, чтобы шахтеры по воздуху летали, — загудел он насмешливо. — Акробаты в цирке — другое дело. Эти обязаны летать. Но шахтеры!… Нет, ни за что не поверю, пока своими глазами не увижу.
— Поверить трудно, — согласился майор.
— Послушай, друг, — с жаром заговорил Горалек. — Вот ты мне изложил теорию этого доктора Коринты. А скажи ты мне такое. Сам-то Коринта видел хоть раз, как Кожин летает?
— Когда я с ним говорил, у него не было ничего, кроме этой гипотезы. У Кожина ведь тогда еще гипс на ноге был.
— Не видел, а доказывал: Как хочешь, майор, а тут что-то нечисто. Перестал мне нравиться этот главврач, у которого жена немка. И Кожин из-за этого перестал нравиться. Боюсь, что парня втянули в какое-то грязное дело!
— В таком случае, Горалек, я снова вынужден спросить: как же он на базе очутился?
— То-то и оно!… Пойдем-ка, майор, проверим караулы и усилим их на всякий случай. Иначе мне не уснуть — сердце будет не на месте.
Майор с удовольствием согласился пройтись по воздуху. Ему хотелось покурить, а в гроте, который плохо проветривался через узкий дымоход в стене, курить было невозможно.