— Я не полечу! — упрямо повторил Пол-Человека. — Нет смысла. Мы не можем их победить, не можем их остановить, и бежать нам некуда. Ни я, ни флот не в состоянии сделать что-либо для спасения человечества. Рано или поздно каждый биологический вид понимает, что должен исчезнуть.
С этими словами Пол-Человека повернулся и вышел. И еще долгое время в зале заседаний висела напряженная тишина.
Констанция Вульф и Роберт Кэмпбелл строили планы на предстоящее бракосочетание. Во всяком случае, их строила Констанция. Роберт давным-давно отказался от попыток уследить за событиями и теперь примирился с тем, что оказался в центре организованного хаоса, без конца распивая чай и высказывая свое суждение по множеству вопросов, до которых в действительности ему не было дела. Больше всего ему хотелось целиком и полностью переложить бремя лидерства на плечи Констанции, но она утверждала, будто его мнение имеет для нее первостепенное значение, и слышать не хотела о том, чтобы оставить его в покое. Кроме того, следовало учитывать и внимание со стороны средств массовой информации. Предстоящее церемониальное бракосочетание первого конституционного короля и королевы чрезвычайно занимало общественность. Публика проявляла неусыпный интерес ко всем, даже самым мелким и несущественным, подробностям. Люди хотели видеть все, а поскольку Роберт не мог позволить себе оказаться на виду у народа в роли слабой половины счастливой четы, ему поневоле приходилось всячески демонстрировать свою активность и причастность к принятию решений. Пусть то и была одна лишь видимость.
Покои Констанции на верхнем этаже Башни Вульфов были битком набиты снующими туда-сюда людьми и звенели оживленной многоголосицей. Обсуждались, одобрялись и примерялись бесконечные наряды. Приносились и расставлялись букеты. После нескольких фраз благодарности и восхищения (а также незаметной проверки на предмет взрывчатых веществ) принимались, но откладывались в сторону подарки. И главное, вновь и вновь обговаривались все детали блистательной церемонии. Курьеры, поставщики товаров, представители обеих семей — все жужжали вокруг Констанции, как пчелы вокруг редкостного и драгоценного цветка.
Единственное, что облегчало участь Роберта, это дворецкий Бакстер, настоящий джентльмен, умевший внушить уверенность.
В связи с исчезновением и предполагаемой смертью конституционного монарха возникла необходимость возведения на престол нового короля. А это еще больше подогревало всеобщий интерес к предстоящей свадьбе. Кроме того, события в Империи развивались по столь мрачному сценарию, что народу настоятельно требовалась хоть какая-то отдушина. Люди желали отвлечься от невеселой действительности, а потому с увлечением следили за всеми подробностями сего великого матримониального действа. Кандидатов в женихи, честолюбивых и корыстных, было великое множество. Но Констанцию никто из них не устроил: неожиданно для всех она предпочла Роберта Кэмпбелла. Парламент пришел в бешенство, а вот народ, напротив, принял этот выбор с восторгом. Очень уж это походило на романтичную историю о чистой и страстной любви между представителями двух кланов, враждовавших на протяжении столетий. И вот они, преодолев силой своей любви все препоны, счастливо воссоединятся на фоне всеобщего ликования. Так или иначе, церемония готовилась в соответствии с традициями семьи Кэмпбеллов, а не Охотников за Смертью, и Роберт не раз удивлялся, во что позволил себя втянуть.
У него и в мыслях не было становиться королем, хоть конституционным, хоть каким угодно. Единственное, чего он хотел, — это иметь в своем распоряжении собственный звездный корабль и командовать им в качестве капитана Имперского флота. Увы, долг перед семьей не позволял мечтам осуществиться. Роберту вообще казалось, что большую часть жизни ему приходилось следовать путями, выбранными за него другими. Но на сей раз, по крайней мере, этот выбор оказался не так уж плох. Он любил Констанцию всем сердцем и никогда не переставал изумляться тому, что такое чудесное существо могло ответить ему взаимностью. Они боролись со взаимным чувством, пытаясь заглушить голос собственных сердец, ведь Констанция была предназначена легендарному герою — Оуэну Охотнику за Смертью. В таких обстоятельствах даже слух о любви Констанции к Роберту вызвал бы грандиозный скандал.
Получив известие о предполагаемой гибели Оуэна, Констанция, как и подобало, оплакала его, но не в качестве возлюбленного, а лишь как человека, которого она уважала и которым восхищалась. Роберт, со своей стороны, до сих пор время от времени опасался неожиданного возвращения Оуэна, а потому желал, чтобы свадьба состоялась как можно скорее. Если Охотник за Смертью чудесным образом воскреснет, то пусть это случится, когда он, Роберт, будет уже повенчан и коронован. У него почти не было сомнений, что, оказавшись перед фактом, Оуэн отнесется к случившемуся с пониманием, ведь он всегда был достойным человеком.
Во всяком случае, Роберту очень хотелось в это верить. Потому что, если Оуэн не поймет… если он разгневается…
Об этом Роберт старался не думать. Он видел репортажи с Локи. О том, что учинил там столь же легендарный Джек Рэндом. О мертвецах, болтавшихся в петлях на городской стене, как жуткие плоды отвратительного дерева. Если уж один из самых уважаемых вождей восстания впал в подобное кровавое безумие, то страшно подумать, чего можно ждать от Охотника за Смертью, который и так лишился в своей жизни слишком многого. Днем Роберт находил дела, которые его отвлекали, но по ночам, случалось, просыпался в холодном поту и боялся засыпать снова.
Он заставлял себя сосредотачиваться на текущих проблемах, потому что с ними, при всей их сложности и многообразии, он мог как-то справиться.
В настоящий момент вокруг него суетился его дворецкий Бакстер, а сам он, стоя перед высоким, в полный рост, зеркалом, примерял свадебный наряд. Поначалу Роберт хотел венчаться в своем старом флотском мундире, но эта идея была отвергнута как неподобающая. Будущему королю не следовало демонстрировать профессиональные или какие-либо еще пристрастия. Вот почему сейчас на нем был официальный вечерний костюм, черный, перехваченный золотистым поясом. Правда, воинских наград на груди красовалось столько, сколько могло там уместиться. Роберт старался не слишком гордиться своими медалями, он знал, что его лучшие люди погибли только потому, что оказались в неудачное время в неудачном месте. Но, так или иначе, сверкающая, многоцветная россыпь орденов на его широкой груди выглядела весьма впечатляюще.
И все же…. высокий, жесткий воротничок раздражающе подпирал подбородок, а тесный покрой фрака едва позволял глубоко вздохнуть или расправить плечи. Вдобавок стрелки на брюках оказались неровными, а туфли на размер больше, чем нужно. Наверное, для первой примерки подобные недоработки можно было бы признать вполне терпимыми, но эта примерка, к сожалению, была уже шестой, а особых улучшений не происходило. Тяжело вздохнув, Роберт сменил перед зеркалом несколько поз, но в любой из них казался себе кем-то другим.
— Никуда не годится, — промолвил он, обращаясь к Бакстеру. — Убери к черту эту обезьянью шкуру и достань мой старый добрый капитанский мундир. Я не желаю выглядеть на собственной свадьбе так, будто в последнюю минуту взял костюм напрокат.
— Сударь, наш лозунг — терпение и еще раз терпение, — невозмутимо изрек Бакстер. — Да, наряд далек от совершенства. Но мы определенно движемся в нужном направлении. Кроме того, по-моему, вопрос насчет военного мундира уже решен. Облик конституционного монарха не должен ассоциироваться с реальными властными полномочиями, особенно военными. А привыкнуть к новому костюму будет нетрудно, надо лишь произвести еще несколько переделок. Зато какой щеголеватый вид!
— Я выгляжу как портновский манекен! Одежда не должна быть такой тесной. Это противоестественно. И неужели я должен носить на шее эту чертову летучую мышь?
— Да, сударь, без черной бабочки тут никуда. Но беспокоиться не о чем: я буду на месте и в нужный момент повяжу ее. Завяжу как надо и нужным узлом.
Роберт глубоко вздохнул:
— Церемония будет долгой, так ведь?
— Несомненно, сударь. Нынешняя программа рассчитана как минимум на два часа. Может быть, больше. Это, разумеется, не считая официального приема, который состоится потом. Спичрайтер все еще трудится над вашей речью. Но госпожа стоит того, не так ли, сударь?
— О да, — сказал Роберт с задумчивой улыбкой. — Она и не того стоит!
Уютно устроясь у стойки, Тоби Шрек и его оператор Флинн тихонько спорили, нуждается ли отснятый Флинном материал в закадровом тексте самого Тоби или же можно обойтись комментариями участников церемонии. Если склониться к последнему, то не лучше ли им написать и отрепетировать эти «непринужденные высказывания» заранее. Роберт, конечно, человек приличный, но он не привык проявлять остроумие и красноречие по команде. Застигнутый врасплох, он может ляпнуть такое, что лучше не пускать в эфир. Тоби считал это отголоском его военного прошлого.
Глава информационной службы «Имперских новостей» обычно поручал освещение такого рода событий специалистам по светской и официальной хронике. Но Констанция настояла на его личном присутствии. Похоже, его репортажи о восстании произвели на нее сильное впечатление, а владельцы «Имперских новостей» всегда были рады оказать ей услугу в обмен на эксклюзивное право освещения церемонии. Услышав эту новость, Тоби шумно протестовал, но толку от этого, разумеется, не было никакого. Свадьба и коронация обещали стать важнейшим событием не только года, но и тысячелетия. За исключительное право освещать эти события «Имперские новости» готовы были сдать Тоби с душой и потрохами.
— Здесь сенсацией и не пахнет, — в который раз натянуто заявил Тоби, облокотясь о столик, зловеще скрипнувший под его весом. Репортер не обратил на это ни малейшего внимания. Проигнорировав антитабачную кампанию, он затянулся очередной сигарой. — Какие тут, к черту, сенсации. Вот то, что Джек Рэндом тронулся умом, это новость так новость. Но встретить его в космопорту мне не позволили.
— И правильно сделали, — невозмутимо заметил Флинн. — За вопросы, которые ты собирался задать, он убил бы нас на месте. Говорят, что в последнее время Рэндом взрывается из-за каждой мелочи, точно бомба. Ну, а Руби Джорни всегда была такой…
— Точно, всегда была полнейшей психопаткой.
— Вот именно, а меня не тянет к психопатам. По мне, так здесь куда лучше. По крайней мере, никто в нас не стреляет.
— Это до поры, — угрюмо пообещал Тоби. — Есть уйма людей, которым эта затея со свадьбой не по душе. Они попытаются ее сорвать. Ты заметил, какая охрана выставлена вокруг дворца? В последний раз я видел такое количество вооруженных людей во время восстания, когда шли бои. Ох, Флинн, признаться, я порой тоскую по тому горячему времечку. Помнишь, где ты тогда был?
— Еще бы не помнить, — отозвался Флинн. — Прямо на линии огня. Только вот я по тем дням ни чуточки не тоскую. Мне куда больше по нраву снимать светскую хронику. Тишь да гладь, учтивые физиономии, дармовое угощение, а главное, в одном месте собрано столько великолепных нарядов, что дух захватывает. Как ты думаешь, если я очень попрошу, позволит мне Констанция незаметно примерить несколько платьев?
— Даже и не мечтай! — строго заявил Тоби. — Констанция, она, может быть, и не стала бы возражать. Но вот Роберт. Боюсь, он куда щепетильнее в подобных вопросах. Кроме того, вы с ней разной комплекции, а случись тебе что-то растянуть или, не ровен час, порвать, за порчу наряда придется заплатить. С каких, хотелось бы — знать, барышей? Ручаюсь, любой из этих балахонов с оборками стоит больше, чем мы с тобой зашибаем за год. Но, если будешь паинькой, я, так и быть, замолвлю за тебя словечко: спрошу, нельзя ли тебе стать подружкой невесты.
Тоби огляделся по сторонам и снова завел свою пластинку:
— Но вообще-то классному репортеру здесь делать нечего. Ни тебе сенсаций, ни настоящих новостей. Это жизнерадостное шоу для поднятия общественного духа. Надо отвлечь людей от сводок с фронтов, которые, что ни день, то хуже. Я слышал, что бои на аренах теперь ведутся не прекращаясь, круглые сутки. Гладиаторские схватки, разного рода шоу, королевские свадьбы: все это явления одного порядка. И цель у них одна — задурить простым людям мозги. Меня от всего этого мутит. Как бы не сблевануть.
— Надумаешь блевать, вон, справа, валяется не подошедший жениху цилиндр. Воспользуйся им, а то ковер тут, знаешь ли, не дешевле платьев, — съязвил Флинн.
— Внимание! — внезапно шепнул Тоби. — Включай камеру, только тихонько. Сдается мне, сейчас мы подловим нашу счастливую пару на их первой настоящей ссоре.
Роберт решил отвлечься, перекинувшись парой фраз с невестой. И это обернулось их первой настоящей размолвкой. Надо сказать, что Констанция всегда была и оставалась фанатичной поклонницей гладиаторских боев. На главной арене Вульфы держали собственную ложу, а потому имели возможность лицезреть жестокие схватки, страх, страдания, смерть и орошающий песок поток крови в непосредственной близости. Констанция не пропускала ни одного сколь бы то ни было значимого боя и выражала свои чувства весьма эмоционально. Всех лучших бойцов она знала по именам. Она могла с пылом подлинного болельщика подробно перечислить все их победы и поражения. В юности Констанция была поклонницей Железного гладиатора и даже посылала ему восторженные письма в надушенных конвертах. Кровопролитие, вершившееся прямо на глазах, неизменно повергало ее в крайнее возбуждение.
Роберт считал бои на арене варварством, пробуждающим самые низменные инстинкты. Он полагал, что эти бои необходимо запретить по соображениям морали. Разумеется, им случалось затрагивать эту тему и прежде, однако раньше они, не желая ступать на зыбкую почву, просто сходились на том, что каждый остается при своем. Однако сейчас Констанция заявила, что им придется обойтись без репетиции свадебной церемонии, потому что она не может пропустить смертельный поединок двух своих любимцев. Роберт принял это в штыки. Спокойные, рассудительные доводы очень быстро уступили место возбужденной перепалке. Как только разговор пошел на повышенных тонах, все окружающие отступили подальше, на тот случай, если счастливая чета
— Ты не смеешь указывать, что мне можно, а чего нельзя! — кипятилась Констанция, яростно сверкая глазами. — Я не позволю называть мое увлечение жестоким и бесчеловечным!
— Пойми, — убеждал ее Роберт, изо всех сил стараясь не сорваться на крик, — в этой войне я видел гибель множества достойных мужчин и женщин. Смерть и страдания не могут быть развлечением или забавой! Это всегда горе, не говоря уже о том, что хорошие бойцы гибнут понапрасну. Если уж они так охочи до битвы, пусть вступают в вооруженные силы и отправляются сражаться с настоящими врагами. Благо, таковых у нас более чем достаточно. И уж позволь мне заметить, что при всей твоей увлеченности этой «забавой» я что-то не припоминаю, чтобы ты прицепила меч и сама вышла сразиться на арену.
— Да, не видел и не увидишь. Гладиаторы не такие, как все мы, но именно это и делает их настоящими героями. Ради нас, своей публики, ради чести, славы и поклонения они ставят на кон свои жизни.
— Спору нет, среди них попадаются подобные психопаты, равно как и кровожадные маньяки-убийцы. Но таких немного. Большинство же выходит на арену ради денег, это их шанс выбиться из беспросветной бедности. Единственный шанс сделаться богатыми и знаменитыми. Слава в этом сомнительная, а чести нет никакой!
— Все ясно, — холодно сказала Констанция. — И чего ты хочешь от меня?
— Да ничего, — ответил Роберт после затянувшейся паузы. — Просто довожу до твоего сведения, что ты заблуждаешься.
Жених и невеста с вызовом уставились друг на друга: ни он, ни она не отводили глаз. Тоби затаил дыхание и тихонько молился об одном: лишь бы только не подвела Флиннова камера.
Воцарилось такое напряжение, что казалось, будто сам воздух в помещении сделался плотным, хоть ножом режь.