Непонятный предмет вонзился в круглую доску, висящую на противоположной от Нади стене, и оказался маленьким дротиком с красным оперением, предназначенным для игры в дартс. Однако Надя играла во что-то другое — к доске канцелярскими кнопками была прикреплена фотография Даниеля, друга Себастьяна и совладельца детективного агентства. Брошенный Надей дротик воткнулся сияющему белозубой улыбкой Даниелю прямо в переносицу. Другой дротик, с зеленым оперением, очевидно, брошенный раньше, торчал у бедолаги из левого уха.
Такое непочтительное отношение секретарши к одному из начальников объяснялось просто: Надю и Даниеля связывало давнее и прочное чувство, которое, за неимением более подходящего определения, приходится называть любовью, хотя вряд ли этим словом можно назвать их бурные отношения, сплошь состоящие из внезапных переходов от всепоглощающей страсти к испепеляющей ненависти.
— Опять поссорились? — скорее констатировала факт, чем спросила я, торопливо отпрыгивая в сторону — подальше от линии огня.
— Нет, — с равнодушным и крайне утомленным видом ответила Надя. — Расстались навсегда.
Я сделала над собой усилие, чтобы не начать мерзко хихикать — на столе рядом с Надей лежали еще несколько дротиков, и мне совсем не хотелось, чтобы они попали в меня. И сдавленным голосом поинтересовалась:
— А что ты здесь тогда делаешь?
— Жду его.
Я похлопала ресницами и спросила:
— Зачем?
— А чтобы прикончить, — будничным тоном ответила Надя и метнула еще один дротик. Фотографический Даниель лишился одного из передних зубов.
— За что такая немилость? — Я уселась в кресло возле камина и, скинув туфли, протянула ступни к огню.
Надя кинула последний дротик, повредив Даниелю бровь, села на стол и возмущенно сказала:
— Нет, ты только представь себе! Вчера он где-то пропадал целый день — целый день! — и за весь день ни разу мне не позвонил.
— Может, ему было некогда? — осторожно предположила я.
Надя фыркнула:
— «Некогда»… Запомни, такого слова не существует! «Некогда», так же как и «не могу», означает только одно: «не хочу».
— Ну, я бы не утверждала так категорично… А почему ты не позвонила ему сама?
— Я звонила, — зловеще заговорила Надя, но у него было занято! И не надо на меня так смотреть — это только начало. Поссорилась… то есть рассталась я с ним не из-за этого. То есть не только из-за этого.
Я сделала внимательное и понимающее лицо.
— Ну, так вот, — продолжила Надя. — Целый день его нет. Я сижу дома. Жду. Делаю всякие салатики вкусные, чтобы успокоиться. Думаю: вот придет, зараза такая, а я ему бац — «оливье», бац — «мимозу», бац — рыбный! И не в морду кину, а на стол перед ним поставлю. И ругаться с ним не буду, чтобы ему самому стыдно стало. Чтобы он понял, как был неправ! А еще баклажанов всяких потушила. Пиццу с грибами приготовила, чтобы сунуть в духовку, когда он появится. Представляешь?
— Ага, — ответила я, изо всех сил пытаясь не захлебнуться слюной.
— И вот это чучело появляется… за двадцать минут до полуночи! — Надя негодующе нахмурилась и выразительно посмотрела на меня, ожидая сочувствия. Я послушно изобразила праведный гнев, хотя в действительности меня продолжал душить смех. — Я встречаю его у порога. И, заметь, не с крышкой от чугунной кастрюли. Не со шваброй. Даже не с пепельницей, полной окурков.
— А с чем? — утробным голосом спросила я, чуть не подавившись едва сдерживаемым хохотом.
— С пустыми руками! Которыми его и обнимаю. Возле порога. Вместо того чтобы стукнуть его по голове, огреть по спине или посыпать пеплом! А он этого словно не замечает. Чмокает меня в щеку, как неродную, бормочет, что ужасно устал, не извиняется за то, что где-то шлялся целый день, и даже не думает рассказать, чем занимался!
Надя возмущенно фыркнула, а я притворилась, что закашлялась.
Ссоры между Надей и Даниелем всегда проходили в стиле гонконгских боевиков — со множеством опасных для жизни поединков и головокружительных трюков. Тем смешнее было слушать рассказ Нади о том, как она не стала убивать Даниеля, несмотря на острое желание.
— Я и это стерпела! — продолжала Надя. — Пока он возился в душе, накрыла на стол, зажгла свечи, переоделась в красный кружевной пеньюар… Что с тобой такое?
— Ничего, — ответила я, издавая оглушительный кашель, чтобы скрыть смех, и вытирая навернувшиеся на глаза слезы. — Простудилась, наверное.
— Молоко с медом выпей на ночь, — сурово посоветовала Надя. — Подожди-ка, я тебе сейчас чаю сделаю.
Включив электрический чайник, она полезла в шкафчик за заваркой.
— А дальше что? — переведя дух, спросила я.
— Дальше? Дальше он приперся из душа, плюхнулся на диван, сожрал единым духом все, что я приготовила, даже не взглянув в мою сторону, хотя за то время, пока он лопал, я сделала, наверное, двадцать кругов по комнате…
Пользуясь шумом чайника, я тихонько закудахтала.
— …А когда я, включив медленную нежную музыку, пошла к нему эротичной походкой, он даже не шелохнулся! Просто сидел, откинувшись на спинку дивана. Я кралась к нему в полумраке походкой дикой пантеры…
— Ой, не могу! — еле слышно простонала я.
— ..А он не говорил ни слова! — Надя со звоном отшвырнула чайную ложку. — Но самое ужасное произошло, когда я подошла и медленно опустилась к нему на колени, чтобы поцеловать его. Едва я приблизила свои губы к его губам… он…
Голос Нади задрожал, и я с изумлением увидела, что по ее орехово-смуглой щеке побежала слеза.
— Что он сделал? — испуганно спросила я.
— Он захрапел! — взвыла Надя.
И тут мои силы иссякли. Я согнулась пополам и захохотала так, что вокруг все зазвенело.
Издав оглушительный вопль, Надя кинулась ко мне.
— Предательница! — рычала она, хватая меня за плечи и тряся так, словно собиралась сделать коктейль из моих внутренностей. — Тебе смешно?! Подруге плюнули в душу, а ты смеешься…
Но добилась она только того, что я стала икать от смеха. Сопротивляться или возражать у меня не было сил.
— Это еще что такое? — раздался грозный голос за спиной у Нади. От неожиданности она разжала руки, и я повалилась обратно в кресло, совершенно обессиленная.
Себастьян, невыразимо элегантный, в белом кашне поверх длинного черного плаща, сложив руки на груди, смотрел на нас с ироничным недоумением.
— Я с тобой не собираюсь разговаривать, — насупившись, заявила Надя. — И с твоим другом тоже! И с этой… — она кивнула в мою сторону, — предательницей…
— Так. Все ясно, — сказал Себастьян, провожая взглядом Надю, которая с грохотом уселась за письменный стол и, уткнувшись в монитор компьютера, ожесточенно забарабанила по клавиатуре.
Укоризненно покачав головой, Себастьян уселся на край стола и мягко сказал:
— Сегодня ночью я проснулся оттого, что на нашем общем балконе кто-то громко всхлипывал. И поскольку совершенно невозможно, чтобы подобные звуки производил Даниель, то становится очевидным, что это была ты. Сие очень и очень странно, потому что из всех девушек, которых мне приходилось встречать за время моего пребывания среди людей, ты — самая несентиментальная и не склонная к проливанию слез.
Надя молча лупила по клавиатуре.
— Из чего я заключил, что дело серьезно. А утром ко мне прибежал Даниель, бледный и страшно расстроенный. Оказалось, что ты собрала вещи и ушла, не попрощавшись. Это еще более странно, потому что обычно ты уходишь, выяснив отношения до победного конца. А вы вчера не ссорились совсем. В противном случае я, как ваш ближайший сосед, услышал бы все первым и в мельчайших подробностях.
Надя продолжала долбить по клавишам.
Себастьян вздохнул и, спрыгнув со стола, присел на корточки.