Через минуту повернулся ко мне вновь и как бы невзначай бросил:
— Ну ладно, нельзя так нельзя… Последний взрыв он где собирался устроить?
Тут меня осенило, как избежать неудобных для меня вопросов.
— Где были первые три, помните?
— Более-менее.
— На всякий случай напомню. Первый взрыв произошел неподалеку от города Марбат, что на юго-востоке Аравийского полуострова. Снесло радиолокационную станцию и ферму по разведению овцеверблюдов или как там они их называют. На Евклида никто бы не подумал, если бы взрыв не произошел точно в указанное им время — в полдень, за три дня до начала конференции. Спустя сутки взорвался океанариум на юге Цейлона. Рыбу, что была там, если вас интересует, собрали и скормили слонам, которые ни капельки не пострадали…
— Строго между нами: слоны рыбу не едят, — вставил дотошный инспектор.
— Вы так думаете? Надо же… Спасибо, инспектор, вы открыли мне глаза, — я с жаром потряс ему руку. — Я понял, рыбу скормили службе безопасности. В назиданье. То-то, думаю, она так странно выглядела. Не служба, а рыба…
— Бросьте паясничать. Рассказывайте дальше, — строго приказал он.
— А я что делаю? Это вы меня перебиваете. Если вам так хорошо известно про слонов, то, вероятно, вам известно, что конференцию планировали провести если не в самом океанариуме, то во всяком случае на Цейлоне, поэтому второй взрыв всех здорово напряг. А третий взрыв не столько напряг, сколько удивил, поскольку произошел он на северном острове архипелага Агалега в Индийском океане. Теперь слушайте. Между Агалега и Цейлоном три тысячи двадцать восемь километров. Между Цейлоном и Марбатом — столько же. Как вы уже догадались…
— Между Марбатом и Агалега тоже три тысячи двадцать восемь, — инспектор и вправду догадался.
— Ну да, плюс-минус. Короче, эпицентры взрывов образуют равносторонний треугольник. Запомнили?
— На то он и Евклид, — со знанием дела кивнул Виттенгер.
— Да, за любовь к симметрии террориста прозвали Евклидом. Зная все это, вам уже не составит труда сообразить, где Евклид планировал произвести последний, четвертый взрыв. В его предупреждении было сказано, что взрыв произойдет в шесть утра в день открытия конференции. Даю вам, как водится, три попытки.
Первую попытку Виттенгер использовал тридцатью секундами спустя:
— В центре треугольника, очевидно, — с сомнением в голосе предположил он. Наверное, он понимал, что такой ответ слишком очевиден, чтобы быть правильным. — В центре есть что-нибудь?
— Косяк анчоусов и то не всегда.
— Ладно, дайте подумаю.
Он начал думать. В это время корабль, наконец, отчалил, и Пересадочная Станция медленно поплыла в сторону. По кораблю объявили, что сейчас последует импульс. Все двести пассажиров молча содрогнулись в предвкушении перегрузок и приступов космической болезни.
— Как я это не люблю, — прохрипел инспектор, вцепившись в подлокотники. Вряд ли сейчас он размышлял над моей задачей. Но в перерывах между импульсами в голове у него все-таки что-то содержательное происходило, поскольку один раз он спросил:
— Шесть утра, это по цейлонскому времени?
Я ответил, что шесть утра на Земле бывает только на Цейлоне. Мозг Департамента Тяжких Преступлений Службы Общественной Безопасности планеты Фаон продолжал усиленно работать в том же направлении:
— А на какое время было назначено открытие конференции?
— На десять. Вы на правильном пути, — подбодрил я его. Он опять задумался.
На предпоследнем витке, инспектор не выдержал:
— К черту вашу угадайку. Я вам что, курсант из полицейской академии?! Не хотите говорить, не говорите!
— Так говорить или не говорить? — поинтересовался я у приунывшего инспектора. — Ладно, не буду вас мучить.
Взрыв должен был произойти не в центре треугольника, а над ним, на высоте две тысячи четыреста километров.
Инспектор даже присвистнул (раньше такого я за ним не замечал).
— Пирамида! Ну Евклид, ну он дождется, — почему-то пригрозил он террористу.
— Тетраэдр, — уточнил я.
— Там был корабль?
— Да. Пассажирский корабль, который вез одну из делегаций. Они едва успевали к открытию конференции.
— Откуда? Откуда, спрашиваю, делегация? — заметив, как напряженно я разглядываю текст на планшете, повторил он вопрос.
— В том-то и дело, что с Ауры, — ответил я.
Впрочем, никакой реальной связи между взятым в дорогу чтивом и конференцией по межпланетному сотрудничеству я пока не видел.
После приятного музыкального вступления, голос из репродуктора объявил: «Господа пассажиры, мы находимся на высоте две тысячи четыреста километров над поверхностью Фаона. Через два с половиной часа наш корабль совершит посадку…», ну и так далее. Виттенгер побледнел.
— Не рванет?
На самом деле, он употребил менее литературное выражение.
— Все может быть, — сказал я, будучи немного не в себе от таких совпадений. Инспектор притих до самой посадки.
Видимо, не все может быть, раз мы благополучно приземлись. Это обстоятельство так обрадовало моего попутчика, что на стоянке флаеров, перед тем как расстаться, он долго благодарил меня за приятно проведенное время, за интересную и поучительную беседу и за все такое прочее. Я отвечал ему тем же, и мы расстались еще большими друзьями, чем были до того.
2
Начавшись вчера вечером, дождь продолжал лить и сегодня. Последний дождь в этом году, как заверили меня коллеги из Отдела Стратегического Планирования. Я с ними связался еще с пересадочной станции — хотел узнать про погоду. Ответил мне зануда Нимеш. Он сказал, что, мол, зря я думаю, будто спрашивать у него про погоду — это очень остроумно, а если и остроумно, то не ново: мол, их подобными вопросами уже достали. Я ответил, что если он не знает, то пусть так и скажет и перекоммутирует меня на справочную метеослужбы. Тогда он предложил поспорить на сотню, что в день моего прилета пойдет последний в этом году дождь.
Спорить я отказался под тем предлогом, что ему нечем ответить — так я намекнул, что все деньги вРедакции зарабатывает наш Отдел Оперативных Расследований, а Нимеш и прочие только штаны протирают. Но если говорить серьезно, дожди на Фаоне такая же редкость, как температура выше пятнадцати тепла, поэтому уже второй дождь за год может стать последним. Нынешний дождь был по меньшей мере третьим, и Нимеш, предсказывая, ничем не рисковал, в отличие от меня, рисковавшего целой сотней. Кстати сказать, за «дело Евклида» я больше и не заработал, потому что мой босс согласился на время конференции отрядить своих сотрудников в штат правительственной охраны исключительно из политических соображений. Получается, Доусон не первый, кто избавляет меня от политических забот. Взамен, мне позволено исполнять черную работу: обезвреживать бомбы, ловить преступников, спасать простых и не очень простых граждан от всевозможных бед, — в общем заниматься всем тем, чем обычно занимаются рядовые сотрудники Отдела Оперативных Расследований, сокращенно ООР или просто Отдел.
Только вчера я прилетел с Земли, а уже сегодня, с утра пораньше, спешу предстать пред Шефом с полным отчетом о проделанной работе. С тех пор как Шеф возглавил ООР, сотрудникам запрещено упоминать его имя всуе, поэтому он до пенсии проходит в Шефах.
Название нашего агентства еще секретней, чем имя Шефа, поэтому я, как все остальные сотрудники, называю агентство «редакцией». Почему именно «редакция», а не, скажем, «ассенизация» или «трепанация» — я объясню позднее.