После долгих мучительных поисков, за время которых мне попались под руку перочинный нож, банка с кремом, солнцезащитные очки, флакончик духов, газовый баллончик, фонарик, мобильный телефон и колода гадальных карт, я, наконец, извлекла на свет божий зеркальце, но воспользоваться им не успела, потому что обнаружила рядом незаметно подошедшего Кирилла.
— Как настроение? — Его зубы, продемонстрированные в дружелюбнейшей улыбке, так сверкали, что я задалась вопросом, не сгодятся ли они мне вместо зеркала.
— Рабочее, — без энтузиазма сообщила я.
— Ты извини меня за вчерашнее, ладно? Кажется, я вел себя как идиот…
— Не «кажется», а совершенно точно!
— …Понимаешь, стресс да еще спиртное. Прости, ладно? Мир?
Если бы не работа, я бы ему показала, где раки зимуют. Но, увы! Хоть я и Баба Яга, придется быть милой.
— Мир, — со снисходительной усмешкой ответила я.
— Тогда — по коням! Мы с тобой и одним из отцовских дубов едем на этом першероне. — Кирилл похлопал джип по лоснящемуся боку. — А Борька с Юлькой — вон на том арабском скакуне.
Роль арабского скакуна исполнял черный «Ниссан Максима», похожий скорее на бегемота, чем на лошадь, но делиться с Кириллом этим зоологическим наблюдением я не сочла нужным.
Кирилл простился с отцом и влез на заднее сиденье джипа, где уже сидела я в обнимку с рюкзаком, один из геометрических молодых людей уселся рядом с линялым водителем, и мы тронулись в путь.
— Насчет Бориса я поняла — это твой двоюродный брат, — сказала я, когда мы выехали из гаража. — А Юля кто? Его девушка?
— Да нет, — ответил Кирилл, ухмыляясь. — Вообще—то она моя девушка.
Очень надеюсь, что мне удалось не выдать своего изумления.
Вернувшись из прошлого в настоящее, я снова посмотрела на часы. Минутная стрелка передвинулась на десять делений.
Конечно, сам по себе факт, что у молодого, привлекательного, обеспеченного мужчины есть подруга, не явился чем—то удивительным. Не удивляло и то, что, несмотря на наличие подруги, этот самый мужчина пытался завязать более чем близкие отношения с одной старинной знакомой барышней. Странно было другое…
Дача, как и весь поселок, стояла посреди соснового бора, там, где деревья росли особенно часто, так что ни о каком саде или огороде на приусадебном участке речи идти не могло. Я подумала, что такая дача идеально подошла бы мне, с моими выдающимися агрономическими способностями и прискорбным неумением отличить сорняк от полезного растения — за исключением тех случаев, когда на полезном рае— гении уже выросло что—нибудь съедобное или распустилось что—нибудь красивое.
У ворот нас встретил прямоугольный помощник Листовского. Оказывается, он специально выехал пораньше, чтобы подготовить дачу к нашему приезду. Разумеется, имелась в виду не влажная уборка и мытье окон, а тщательный осмотр дома от чердака до подвала и каждой кочки участка на предмет обнаружения мин, фугасов, затаившихся снайперов и взбесившихся бензопил. К счастью, ничего похожего найдено не было, так что мы со спокойной душой могли раскидать вещи по комнатам и собраться на просторной веранде, чтобы насладиться чаем из пятилитрового электрического самовара и картошкой в мундире, быстренько сваренной расторопным безликим водителем, имя которого, в противовес неброской внешности, оказалось весьма запоминающимся: Варфоломей.
Наблюдая за сидящими вокруг стола, я про себя удивлялась причудливости их отношений. Юля, представленная мне как девушка Кирилла, почему—то почти не привлекала его внимания. Вместо этого он сосредоточился на мне — и очень зря, потому что меня это жутко раздражало. Борис молчал, с отсутствующим видом разламывая кусок хлеба на мелкие крошки, словно собираясь снова превратить его в муку. Разговор за столом не клеился.
Наконец Юля демонстративно зевнула и громко произнесла:
— Я собираюсь на озеро. Борь, ты со мной? Борис кивнул, по прежнему не говоря ни слова.
Когда они поднялись из—за стола, Юля сказала, обращаясь уже к Кириллу:
— После озера мы пойдем, навестим деда с бабкой, так что вернемся поздно.
— Как хотите, — не слишком вежливо ответил Кирилл.
Увидев мой вопросительный взгляд и поняв его причину, он пояснил:
— У Юльки здесь своя дача — дедова. Он у нее профессор каких—то кислых щей, я точно не помню. Мы с ней тут и познакомились, давно уже, года три назад, что ли…
«Однако, большая же между вами любовь!» — подумала я, а вслух сказала:
— Может, нам тоже пойти искупаться?
— Ой, знаешь, давай ты пойдешь без меня, — сморщившись, как от лимона, ответил Кирилл. — Меня полночи пропесочивали, а потом подняли ни свет, ни заря, я спать хочу — дико. Так что уж вы давайте сами…
И, не успела я сказать, что в таком случае гоже никуда не пойду, закричал:
— Эй, ребята! Возьмите с собой Марину. Покажите ей все как следует!
Мое присоединение к их компании было встречено Юлей безо всякого энтузиазма. В ее взгляде явственно читалось все, что она обо мне думает, и переводить эти мысли в слова у меня не было никакого желания. Отказаться от моего общества в открытую она не решилась, но было ясно, что она не пожалеет усилий, чтобы я почувствовала всю неуместность моего присутствия рядом с ними.
Тащить с собой на пляж рюкзак было бы неразумным — слишком много в нем было лишнего, а полотенце туда все равно бы не влезло. Поэтому я со вздохом сожаления переложила нее самое необходимое в полиэтиленовый пакет, который, в конце концов, раздулся, как футбольный мяч.
Надо было видеть, как посмотрела на мой пакет Юля. Сама она, разумеется, была экипирована изящной пляжной сумочкой из плотной светлой материи. Не иначе, как натуральный лен. На голове у нее была элегантная соломенная шляпка — на мой вкус, больше подходящая для приемов под открытым небом, чем для похода на пляж, плоские сандалии в минималистском стиле и очередной сарафан — более длинный, чем тот, в котором она приехала, с пуговицами сверху донизу. Я хотела сказать ей, что она забыла надеть перчатки, но сдержалась. И зря!
Приятная беседа завязалась, едва мы успели выйти за ограду.
— Это у тебя свой цвет волос? — светским тоном поинтересовалась Юля, в очередной раз, с оскорбленным видом оглядев мой пакет.
— Собственный, — подтвердила я, скептически посмотрев на ее шляпку.
— А что это они у тебя так вьются? Ты их не расчесываешь, что ли? — продолжала Юля.
— Отчего же, расчесываю. Просто они очень густые. Кстати, мой тебе совет: такие жидкие волосы, как у тебя, надо споласкивать луковым соком. И стричься покороче.
— Спасибо за совет. Но у меня очень тонкое обоняние, так что я плохо переношу запах лука. Я вообще не из тех, кто может спокойно переносить плохие запахи, плохие прически, плохую одежду… вообще не люблю безвкусицы.
— Кто бы мог подумать? — лицемерно изумилась я. — По тебе этого никак не скажешь.
— Ну, это понятно. Тот, кто не знает, что такое вкус, не может знать, что такое безвкусица…
— Слава богу, теперь, мне есть у кого поучиться. Я, по темноте и отсталости, всю жизнь считала, что вкус — это не просто хорошие вещи, а хорошие вещи, надетые к месту, но теперь я буду знать, что это не так… — Мне порядком надоело состязаться в змеином шипении, и я решила, что сегодня как—нибудь обойдусь без озера и пляжа. Даже самая чистая вода в таком изысканном обществе приобретет запах и вкус керосина, поэтому, не мучаясь долгим сочинением предлога, я театрально возопила:
— О ужас! Я забыла очки для солнца! — И, развернувшись, пошла обратно к дому. Уже у самой калитки я подняла руку к лицу и обнаружила, что очки преспокойненько сидят на моей переносице. Вот и замечательно. Пусть считают, что у меня не все дома. Мне это будет только на руку.