Если ты, конечно, не возражаешь…
Я возразила бы, и даже с большим удовольствием, но вовремя спохватилась. Если Кириллу угрожает опасность, то я просто обязана узнать обо всем как можно подробнее. А с самим Кириллом я поговорить еще успею — и не в такой официальной обстановке, не говоря уже об отсутствии совершенно ненужных посторонних глаз и ушей. Поэтому я покорно кивнула, к удивлению Себастьяна, приготовившегося, очевидно, к очередной перепалке. Впрочем, удивление, подобно некоему компрометирующему документу, было мгновенно скомкано и спрятано, и, после того, как Надя снисходительно согласилась приготовить чай и кофе, мы, оставив в приемной Кирилла с водителем, прошли в кабинет Себастьяна, где Листовский начал наконец свой рассказ:
— Все началось в июне, когда Кирилл приехал на каникулы из Кембриджа…
Ого! — хотела сказать я, но не сказала. Чему удивляться — дети королей и учатся как короли. Другое дело, что вихрастый парнишка в клетчатой рубашке и линялых шортах, с которым мы пили на спор фруктовый кефир в столовой — в кого больше влезет, а потом, скрючившись, бежали в медпункт, вместо того чтобы, как собирались, идти на лагерную дискотеку, — этот вихрастый парнишка никак не совмещался в моем сознании с хлебным принцем, учащимся за границей и передвигающемся по городу не иначе, как в сопровождении телохранителя.
Пока я размышляла таким образом, Листовский продолжал рассказывать.
Через неделю после возвращения домой Кирилл заболел. Однажды вечером, сидя за ужином, он внезапно побагровел и, задыхаясь, начал раздирать ногтями кожу на груди. По экстренному вызову немедленно примчался крохотный синий автомобильчик «Форд— Фокус», принадлежащий известной московской клинике. Врач осмотрел Кирилла, сделал укол, и наследнику хлебной короны стало лучше. Диагноз оказался банален: аллергия, а виновницей приступа сочли клубнику, точнее, неумеренное ее количество, съеденное Кириллом за день.
— Теперь я уверен, что причина была не в аллергии! Кирилл всегда ел клубнику помногу, и никогда с ним такого не случалось!
По лицам ангелов было видно, что хлебный король их не убедил.
— В чем же было дело, по вашему мнению? — с трудом скрывая скепсис, поинтересовался Себастьян.
— Мальчику добавили в пищу какой—нибудь сильный синтетический аллерген. Впрочем, я в этом мало разбираюсь. Но в том, что это было не случайно, я уверен.
Ангелы переглянулись.
— Потом случилось это происшествие в старом доме…
— Так— так. — Даниель немного оживился. — Поподробней, пожалуйста.
Оказывается, этой весной Листовский приобрел в собственность полуразвалившуюся подмосковную усадьбу. Усадьба находится в паре километров от дачного поселка, где хлебный король с семейством уже не один год арендовал дом, принадлежавший потомкам какого—то профессора. Впрочем, все дачи в поселке некогда принадлежали профессорам и различной яркости светилам науки. Теперь светила частью повымерли, частью обеднели, лишившись щедрой когда—то государственной помощи, и население поселка стало куда более пестрым. Настолько пестрым, что Листовский, некогда выбравший это место за красоту природы и интеллигентность местной публики, решил переменить обстановку и приступил к выполнению своего решения весьма нестандартными методами. Вместо того чтобы, доведя до белого каления, умственного истощения и нервного срыва целый штат архитекторов и дизайнеров, возвести современный дворец с соответствующим духу времени количеством санузлов, лифтов, бассейнов и сверхсекретных сигнализационных систем, Листовский получил в свое полное распоряжение живописно заросшие мхом, крапивой и бурьяном руины и принялся их реставрировать, не жалея ни сил, ни средств.
Когда он сообщил нам, как бы в скобках, что постройка нового дома обошлась бы ему раз в десять дешевле, чем ремонт старого, я еле удержалась, чтобы не хмыкнуть. Вместо этого я только тихонько шмыгнула носом и заработала неодобрительный взгляд Себастьяна.
Ремонт, как известно, требует не только денег, но и времени, и даже если денег очень много, сделать ремонт мгновенно почему—то никогда и никому еще не удавалось. По этой причине поселиться в обновленной усадьбе нынешним летом Листовскому не удалось. Единственное, чем оставалось довольствоваться, — навещать свое новое приобретение и наблюдать за ходом ремонтных работ. Иногда Листовский брал с собой Кирилла. Как—то раз, бродя по залам дворца, запорошенным известковой пылью и загроможденным всяческими стройматериалами и инструментами, отец и сын потеряли друг друга из виду. Вдруг Листовский — старший услышал страшный грохот и кинулся в ту сторону, откуда он доносился.
Кирилл чудом остался в живых. Обвалившаяся балка пролетела буквально в нескольких миллиметрах от его плеча. Еще немного — и он в лучшем случае на всю жизнь остался бы калекой.
— Наверху кто—нибудь был? — спросил Даниель.
Листовский покачал головой:
— Мы никого не нашли.
— А Кирилл? Он никого не видел? Или, может быть, что—нибудь слышал?
— Он уверяет, что ничего подозрительного не было. Кажется, он считает, что я свихнулся. Говорит, что я давно не отдыхал, поэтому мне мерещится всякая чепуха. Но я—то знаю, что это не чепуха!
— А вы действительно давно не отдыхали? — как бы между прочим спросил Себастьян.
— Это не имеет отношения к делу, — холодно ответил Листовский. — Ваша задача как раз в том и состоит, чтобы выяснить, случайны ли все эти события. Можете мне поверить — я первый, кто заинтересован в том, чтобы все эти опасности существовали только в моем воображении. Если это действительно так, я немедленно отправлюсь с сыном на пару недель в Швейцарию — он будет кататься на лыжах, а я штопать нервную систему. Но пока что мне ничего не ясно. И вы меня не дослушали — надеюсь, это единичный промах, а не обычный стиль вашей… м—м… организации.
Даниель и Себастьян молча проглотили нелестное высказывание, а Листовский продолжал.
Позавчера, то есть в прошлую субботу, Листовский — младший отправился купаться на озеро с двоюродным братом и компанией приятелей из дачного поселка — пока не отреставрировали усадьбу, Листовские продолжали арендовать все тот же профессорский дом. Скинули на берегу одежду, гурьбой забежали в воду, поплыли наперегонки. И вдруг Кирилл с головой ушел под воду. Ребята не сразу поняли, что произошло, и кинулись на помощь только после того, как голова Кирилла снова появилась на поверхности, и над водой пронесся сдавленный крик. К счастью, друзья не успели уплыть далеко и подоспели как раз вовремя. Кирилла вытащили на берег и откачали. Скрыть происшествие от Листовского не удалось, хотя Кирилл и пытался — местные сплетницы разболтали все домработнице, а уж та немедленно сообщила все хозяину. Когда отец стал расспрашивать Кирилла о случае на озере, тот неохотно рассказал, что чуть не утонул из—за судороги в ноге.
— Я не верю в эту судорогу. Мне кажется, кто—то пытался затащить его под воду.
Себастьян и Даниель переглянулись. Это не осталось незамеченным. Листовский нахмурился.
— Я понимаю, что мои слова звучат дико. Судорога в ноге — не такая редкость, а затаскивать человека под воду — процедура не самая простая. Но взгляните на это.
Он полез в карман рубашки и протянул нам на ладони то, что достал, — православный серебряный нагрудный крестик на оборванной цепочке. Когда—то на каждом из его концов было по маленькому фианиту, но сейчас их осталось только три — одного, с правой стороны, недоставало.