— Ты же работаешь в издательстве и, наверное, знаешь всех знаменитых писателей!
— Во-первых, не всех. — В голосе Марка послышалось раздражение. — Во-вторых, Крымова я не знаю. И, в-третьих, даже если бы и знал, не стал бы лезть к нему со всякими глупостями. Неужели ты не понимаешь, что творческие люди, как и все остальные, имеют право на частную жизнь?
— Ладно-ладно, — примирительно сказала я. — Что толку спорить и сердиться, если ты все равно его не знаешь?
На самом-то деле я была почти на сто процентов уверена, что они с Крымовым знакомы — слишком уж бурной была реакция на обычный женский треп. А если и незнакомы — все равно Марку что-то известно. И провалиться мне на месте, если я из него не вытащу это что-то в ближайшие несколько дней.
Сев в «Фольксваген» Марка, я почти успокоилась. На улице возле моего дома не обнаружилось никого подозрительного, вспышки на горизонте могли оказаться ложной тревогой, да к тому же рядом со мной находился человек, на которого можно было положиться в минуту опасности.
— Кстати. — Меня вдруг озарило. — Ведь ты спас мне жизнь, а я так тебя за это и не отблагодарила!
— У тебя впереди еще масса времени, — улыбнулся он. — И я рад, что ты так высоко ценишь мои скромные заслуги!
Внезапно я ощутила укол совести. Человек действительно спас мне жизнь — и это при том, что перед этим получил от меня пару увесистых ударов по лицу, — относится ко мне, непонятно почему, как к родной, а я только размышляю, как бы им получше воспользоваться. Да, хороша работа детектива, нечего сказать. Но, с другой стороны, преступление, на мой взгляд, гораздо хуже.
Дорогой, пока мы болтали о какой-то малозначащей чепухе, я ломала себе голову над тем, как заставить Марка разговориться о Прошиной и их отношениях. Задача представлялась трудновыполнимой — Марк казался человеком, который не любит делиться наболевшим и разговорам о собственных проблемах предпочитает занятия, разгоняющие черные мысли. Еще того хуже, мне предстояло разузнать как можно больше о Крымове, а Марк, как стало ясно из его слов, распространяться о том, что ему известно, категорически не намерен.
Я так погрузилась в мыслительный процесс, что не заметила, как машина въехала через арку в какой-то двор и остановилась. Только когда Марк галантно вышел из машины и распахнул дверь, я поняла, что мы приехали.
А выйдя из салона во дворик, как и весь город, притихший в ожидании грозы, я увидела знакомые ручки в виде львиных голов с кольцами в зубах на знакомых белых двустворчатых дверях, знакомые готические буквы на вывеске над ними и на мгновение окаменела.
Марк привез меня в «Ступени», клуб Себастьяна и Даниеля.
Первым моим порывом было немедленно симулировать приступ стенокардии, аппендицита, эпилепсии, словом, чего угодно, только бы заставить его увезти меня отсюда. Но потом течение моих мыслей изменилось. Если Себастьян и Даниель узнают, что я знакома с Марком, в расследовании это им не поможет, а мои планы не расстроит — я прикинусь клинической дурой, эта роль у меня не так уж плохо получается, и напущу такого тумана, из которого им вовек не выбраться. Говорить Марку, что я работаю в детективном агентстве, они не станут — на это у них мозгов хватит, как всякая Баба Яга в тылу врага, я могу им пригодиться. Да и удалось ли им уже выяснить, что Марка и Евгению Прошину связывали близкие отношения?
И потом, Себастьяну полезно будет убедиться, что он для меня не единственный свет в окошке. Если он, конечно, здесь, а не в «Гарде» или еще где-нибудь, что вполне возможно, учитывая необходимость как можно скорее расследовать довольно сложное и запутанное дело.
Марку я благоразумно решила не говорить о том, что клуб «Ступени» мне давно и хорошо — слишком хорошо! — известен.
К счастью, я не стала изображать восторг первооткрывательницы. Потому что не успели мы войти, как охранник Гриша бросился ко мне с приветствиями и улыбками. Спасибо, хоть по имени не назвал.
— Почему ты не сказала мне, что уже была здесь? — спросил Марк, спускаясь вслед за мной по длинной лестнице с подсвеченными ступенями. В его голосе явственно звучало разочарование.
— Не хотела тебя огорчать. Да и была я тут всего пару раз.
— А охранник тебя помнит!
— У меня масть заметная. — Господи, и почему мужчин так волнуют всякие глупости?
Больше всего я боялась, что нас усадят за уютный столик в углу зала, где посетители оказывались в поле зрения объектива камеры, почти незаметной за листьями искусственного плюща, а все разговоры, благодаря вмонтированному в подставку симпатичной настольной лампочки микрофону, можно было при желании с легкостью прослушать.
Но нас провели за столик, расположенный между сценой и фонтаном в виде каменного ангела с чашей, из которой непрерывно струилась вода. Сцена была пуста, если не считать рояля. Я осторожно огляделась по сторонам. В зале Себастьяна тоже не было видно, и, несмотря на всю свою жажду реванша, я облегченно вздохнула.
Рано радовалась. Вацлав — официант, обслуживающий наш столик, — подлетел с радостными возгласами, назвал меня по имени, попенял на то, что я совсем куда-то запропастилась, и спросил, буду ли я сегодня, как обычно, заказывать свой любимый картофель-фри. Правда, и тут было за что поблагодарить судьбу: он не расцеловал меня, как обычно, видно, присутствие незнакомого мужчины остановило его, и не спросил, как продвигается расследование, — то-то Марку было бы развлечение!
— Пару раз, говоришь? — задумчиво произнес Марк, когда зараза Вацлав принял у нас заказ и отчалил в сторону кухни.
— Я что, виновата, что у них тут у всех память такая хорошая? — Отчаяние внезапно сделало меня агрессивной. — И потом, разве я сделала что-то противозаконное? Я не виновата, что уже была здесь и что я им всем полюбилась, как родная! Был бы ты симпатичной девицей, они бы и тебя запомнили со второго раза, спорить готова! А если тебе не нравится, давай уйдем! Не я тебя сюда пригласила!
— Да я ничего, — смешался Марк под моим натиском. — Извини, у меня, наверное, вчерашний спирт еще не выветрился, я и правда реагирую на все как-то неадекватно.
Милостиво даровав Марку прощение, я на всякий случай приняла свирепый вид, чтобы отбить у кого-либо из обслуживающего персонала желание подскакивать ко мне с нежностями, и уставилась на каменного ангела, вызывавшего у меня большую симпатию своей неподвижностью, бледностью и молчанием.
Вацлав принес салаты и, встретившись с моим злобным взглядом, мгновенно испарился.
Уничтожив полпорции салата «оливье», я немного смягчилась и, решив воспользоваться запуганным состоянием Марка, с самым невинным выражением лица спросила:
— Слушай, а почему ты такой подозрительный? Печальный жизненный опыт, а?
— Что ты имеешь в виду? — Марк заметно напрягся. Не выходит из меня Мата Хари, хоть плачь. Придется переводить все в шутку.
— Ну, может быть, на твоей совести лежат кровавые преступления. Служба в гитлерюгенде. Или работа в штази.
Марк насупился. А мне всегда казалось, что шутки у меня смешные и с чувством юмора все в порядке.
— Ладно, — сдалась я. — Вижу, тебе не нравится то, что я говорю. Тогда говори сам, потому что я уже и не знаю...
Я не договорила, потому что Марк вдруг с интересом посмотрел куда-то мне за спину, и в ту же секунду сзади раздался еще один знакомый голос:
— Приятного аппетита.
Ну вот. За что боролась, на то и напоролась. Растянув рот в мерзкой улыбке, я обернулась на звук голоса.