И вопросы-то они всегда задают не простые, а с подковыркой. Вот и сейчас. Не успели мы вспомнить наших, перечислить, кто где устроился, а Петя уже спрашивает:
– Что для тебя главное сейчас?
– Распилить ваш «Эллипс» и ввязать его обломки в «Невод». У вас подготовительные работы закончены?
Пеночкин пренебрежительно машет рукой.
– Закончены, кажется. Это ты у Евдокии Петровны можешь точнее узнать. Я о другом. Работа – само собой. Ну, а в общем? Забросите вы свой бредень – а дальше что?
– Как что? Будем ловить золотую рыбку! – отшучиваюсь я. Вот пристал! На повышение я иду, которое тебе и не снилось! Разве этого мало? – А у тебя сейчас – какая проблема наипервейшая? – возвращаю я Пете его дурацкий вопрос.
– Вот-вот... Та же самая. Хочу поймать свою золотую рыбку. Или даже две... – улыбается он бледными губами и замолкает.
Все понятно. Очередная идея-фикс, замок на песке, фата-моргана. На первом курсе он занимался парапсихологией, на втором усиленно посещал философский кружок. А на старших увлекался проблемой искусственного интеллекта, да так, что чуть без диплома не остался. Руководитель его стоял на земле двумя ногами, а не витал в эмпиреях, и весь бред про «Homo Cyberneticus» из дипломной работы повелел выбросить. Оставшихся материалов вполне хватило бы для защиты, но Пеночкин уперся... Болеть за него вся кафедра пришла. Еще бы, неслыханное дело: выйти на защиту с оценкой руководителя «неудовлетворительно»... В тот раз его пронесло. А теперь чем он занят? Разрабатывает компьютер седьмого поколения? Или какой-нибудь машинный суперязык? М-да... Судя по всему, дружище, жизнь твоя сворачивает наперекосяк. Даже маленьким начальником не стал. Впрочем, твоей вины в этом, может быть, и нет. Разве можно добиться чего-нибудь в жизни с такой фамилией? Пеночкин... Ассоциируется то ли с мыльной пеной, то ли с кипяченым молоком, то ли с легкомысленной птахой. Так к нему и относятся...
– Слушай, а наукой ты занимаешься? – огорошивает меня Петя очередным вопросом. – Я читаю довольно много статей, но твоя фамилия ни под одной не встретилась. Кроме тех, извини, довольно незрелых работ, на которых ты, насколько я понимаю, защитился.
Петя, с важным видом откинувшись на спинку стула, смотрит на меня как на человека, потерявшего в аварии руку. Или голову. Как на калеку смотрит. Вот чудак. Что толку от полудюжины твоих статей? Что мы, японцев догнали, лицензии продали, лучше жить стали? В другом месте нужно силы сейчас прикладывать, чтобы корабль разогнать. Ну, и чтобы самому за бортом не остаться.
Я это давно уже понял. А вот тебе, судя по всему, не удастся понять этого никогда. Не дано, как говорится...
– С наукой мы расстались по-хорошему. У нее ко мне претензий нет, у меня к ней – тоже. Должность моя – ведущий инспектор. Фирма солидная и платят хорошо. Командировок, правда, много...
– А к нам на «Микротехнологию» с какой целью? – равнодушно спрашивает Пеночкин, открывая стол и пряча в него кипу распечаток. – Наша контора рядовая, ничего интересного. Тебе бы, наверное, надо на ГИВЦ подъехать, они тут всем заправляют.
– Ну-ну, не прибедняйся. Там я уже бы и выяснил, что верховодишь-то в городе как раз ты. Сделать из «Эллипса» полумесяц – твоя идея?
– Моя. Чем и горжусь. А не то бы «кольцо» до сих пор не работало. Пришлось, конечно, повозиться, прежде чем обмен полностью нормализовался. За что теперь и расплачиваюсь: чуть где какой сбой – сразу меня вызывают. Как «скорую помощь».
– Все правильно. Ни один добрый поступок не должен оставаться безнаказанным.
Петя снова достает из ящика распечатки и кладет их на стол. Причем – те же самые.
– Слушай... А ты не мог бы помочь мне в одном деле? – говорит он вдруг тихо и часто-часто мигает.
– О чем речь! Все, что в моих силах, сделаю.
И что свыше них – тоже. Выручить однокурсника – святое дело.
Интересно, что ему может быть от меня нужно? Такие, как он, для себя никогда ничего не просят. Гордость им, видите ли, не позволяет. Но без одолжений и унижений в наше время не проживешь. Рано или поздно и у них, несгибаемых, появляется необходимость или жену к хорошему врачу устроить, или сына-дочку куда определить. На этом-то они и ломаются. Все до одного, без исключения. Да, но Пеночкин не женат. И детей у него, кажется, нет. Так в чем вопрос? Итальянские колготки для любовницы? Парфюмерный набор для невесты? Нет проблем. В любом комиссионном, только раскошеливайся...
– Вы когда собираетесь «Эллипс» размыкать? – спрашивает Петя, облизывая пересохшие губы.
– По плану – через три дня. Чтобы за выходные и следующую неделю сделать все необходимые соединения, протестировать... Комплексной бригаде уже командировки выписаны и гостиница забронирована.
– А нельзя ли это все... отложить на пару недель? Понимаешь, очень нужно!
М-да... С таким же успехом он мог бы попросить меня прыгнуть с девятого этажа. С парашютом, конечно. Без парашюта – это было бы негуманно.
– Ты знаешь, что такое компьютерная сеть типа «гиперкуб»?
– Наслышан, как же. Телевизионщики все глаза проели, все уши прожужжали. Даже из нашего ГИВЦа один раз репортаж вели. «Здесь будет один из узлов Большой Сети»... Помнишь, как во времена нашего детства: «Здесь будет атомная электростанция»...
А вот от тебя я этого не ожидал. Чтобы так сузить собственный кругозор...
– Это ты как обыватель наслышан. Ну, а как специалист понимаешь, что это даст? «Новый этап НТР!» «Десятикратное ускорение прогресса!» «Каждое техническое решение – на уровне изобретения!» Это что, по-твоему, только газетные заголовки? Нет уж, послушай, дорогой, – не даю я ему возразить. – Ты, я вижу, в этих вопросах дремуч и мохом порос. Известно ли тебе, что как на Западе, так и на Востоке количественный рост компьютерных сетей привел, как и предписано законами диалектики, к гигантскому качественному сдвигу? Ты знаешь, что изобретений во всех областях они делают на порядок больше, чем десять лет назад? А пионерских – на два порядка! Ты знаешь, что мы скоро перестанем понимать, о чем они пишут в научных статьях? Из-за несовместимости скоростей обработки и усвоения информации? Нет, ты не знаешь этого, – вталкиваю я обратно на стул порывающегося встать Пеночкина, – иначе бы у тебя и мысли такой не возникло! Две-три недели... Да это вызовет дополнительное отставание всей, повторяю, всей нашей науки и техники на два-три года! Вот как теперь идет счет! А чем вызван этот качественный скачок, знаешь? Нет уж, позволь, я объясню! Дело в том, что Большая Сеть всю информацию, необходимую для решения самой экстравагантной задачи, может отыскать, упорядочить по десяткам признаков и представить в наиудобнейшем для восприятия виде через какие-то двадцать-тридцать минут! А через каждые сутки – дополнять и обновлять ее. И если ты захочешь, например, чтобы твоя жена стала русалкой, через четверть часа на твоем дисплее будут все имеющиеся на данный момент времени сведения о рыбьих и акульих хвостах, рыбьем клее, рыбьем мехе, совместимости тканей и так далее. Ты даже будешь знать, как ее потом будет удобнее чистить, от хвоста или от головы... Вернее, от бедер. А без помощи Сети только на сбор информации ушло бы пять лет... За это время жена ушла бы к другому, и остался бы ты ни с чем. Две-три недели... А то, что за ходом работ Председатель Совета Министров лично следит – ты знаешь?
Пеночкин сник и уже не пытается встать. Даже мигать перестал. Кажется, я понимаю, почему такие, как он, ничего в жизни не добиваются. От неумения трезво оценить свои силы.