— Судя по тому, что в последние семьдесят три секунды вы не посылали никаких сообщений — не позволял прокси-контроль со стороны моего секретаря, — вы вызвали начальника охраны еще до моего визита, я не ошибаюсь?
— Ошибаетесь, — тем же могучим баритоном ответил индиец. — Меня упредил паралич секретарского компа — каждые четыре секунды тот должен подавать сигнал «все спокойно».
До меня долетел слабый запашок пряностей, исходивший не то от кафтана, не то от самого незнакомца. В сложном букете ясно выделялись только коричные нотки.
Этьенс откашлялся.
— Позвольте представить — начальник СБ Академии, рават Адит Дев Каччва.
Поняв, что я не собираюсь оборачиваться, индус обошел стол, чтобы встать рядом с директором. Я использовал это время, чтобы бегло прошерстить базу данных — для начала встроенную. Оказалось, что «рават» — это не часть имени, а титул, ничего конкретного, впрочем, не подразумевающий, «Дев» — не фамилия, а второе имя, и «Каччва» — тоже не фамилия, которых у индусов, строго говоря, нет, а кула Солнечной линии. Очень интересно. Что такое «кула», алгоритм ты безмозглый?! Раджпутский клан.
Следовало догадаться самому. Индия сильнее других азиатских держав пострадала от бессчетных кризисов позапрошлого века, да так и не смогла толком оправиться. И в то же время драться за народоэкспортные квоты ее правительство не спешило — даже из ошеломительно нишей, грязной, раздираемой рознями страны население все равно не торопилось драпать. По понятиям фанатичных индуистов покинуть священную землю Арьяварты — значит навлечь на себя проклятие. После полутораста лет гражданской войны, перемежавшейся конфликтами с каждым из соседей миролюбивой Бхараты поочередно, других индуистов (а также мусульман, джайнов, сикхов и прочих) почти не осталось. В конце концов директорату Службы это надоело, и были приняты жесткие меры. Население Индии несколько уменьшилось, а квоты пропорционально упали.
Раджпуты занимали в нынешней Индии особое место. Они с давних времен составляли костяк армии и полиции, и после вмешательства колониальщиков вдруг оказались по большей части безработными либо покойниками. Но старинная гордость не позволяла им пахать или торговать. Оставалось служить в МнМтС (выбор немногих — структура современной армии плохо соотносится с традициями раджпутских кланов), подвизаться охранниками на слюдяных рудниках, где заключенные руками расковыривают камень в поисках последних чешуек, или идти на поклон к голубым мундирам. Из раджпутов набирались сипаиские полки, отменно послушные новым хозяевам и весьма полезные в рамках своих ограничений — индусы отказывались внедрять в себя дополнительные органы, столь любезные руководству Службы. Поэтому рават Адит носил на запястье всего лишь старенький инфор — надо полагать, фамильный, потому что белую крышку пестрили слепяще-оранжевые символы деванагари. В его-то мозгу не прячутся интелтроны…
Мой взгляд уперся в переносицу начбеза, скользнул выше… и рассудок без предупреждения рухнул в фугу.
Страшней всего бессловесность. Я мог бы нарисовать, начертить каждый изгиб, каждый извив золотых цанг, проследить блуждания каждого фотона между полированых граней каждого кристаллика, с точностью до ангстрем определить спектральные пики пропускания и отражения… но рассудок отказывался назвать предмет или хотя бы дать ему описание, соскальзывая вместо того в болото детализации, будто, добравшись до атомов, ядер, кварков, запечатлев в онемевшей памяти положение и свойства мельчайшей да составляющих предмет частиц, я дотянусь наконец, до истинного, магического имени — и даже эта надежда не могла облечь себя словами и лишь мычала безъязыко где-то в подкорке.
Вряд ли я выпал из потока бытия надолго — секретарь, натренированный отслеживать волны моей энцефалограммы, отреагировал сразу же. Короткий импульс в замкнувшиеся нейронные цепочки — и предмет получил имя. Иерархическое дерево мелочей схлопнулосъ к своему корню.
Брошь. Меня парализовал вид золотой броши с рубинами, не то скреплявшей, не то для красоты приколотой к тюрбану Адита Дева.
— …Инспектор? — закончил фразу Этьенс, вопросительно глядя на меня.
— Прошу прошения, — заученно соврал я, — задумался.
Одновременно я вызвал из памяти запись последних четырех секунд: «…Возможно, мы перейдем к сути претензий…» Ага.
Директор покосился на меня с пониманием. Наверное, решил, что я отвлекся на консультацию с кибер-помощником. В наше время ограничивающим фактором является скорость мысли. И объем внимания, который у меня, как у большинства людей, расширить не получается. Во взгляде равата Адита понимание мешалось с презрением. Похоже было, что я ему не слишком нравлюсь.
— Претензии я уже высказал, — ответил я на слова Этьенса. — Моя задача теперь — досконально расследовать все обстоятельства гибели Сайкса.
— Это уже было сделано моими подчиненными, — протрубил раджпут.
— Еще раз, — отрезал я.
«И горе вам? если наши выводы разойдутся». Этого я говорить не стал — и так понятно.
— С чего вы хотите начать? — спросил Адит.
Заметно было, что он уже примирился с моим присутствием и готов применить способ борьбы с заезжими ревизорами номер два: дать этому придурку все, о чем тот ни попросит, чтобы только не начал копать глубже.
— Изложите мне свою версию случившегося, — решительно отозвался я.
Адит выдвинул козырек из-под тюрбана, откинул крышечку инфора и пробежался пальцами по сенсорам. Свет в кабинете послушно померк, а я запоздало сообразил, что не заблокировал внутреннюю сеть полностью, отшлюзовав от нее лишь директора Этьенса. Если бы Адит хотел, он мог активировать оборонительные системы… под каковым эвфемизмом уже лет триста как скрываются управляемые независимыми процессорами пулеметные гнезда. Спасибо, секретарь, — два под потолком, за фальшивыми решетками вентиляции, сам вижу.
Это означало также, что начбез мог передать картинку напрямую нашим нейраугментам, но, видимо, решил не рисковать и задействовал стенной экран.
— Бертран Бартоломью Сайкс, — проговорил Адит вполголоса — этого хватило, чтобы у меня зазвенело в ушах, — прибыл в зону ответственности Академии двенадцать дней назад.
Я машинально приказал секретарю сверять все его слова с отчетом, хотя не надеялся найти расхождения на столь ранней стадии.
— Он обратился к директору Этьенсу с просьбой разрешить ему одиночное восхождение на пик Сикорского, расположенный, — экран заняла подробная карта, — на территории полигона.
Я пригляделся, накладывая на изображение призрак той карты, что хранилась у меня на хардрайве — тик. опять же, на всякий случай. Все верно. Будь я туристом-экстремалом — именно на пик Сикорского я бы и полез.
Узкое море имело преимущество перед другими водоемами планеты — его южная оконечность подмывала край полярной шапки. Поэтому уровень его опустился с начала эпохи опустошения всего лишь на двадцать пять сотен метров. Второму крупному водоему — так называемому Большому бассейну — повезло не так сильно. От него остались только мелкие, сверхсоленые озера, испещренные конусами вышедших на поверхность «черных курильщиков». Острова становились плоскогорьями или горами. Пик Сикорского начинал свою жизнь одиночным островом гавайского типа — щитовым вулканом, чей кратер возвышался над уровнем моря на пару километров. Потом море ушло, и отсчет высоты стало разумнее вести от подножия пологого конуса. Гора оказалась высотой с Эверест.
А потом, по какому-то капризу геологии, вулкан в очередном спазме активности начал извергать вязкую, тягучую лаву. Она не растекалась по безжизненным склонам, а громоздилась, наращивая пик. Раз за разом, век за веком… и гора набрала еще немного, И еще…
То, что получилось, напоминало китайскую пагоду. На широком основании покоилась башня бывшего острова, ту венчала пологая шапка, на ней — острый конус. Вулкан давно потух — очевидно, давления в стынущих недрах Габриэля не хватало, чтобы выплеснуть лаву так высоко, — эрозия постепенно стачивала его, но от подножия до вершины в нем и сейчас было ровно 11 063 метра.
Вулкан Олимп на Марсе значительно выше, но в чем интерес подниматься на гору, чьи склоны не круче улиц северного Санлосана? Пик Сикорского выглядел куда внушительнее.
Хорошо, что у меня нет склонности к суицидальным авантюрам. Хотя достаточно того, что таковую имел покойный Сайкс, раз придется лезть за ним.
— Разрешение было выдано два дня спустя…
— Почему так долго? — полюбопытствовал я, забыв напустить суровый вид.
— Я пытался его отговорить, — признался Этьенс тихонько. — Вы же понимаете…
О да! Директору вовсе не улыбалось отвечать за гибель подопечного.