Бесы пытались зайцев пугать, рожи зверские корчили, зубами щелкали по-собачьи, шипели по-рысьи и завывали лютыми волчьими голосами. Они выскакивали на морковную тропу и размахивали своими когтистыми лапами перед самыми мордочками зайцев… А зайцы не обращали на бесов ни малейшего внимания и запросто лихо проскакивали прямо сквозь них, если видели впереди на снегу морковку или капустный лист: они только волков боялись и охотников, а больше никого.
В общем, шуму от бесов было много, а толку ни капельки. И бесы выли от бессильной злобы, понимая, что расстрелов на стадионе им больше не дождаться, неповинной заячьей кровушке не порадоваться. А страшней всего бесам было то, что они понимали - дети Крестовского острова начинают чувствовать ответственность за своих зайцев и любить их. И вот это им было как нож острый, ведь бесов от любой любви живых созданий друг к другу просто корчит и выворачивает наизнанку! И знаете почему? Нет? Ну так я вам скажу: от мучительной зависти. Сами бесы, с тех пор, как были низринуты с Небес, полностью утратили возможность любить. А жить и никого не любить - это самое мучительное уродство во всей вселенной, это в тысячу раз хуже, чем жить без руки или ноги, без слуха или зрения. Даже бесы от этого страдают, хотя никогда и никому в этом не признаются, а уж о людях и говорить нечего. Страшная это мука - никого не любить.
Ангелы же вовсю махали крыльями, выгоняя зайцев из-под скамеек и направляя их на снежную тропу, утыканную вкусной морковкой.
- Ура! - кричали ребята, видя как неустрашимые зайцы длинной чередой бегут по их тропинке, останавливаясь лишь для того, чтобы похрустеть капустой или морковкой. Похрустел, схрупал - и дальше побежал. Ребята даже отошли подальше от тропинки, чтобы зайцам не мешать. Ну и побаивались они их немного, уж больно отчаянные были зайцы…
А Гуля стояла возле самой тропы с недогрызанной морковкой в руке, размахивала ею и громко пела:
Грызут морковку ловко и взрослые и дети, как будто им морковка вкусней всего на свете!
Морковку очень важно есть - в ней ви-та-ми-ны есть!
У Гули, как это часто бывает у полных девочек, был красивый и сильный голос, она даже пела в детском церковном хоре при своем Благовещенском храме. Видно, зайцам ее пение тоже понравилось, потому что они ее совсем не пугались. И она их тоже не боялась ни чуточки.
За обедом сестер и их гувернантки за столом не было. Павел Иванович объяснил их отсутствие тем, что они сегодня рано вернулись из лицея и вскоре отправились со всей своей компанией и гувернанткой Александрой на прогулку по острову.
- Александра предупредила, что они вернутся во второй половине дня, ближе к вечеру.
- Интересно получается, - заметил Дмитрий Сергеевич, - из лицея сразу отправились на прогулку, вернутся только вечером: а уроки когда делать?
- Митенька, завтра выходной - какие уроки? - напомнила ему Жанна. - И вообще, наша гувернантка знает что делает.
- Ладно… Ну что ж, дорогие, давайте воспользуемся их отсутствием. Итак, у кого какое мнение о нашей новоиспеченной гувернантке?
- Я считаю, Дмитрий Сергеевич, что ваше решение нанять гувернантку было абсолютно правильным, - сказал Акоп Спартакович. - Девочки не скучают, уроки делают вовремя и каждый день проводят на свежем воздухе по нескольку часов.
- И при этом находятся под надежной охраной и строгим контролем, - добавил Павел Иванович.
- Ну уж и строгим, - недоверчиво хмыкнул Мишин. - Откуда у этой пигалицы строгость? А ты, Жанна, что скажешь?
- Я гувернанткой довольна, - коротко ответила Жанна и принялась за фруктовый салат в молочно-медовом соусе с корицей.
- Ну, если все довольны…
- А что тебя смущает, Митя? - спросил Павел Иванович.
- Молода уж очень…
- Ну, вот приедет твоя теща, будут у девочек две воспитательницы, молодая и старая.
- Теща у меня не старая, а просто пожилая. Ох, уж я ее жду, не дождусь! Будет бабушка в доме - будет и в детской порядок.
Жанна поперхнулась десертом и закашлялась.
- Ненавижу… Ненавижу эту проклятую корицу! - просипела она, выскочила из-за стола и убежала к себе наверх.
- Корица-то ей чем не угодила? - удивился Мишин. - Сама же твердит все время, что зимой корица предохраняет от простуды… Странные люди эти женщины!
А к вечеру в доме поднялась тревога и стала возрастать от часа к часу. Сначала позвонил дедушка Наташи Гуляровской и спросил, не у Мишиных ли его пропавшая внучка. Он же сообщил, что Киры Лопухиной тоже до сих пор нет дома. Потом позвонил Сажин и пожаловался: у него угнали машину прямо из гаража. Причем кража какая-то странная: украли старенькую малолитражку, а до стоявшего рядом новехонького шестисотого мерса даже пальцем не дотронулись, отпечатков не оставили. Так ему сказали специалисты по угонам, тщательно осмотревшие гараж изнутри и снаружи.
- И сын куда-то пропал! Как ушел утром в лицей, так до сих пор и не возвращался… Тебе вот проще, у тебя и Жанна, и еще эта ваша новая гувернантка. Я от своего про нее только и слышу, какая она крутая да прикольная. Хотел ему тоже гувернера нанять, так он вопль поднял - он, мол, не девчонка! Отправить его, озорника, в закрытую школу куда-нибудь в Англию, что ли?
- Я одну такую озорницу отправлял. Сам знаешь, что из этого вышло, - напомнил Мишин. - Дети должны учиться дома! Кстати, моих обеих тоже с утра дома нет. И Гули с Кирой, подружек их неразлучных.
- Та-ак… Митя, давай-ка начинать искать наших ребятишек! Чует мое сердце - пора!
- Теперь и я вижу, что пора. Поднимай своих!
И они подняли по тревоге всю личную охрану, а также отчасти задействовали имеющиеся на острове силовые структуры.
Уже через полчаса дом Мишиных, охваченный всеобщим беспокойством, сиял всеми своими окнами, в ворота то въезжали, то выезжали крутые джипы с молодыми людьми в пятнистой камуфляжной форме и с оружием.
Одна только Жанна ушла в свою комнату и там тихо радовалась в пропахшей восточными курениями зловещей полутьме.
- Может, они сегодня вообще домой не вернутся! Может, их уже и в живых нет! - ликовала она. - Надо же, как быстро управилась с девчонками воспитанница матери Ахинеюшки! А ты, пуфик мой мохноногий, уже начал сомневаться в Александре! - поддразнила Жанна Михрютку. - Глупая ты табуретка стоеросовая!
- Еще бы мне в ней не сомневаться, когда за нею Ангел ходит, - проворчал домовой.
- Ах, да говорю же тебе, что это никакой не Ангел, а бес в виде Ангела! Будто ты не знаешь, что бесы умеют и Ангелами прикидываться?
- Может, ты и права, хозяйка, а мне вот сомнительно. Если он из наших, то почему ж у меня от одного его вида живот пучить начинает?
- А это тебя, Михрюточка, твоя собственная злоба изнутри распирает!
- Твоими бы устами, хозяюшка, да йод пить! - проворчал Михрютка.
- Ты вправду думаешь, Жанна, что они совсем домой не вернутся? - с интересом спросил Жан.
- Я надеюсь, Жанчик. Ах, как же я на это надеюсь! Я бы этой Александре, если бы она справилась с девчонками, подарила бы свою лучшую норковую шубу! Ну, ту, которая немного порвалась под левой мышкой…
Девочки явились в десять вечера. Сестры в сопровождении гувернантки вошли в ярко освещенный холл и остановились. Дмитрий Сергеевич вышел их встречать на площадку второго этажа и тоже остановился, молча сверху разглядывая всех троих.
А посмотреть было на что! Одежда у сестер и гувернантки была вымазана чем-то зелено-коричневым, а кое-где даже и порвана, в растрепанных волосах застряли сухие травинки; сапожки у них были забиты снегом, который тут же начал таять в тепле, образуя на паркете общую на троих лужу. А гувернантка их хваленая еще и притащила в холл грязную и даже чуточку продравшуюся сбоку сумку для гольфа - между прочим, его, Мишина, сумку! Причем колеса у сумки явственно косолапили. Но перемазанные физиономии у этой беспардонной троицы так и сияли!
Нахмурившись, Мишин медленно и грозно двинулся к ним вниз по лестнице. Не давая отцу опомниться, Юлька подскочила к нему и сунула ему под нос зайчонка, которого держала за уши в вытянутой руке.
- Папка! Ты посмотри кто у меня! Настоящий живой заяц!
Зайчонок, как бы подтверждая сказанное, тотчас пустил пахучую желтую струю прямо на левую туфлю Мишина.
- Юлька, прекрати это сейчас же! - завопил Дмитрий Сергеевич, в панике глядя на свою опоганенную обувь.
- Папка! Как же я могу ЭТО прекратить? Это же не я, а зайчик, - резонно заметила Юлька.
- Что ты за девочка, Юля? - возмутился отец, брезгливо переступая с ноги на ногу. - Почему вот Аннушка никогда так не безобразничает, не тащит в дом всякую… что попало?
Аннушка потупилась и развела обеими руками - а в каждой руке она держала за уши по маленькому серому зайчонку.
- Прости, папочка, - прошептала она, не поднимая глаз, - я тоже зайчиков принесла… Ты на нас не сердись, ладно?
Сердиться на Аннушку Мишин не умел, он только растерянно погладил ее по взлохмаченной голове. И тотчас одернул руку, уколовшись о какую-то соломину.
- Знаешь, папочка, а мы когда-то очень давно, года два назад, нашли с мамой в лесу зайчонка, принесли домой и сами его вырастили. А потом в лес отнесли и выпустили. Вот мы и этих зайчиков вырастим и выпустим.
Тут уж Мишин совсем растаял, наклонился и осторожно поцеловал Аннушку в макушку. И тут же слегка поморщился - Аннушкина макушка пахла как-то не так, совсем даже непривычно она пахла.