Ах, какие мы бяки, заставили вас подниматься!
И из комнаты выпорхнула мама Лены Плясули в пальто, а за ней вышел шуршащий дядька, но Гошка решил ничему не удивляться. И они все четверо спустились по лестнице.
Перед подъездом стоял роскошный черный «ЗИМ» с белыми занавесочками, а впереди над ветровыми стеклами на матовом экранчике огромными светящимися буквами было написано «ТАКСИ». Буквы были разноцветные, сверкали, переливались, как иллюминация на телеграфе в праздничный день. Шофер открыл дверцу, мама Лены Плясули сказала: «В новый цирк!»
И вот тут уж Гошка удивился.
Только они выехали из своего переулка и, вместо того чтобы попасть на Полянку, вдруг попали на какой-то мост, и Гошка даже привстал на сиденье: на концах моста такие красивые вздыбленные копи и их еле сдерживают какие-то силачи. Проехав мост, они покатили по улице, которая была как зеленый туннель: над их головами сплелись ветки огромных зеленых каштанов. На длинной узкой площади стояла какая-то пушка.
Шофер, потянув носом воздух, сказал: «Обожаю запах моря».
И тут они подъехали к новому цирку на проспекте Вернадского. На здании цирка мигали, крутились и прыгали огни, и так же все крутилось и прыгало в Гошкиной голове.
– А как же завтра я встану в школу? – спросил он, не обращаясь ни к кому в отдельности.
– Велика важность, – ответила мама Лены Плясули, – так не пойдешь в школу. Подумаешь, пропустишь один раз, находишься еще.
«Ага, – воскликнул про себя Гошка, – это уже начинает мне нравиться! Вроде не соврал тот малый, что это Планета Исполнившихся Желаний: и в цирк взяли, и в школу завтра не пойду. Только вот вовсе уж никогда у меня не было желания, чтобы вместо моей мамы у меня была мама Лены Плясули…»
И тут Гошка вспомнил сегодняшний вечер: там, на его, на настоящей Земле. Вспомнил, как он закричал, что, конечно, мама – это не родная ему мама, а родная мама обязательно взяла бы его в цирк.
Неужели эта самая «детусенька» и есть его мама? Да нет! Быть этого не может! И не хочет он ни за что этой мамы, и цирк ему тогда не нужен, и не хочет он этого чужого дядьку в папы, и не хочет он этого дурацкого Рекса, даром хоть и овчарка.
Гошка вспомнил своего ласкового, преданного Пирата, вспомнил, как он всегда пристально смотрит Гошке в глаза, пытаясь угадать Гошкины желания, а над глазами у Пирата такие смешные рыженькие пятнышки. Когда он вскидывает глаза па Гошку, эти пятнышки двигаются. Гошка вспомнил все это, и у него сжалось сердце от тоски.
Шуршащий дядька уже шел от кассы, помахивая в воздухе билетами, и они втроем прошли в фойе цирка.
Гошка вошел и остолбенел. Такого он не ожидал даже и в новом цирке! Прямо посреди фойе огромная карусель, немного дальше – «чертово колесо», точно такое, как в парке культуры; под ногами шуршали тысячи бумажек от конфет и оберток от мороженого. Малыши надрывались в упражнениях на свистульках, а некоторые на «уди-уди»; над самым ухом с треском лопались воздушные шары, вдобавок к этому кричали мороженщицы и кричали малыши. Гошка совсем потерял голову. А тут еще какой-то нахальный дошкольник со всего маху врезался в него на автомобиле.
«Ну и ну!» – только и мог подумать Гошка.
Расталкивая толпу локтями, к нему спешила, улыбаясь, мама Лены Плясули. В руках у нее было столько эскимо, что Гошка решил, что ей можно выступать в цирке жонглером.
Гошка поедал эскимо за эскимо, прокатился на карусели в ожидании начала представления, но настоящей радости почему-то не было.
Вот прозвенел звонок, все кинулись занимать свои места. И тут вдруг совсем рядом с собой он увидал свою собственную маму. Она обнимала за плечи какую-то препротивную толстую девчонку с тоненькой крысиной косичкой и огромным белым бантом. Девчонка ревела как корова, а его, Гошкина, родная мама так ласково утешала эту толстую плаксу!
Гошка как сумасшедший бросился к маме.
– Мама, мамочка! Прости меня! – закричал Гошка срывающимся голосом и вцепился в мамино платье.
Но его собственная, его родная мама подняла на него недоуменный взгляд и родным маминым голосом произнесла ужасные слова:
– Что с тобой, мальчик?
Тут к ним протиснулась мама Лены Плясули и, взяв Гошку за руку, стала извиняться перед его мамой:
– Ах, извините, пожалуйста, гражданочка! Знаете.., наши детки… Такая перегрузка в школе… Учителя совсем не понимают, что ото же дети… Мой муж и то не может решить задачки, которые им задают…
– Конечно, конечно, – сказала Гошкина мама, – и потом, может быть, он объелся мороженым.
Противная толстая плакса перестала плакать и нахально схватила его, Гошкину, маму за руку, и они удалились, а плакса несколько раз оборачивалась и показывала Гошке язык.
Нет, конечно, не могло быть никаких сомнений. Это никакой не двойник, это его собственная мама. Разве Гошка не знает ее розового платья? А родинка на левой щеке! Да при чем вообще тут платье и родинка? Разве он не узнает маминых глаз, разве он спутает с чем-нибудь мамин волшебный запах и прикосновение ее теплой руки!
А эта плакса завладела его мамой, и откуда она только взялась! Но мама, мама! Его родная мама! Как она могла не узнать его, хоть и на другой планете, хоть здесь все так перепутано!
Гошка давился соленым от слез мороженым, глаза его застилал туман, и он не видел ни своего любимого Олега Попова, ни дрессированных тигров.
Они вернулись домой снова на такси, но это не доставило Гошке ровно никакого удовольствия. Да ему и не хотелось ехать домой с этой чужой мамой и с чужим папой к этому противному злому Рексу.
В груди у Гошки все ныло, голова раскалывалась, смертельно хотелось спать, и вообще было так тошно, что хоть зареви, как та плакса, которая украла его маму.
Они приехали домой, и Гошка лег скорей спать, даже не стал пить чай, хоть к чаю и был его любимый торт «Сказка».
Мама Лены Плясули подошла к нему и пощупала лоб.
– Что с тобой, детуся? У тебя, кажется, жар? – сказала она и протянула Гошке градусник. – Измерь-ка температурку.
Но Гошка оттолкнул ее руку и грубо сказал:
– Не подходите ко мне. Я вам не «детуся» и не буду измерять «температурку».
Мама Лены Плясули всплеснула руками:
– Ах ты гадкий, гадкий мальчик! Почему ты разрываешь мне сердце такими словами и почему ты совсем, совсем чужую тетю называешь мамой, а меня, свою родную маму!..
И тут! О, какое счастье! Бабушкины часы с пастушкой пробили двенадцать часов. Комната закружилась, все заволокло густым туманом. Мама Лены Плясули исчезла, и вместо нее у постели стоял Гошка № 2. Он тронул Гошку за плечо и сказал:
– Если не хочешь здесь остаться навсегда, давай живо, у нас остается одна минута и пять секунд.
Гошка вскочил с кровати и так стремительно полез в экран телевизора, что Гошка № 2 попридержал его:
– Тише, тише, а то сломаешь передатчик.
Гошка, торопясь и весь дрожа от нетерпения, но все же стараясь быть осторожным, влез в экран, и не успел он еще вылезти в свою настоящую комнату, как услышал, что захлопнулась входная дверь и в комнату вошли мама и папа.
Гошка, чуть не перевернув телевизор, едва успел вытащить ногу из экрана и бросился к маме на шею.
– Мама, мамочка, родная моя мамочка! Ничего мне на свете не надо, только бы ты всегда была со мной!
НАУЧНАЯ ФАНТАСТИКА И ВЕЛИКИЙ ПИСАТЕЛЬ МАРК ТВЕН
Гошка Вовиков ужасно любит научную фантастику. И папа любит. А мама терпеть не может. Мама говорит:
– Это не литература. А папа говорит:
– Почему же это не литература? А мама говорит:
– Вообще из-за этой научной фантастики у Гошки в школе не знаю что делается. Горе одно! Папа сказал:
– Ну это, конечно, веский аргумент против научной фантастики.
А Гошка подумал: «Горе, да не одно.