Боря ответил и поспешил к подъезду, потому что боялся сказать или сделать что-нибудь не так – сам потом рад не будешь. И вспомнил про Хитрый глаз: может, и улыбается только по его приказу?
– Как дела, Борис? – спросила вдруг старушка и, видя, что он не останавливается, вздохнула и с грустью сказала:
– Запомни: вырастешь, будешь в отъезде, и надолго, – не ленись писать домой письма…
Что это она?
Боря еще больше испугался и, не решаясь расспрашивать у нее, почему он должен будет не лениться писать, сказал: «Ладно», и побежал к лифту. А ведь лицо у нее было ничего, она улыбалась… Что с ней такое?
«А Костик улыбнется?» – подумал он в лифте.
В их комнате был шум и гам: опять нагрянули сверстники брата.
Боря стал в дверях. Ребята лепили из пластилина большого, вставшего на хвост кита. Взбрело же!
– Уйти? – Голос брата прозвучал так мягко, на губах его застыла такая виноватая и неловкая улыбка, его приятели посмотрели на Борю такими чистыми понимающими глазами, что Боря ответил:
– Оставайтесь…
– А мы тебе не будем мешать? – спросил Костик. – Или ты хочешь позаниматься?
– Ничего-ничего, – сказал Боря. (Что это брат стал такой странный?) – Лепите…
Он ушел в комнату родителей с лодкой и стал оглядывать ее со всех сторон. Вроде в целости-сохранности: ни царапины на корпусе, ни ржавчины на винте, сверкает никелем, только несколько тоненьких, как волоски, водорослей опутало винт. Боря снял их. И снова ему захотелось открыть люки – и тот, в котором находится крошечный пульт управления, и тот, большой, который по приказу извне автоматически открывается под водой, чтоб выпустить ракету.
И опять не сумел. Видно, без Гены и лодка не поплывет, и лайнер не взлетит…
Скоро ребята ушли. Боря слышал, как Костик провожал их до лифта, потом вернулся и сунул в комнату голову.
– Борь, ты опять принес лодку?
– А что?
– Просто так. – Он посмотрел на Борю ясными, слегка жалеющими глазами, и это Боре не понравилось. – И как это Геннадий их мастерит?
– У него опроси. Ему лучше знать… Опять бегал к нему?
– Ходил… Знаешь, какой он замечательный! Однажды я сказал ему, что…
– Что у тебя с ним общего? – перебил брата Боря. – Разве ты товарищ ему?
– А он сказал, что от меня в технике больше толку, чем от Вовы, и я несколько раз помогал Геннадию… – И глаза Костика опять пожалели Борю. Почему?
– Поиграем в войну? – спросил у него Боря, но тут же раздумал: расхотелось. Как, бывало, уговаривал брата принять участие в игре, давал ему даже танки и артиллерию новейшего образца, а сейчас вдруг сам расхотел.
– Давай! – Глаза у Костика загорелись готовностью. Что это он?
– В другой раз, – сказал Боря. – Можешь идти… И не советую больше шататься к ним… Занялся бы ты разведением золотых рыбок… Купить тебе аквариум?
– Не надо, Боря… Я…
– Иди. – И тут же Боря постыдился своей резкости, потому что глаза Костика, как никогда, светились добротой и доверием.
Брат ушел, мягко, словно в укор ему, прикрыв за собой дверь, и Боря вздохнул.
Что это за новая кнопка? Надо ее остерегаться или нет?
На Костика она, можно сказать, не подействовала, а если и подействовала, то каким-то непонятным образом – сделала более обходительным, понимающим.
Позвонить бы Наташке – сразу бы все стало ясно. Но вернулась ли она с пруда? Да и как звонить ей после всего, что случилось…
И тут пришла мама, а часа через два и отец. Однако на родителей приборчик совершенно не подействовал. Правда, они улыбались больше обычного и как-то очень мягко, очень сдержанно, и глаза их смотрели на него открыто, внимательно и.., и слегка жалеюще. Да, да, в глубине их глаз, как и у Костика, появилась непонятная жалость к нему, и это опять очень задело Борю.
Что ж это получается? Всегда, как только люди попадали под Хитрый глаз, с ними делалось что-то такое, что внезапно отделяло их от него, и он вдруг переставал понимать их, а вот они его – не переставали, они еще больше понимали его. И это было мучительно…
ПРОПАЖА
Костик, как всегда, лег спать пораньше, Боря – часом позже. Укладываясь, он положил приборчик под подушку.
Боря долго не мог уснуть. Он ворочался, скрипел пружиной и все думал, думал: что ему теперь делать, как быть? Как вести себя с Наташкой, с Глебом, с Андреем, с Вовой?
Проснувшись, Боря по привычке сунул руку под подушку.
Приборчика там не было. Пальцы полезли глубже. Но и там его не было. У Бори перехватило дыхание. Он принялся шарить еще глубже – напрасно.
Упал? Разбился?
Свесив голову, Боря с тяжело бьющимся сердцем стал осматривать пол.., нет. Тогда Боря соскочил с кровати и сунул под нее голову… Пусто!
Лоб его покрылся испариной. Пропал? Но кто ж мог его взять?
Боря глянул на кроватку Костика. Брат спокойно посапывал, одеяло на его спине слегка сбилось, и виднелся краешек зеленой пижамы.
Боря сел и провел рукой по лбу.
И вдруг ему в голову пришла шальная мысль: а что, если ночью он так сильно ворочался, что направил на себя Хитрый глаз и нечаянно нажал годовой какую-то кнопку и она так повлияла на него, что приборчик стал невидимым?
Боря быстро поднял подушку – даже вмятины от приборчика не осталось.
А может, его и не было у него и все это чистейшая фантазия? Сон? Куда бы он делся иначе?
Из кухни доносился шум воды из крана – мама готовила завтрак, а из ванной легкое жужжанье электробритвы – отец брился у зеркала. Боря подпер кулаком подбородок. Как теперь быть? Что делать? Может, самые лучшие кнопки еще не были нажаты, кнопки, которые принесли бы все-все, чего пока что так не хватает ему…
Боря пошел на кухню.
– Ты что такой? Не заболел? – спросила мама.
– Какой? – вяло спросил Боря и тут же ответил:
– Нет.
Вот отец вышел из ванной. Свежий, довольный, гладко выбритый.
– Ты что?
– Ничего! – Боря отвернулся от отца и пошел в свою комнатку.
Не скажешь же им, в чем дело!
Костик сидел на кровати и одевался, Боря уставился на Костика.
Брат не смотрел на него. Он зашнуровывал туфли и, как показалось Боре, слегка улыбался. Внутри у Бори что-то сдвинулось, и он не спускал с брата глаз. Костик не поднимал лица.
– Доброе утро, – выразительно сказал Боря.
– Утро доброе. – Костик поднял голову, и по его мордашке, большеглазой и сметливой, опять пробежала подозрительная улыбка.
– Ты что? – тяжело спросил Боря.
Костик в недоумении приподнял брови.
– Улыбаешься почему? – уточнил Боря.
– Хочешь, чтоб я плакал?
– Ты ничего не находил в комнате? – напрямик спросил Боря.
– А что я мог найти? – Костик еще более подозрительно моргнул ресницами.
– Ну что-нибудь.
– Ничего.
– Тогда иди умываться, и быстро!
Костик быстро, подозрительно быстро выбежал из комнаты. Боря запер дверь на крючок и принялся обыскивать его кровать, потом все углы, ящики, книжные полки. Приборчика нигде не было. Исчез, пропал приборчик с его глубоким, с его живым и опасным Хитрым глазом.
Не было приборчика, и все!
Нигде не было.
В школе Боря был хмур и неразговорчив. Ребят сторонился и побаивался больше прежнего: а вдруг помнят все, что он с ними проделывал? Нет, кажется, не помнили… Они, как и раньше, мало обращали на него внимания, точно и не было его в классе.
Одна Наташка ела его на уроках глазами, будто и не случилось ничего, и не вставали у нее кверху дыбом волосы, не вырастали громадные уши, и не превращался в огненно-красный перец ее нос. Она даже улыбалась ему.