И только он с Барбусом распрощался, как из гостиной выплыли мама с папой (у них выходной был) и решили устроить ему допрос.
— Ты целыми днями шляешься черт знает где, — сурово сказал папа. — В чем дело?
— Лето, — сказал Тим. — Каникулы.
— Раньше, когда ты на заправке пропадал, я хоть точный адрес знала, где тебя искать, — металлорежущим голосом заговорила мама. — А сейчас? Вчера вечером я вдруг спохватилась, всех твоих друзей обзвонила: где Тимоша? где Тимоша?.. И все как воды в рот набрали — все до одного! Что это значит?
Тим вспомнил, в котором часу он вчера вернулся домой (кажется, было около двенадцати; родители уже спали — или делали вид, что спят), и ему расхотелось продолжать разговор на эту тему. Все равно им ничего не докажешь.
— Я же говорил вам, что в спортивную секцию записался, — сказал он, отвернувшись в сторону.
«Есть ли на свете хоть парочка родителей, которым не нужно врать?» — подумал он с тоской,
— Я десять раз слышал о твоей секции, — рявкнул папа. — И десять раз просил тебя познакомить меня со своим тренером! Где он? Где?.. Я что-то не вижу его!.. — Папа сделал вид, будто ищет тренера. — У нормальных людей принято, чтобы родители знали, с кем их сын проводит время!
— Ты посмотри на свои руки! — воскликнула мама. — И на свое лицо!..
Она развернула Тимофея к зеркалу.
— Где ты заработал эти фонари? Кого, скажи на милость, ты дубасишь так, что руки твои уже который день не заживают?!
Тим глянул на свои опухшие ладони. Подумаешь… По сравнению с тем, как они выглядели неделю назад, — это еще ничего.
— Это все Сережка твой! — продолжала набирать обороты мама. — Этот баламут!.. Раньше он один ходил подбитый, улицу освещал, а теперь скучно ему стало, видишь ли!.. Мать болеет, а он, вместо того чтобы поддержать ее в трудную минуту…
Тут папа выразительно посмотрел на маму, и она, замолчав, вышла на кухню. Папино лицо стало чернее тучи,
«Сейчас скажет, что мама извелась совсем», — подумал Тим.
— Видишь, до чего мать довел? — сказал папа.
— Все будет хорошо, папа, ты же сам знаешь.
— Я ничего не знаю. И откуда мне знать?.. Ты начинаешь рассказывать нам о своих делах, только если на тебя хорошенько насесть.
— Это возраст такой, переходный.
Папа пропустил реплику мимо ушей.
— Если ты еще раз… — угрожающе начал он.
— Я буду приходить домой вовремя, — быстро сказал Тим. — Честно. Я… я очень постараюсь.
Он и вправду намеревался очень постараться.
* * *
Миша Кун-Фу сказал им тогда: «Деньги у меня есть. Много денег, гораздо больше, чем может себе представить семиклассник» — и добавил: «Только денег моих вы не увидите, потому что вы их не заработали, а я — заработал». Серега спокойно сказал: «А мы у вас их и не просили». Миша никак не отреагировал и продолжал: «Но зато я могу научить вас драться». Тим спросил: «А зачем?» А Миша удивился и ответил: «Разве вы не собираетесь еще раз наведаться в гости к Ростику Зельнову? По-моему, идея с „харли-дэвидсоном“ не так уж и плоха». На что Тим и Серега сказали, что могли бы попробовать еще разок, вот только синяки немного подживут. «А нечего ждать, — сказал Миша. — Надо тренироваться. И если через месяц регулярных тренировок вы не сможете разобрать по кирпичикам ваш „Дом Ашеров“ — то я не последний московский ниндзя, а последний дурак».
Он показал мальчишкам несколько фильмов, только это были не «Зеленый шершень» и не «Путь дракона», а любительские фильмы, снятые в одном из древних японских кланов. Седенький старичок в черном глухом костюме двигался, словно танцуя, по спортивному залу и 'что-то бормотал себе под нос.
— Это сэнсэй Такэнаучи, — сказал Миша. — Его далекие предки служили правителю Окинавы.
До последней поры он был единственным хранителем фамильных секретов стиля Такэнаучи-рю.
— Он танцор? — спросил Серега.
Старичок описал еще один круг по залу и вдруг легко подпрыгнул вверх. Он сделал какое-то быстрое неуловимое движение — камера даже не успела проследить за ним. Крупный план: легкая щепка «вертолетиком» спускается к полу; рядом с ней еще одна и еще… Целый десант щепок. Потом камера поехала вверх. Баскетбольный щит был проломлен в центре, словно в него попало чугунное ядро.
— Этот танец называется саенара-джитсу, — не поворачивая головы, сказал Миша. — От пола до баскетбольного щита не меньше двух с половиной метров. Несколько лет назад сэнсэй Такэнаучи мог поразить цель и на высоте трех метров.
Ритм странного танца ускорялся. Старик играючи разбил в щепки баскетбольный щит в противоположном конце зала. Потом, сделав невероятный кульбит (камера опять заметалась в стороны), он переломил «хребет» спортивному коню. Металлические ноги снаряда беззвучно разъехались в стороны, а старичок продолжал самозабвенно выписывать круги.
— Обратите внимание, — сказал негромко Миша Кун-Фу, — сэнсэй не напрягается. Он двигается, как кошка, которая гуляет сама по себе.
Старик, казалось, лишь тронул пальцами ноги стену, рядом с которой находился оператор, — ив ней тонкими трещинами обозначился круг размером с «тарелку» спутниковой антенны. Еще одно прикосновение — и кусок стены рухнул, взметнув вокруг себя красную пыль. Оператор вышел наружу через отверстие, а спустя несколько секунд мальчишки увидели залитый солнцем осенний сад на вершине холма. Камера неторопливо развернулась. На экране появился домик, спрятавшийся в полуголых зарослях вербы. От стены отлетел толстый пласт штукатурки, и движение на экране замедлилось — Миша включил покадровый просмотр. Тим с Серегой видели, как плоскость стены постепенно вздувалась, словно гигантский фурункул; швы кирпичной кладки, обнажившейся под штукатуркой, расходились в стороны. Внезапно навстречу камере вылетел фонтан ярко-красной пыли: несколько кирпичей буквально превратились в туман, сквозь который проглядывали очертания кулака.
Стена рухнула. Когда пыль осела, мальчишки увидели фигурку старика, как ни в чем не бывало продолжающего свой танец.
— Понравилось? — спросил Миша Кун-Фу.
— Да, — сказали Тим и Серега. — Такого мы еще не видели.
— Этот комплекс сэнсэй Такэнаучи называет «саенара-джитсу для умственно отсталых». Смотрите, сейчас будет самое главное.
Старик остановился, глядя куда-то вверх. С верхушки вербы сорвался лист и, кружась, медленно поплыл вниз. Сэнсэй, застыв на месте, следил за его полетом, затем поднял вверх ладонь правой руки, выставив два пальца — указательный и средний. Когда лист приблизился к руке, старик вдруг оглушительно закричал (что-то вроде «яяяй!») — и листок, коснувшись его пальцев, вдруг распался на две половинки, словно разрезанный бритвой.
Тим и Серега приходили на занятия к Мише Кун-Фу каждый день, за исключением выходных, когда бдительные родители Тимофея были дома. Они брали с собой только тренировочную форму — Миша сразу предупредил их: «Никаких конспектов!»
А также — никаких разговоров и намеков в присутствии посторонних («Если кто-нибудь что-нибудь пронюхает — головы пооткручиваю», — пообещал он. Понимать его здесь следовало буквально).
На некоторое время мальчишкам пришлось перейти на одноразовое питание. Миша Кун-Фу запретил завтракать и обедать — только легкий ужин и чай в течение дня. Зато на вторую неделю тренировок он чуть не силой заставлял съедать в неимоверных количествах жирное рагу «чанконале» — излюбленное блюдо японских борцов сумо, которое готовил им молчаливый громила-адъютант.