Документы не тронуты, только лист со схемой реки, составленной Самоволиным, немного топорщился. Стало ясно: кто-то интересовался документами. Но кто? Может, геологи, когда вышли в сени. Но они выходили все вместе.
Таня в тревоге посмотрела в окно:
— Может, Додоевна? Знаешь, ради любопытства, посмотреть, что, мол, там такое четырехугольником из мешка выпирает.
— Додоевна — охотница и в чужие вещи не полезет никогда.
Петька понял: шарился в вещевом мешке Васька Жухов. Усадив их за стол, он вышел в сени, пил воду и чем-то там шуршал. И собака Линда на него заворчала. И потом Васька ей говорил…
Таня забралась с ногами, на скамейку и шёпотом спросила:
— А ты на кого думаешь?
Петька не сказал ей о своих подозрениях.
— Ни на кого. Вспомнил: в каюте, когда ты в машинное отделение уходила, я развязал сам.
Он сел к Тане на скамейку, нашёл нужную страничку и вполголоса стал читать строчки, написанные рукой Самоволина:
«Письмо начальника экспедиции „Багульник“ П. А. Ельникова, найденное мною в коммерческих бумагах купца Хаменова». Пожелтевшая страница письма была приклеена аккуратно, П. А. Ельников сообщал:
…Сибиряки меня не подвели. Путешествовать по тайге они готовы сейчас же, разбуди их хоть ночью. Мороз, звери, лишения им нипочём. Скажи им, что дело для России весьма нужное, и они пойдут. В экспедицию ко мне просилось великое множество. Я выбрал тридцать наиболее бывалых, остальные обиделись, Я пообещал на следующий сезон принять всех. Продовольствие, лошадей, оленей и собак мы закупали у местного купца Хаменова. Он и его сводный брат купец Порошин необычайно богаты. Имеют свои торговые конторы: на Амуре, Охотском море, в Якутии… Ведут прибрежную торговлю с Японией. Купец Хаменов жаден до необычайности, за все купленное пришлось изрядно переплатить. К счастью, он согласился все товары доставить к месту основной стоянки экспедиции на своих баржах.
В беседе виден ясный его ум, но человек он жестокий. В первый день нашего прихода к нему мы с Эдуардом Ивановичем Гроссом были свидетелями унизительного поступка. На купеческом подворье у Хаменова приказчики немилосердно били маленького эвенка. От их ударов он летал из угла в угол, падая на кучи битых бутылок. Спасала его только меховая одежда. Хаменов, заметив нас, что-то крикнул приказчикам. Те мгновенно исчезли. А эвенк, корчась от боли, побежал и спрятался за ящики. Хаменов стал оправдываться и обвинять приказчиков в чрезмерном употреблении алкоголя. Я молча подписал документы об оплате и спросил: «Будет ли полезен в „экспедиции человек, которого били?“ Хаменов поморщился: „Это — Вогул. Обманщик. Берет у приказчиков порох, дробь, а третий год приносит всего по десять соболей, остальных продаёт кому угодно, в долгах у моих приказчиков погряз“. — „Сколько он должен? Я возьму его к себе в экспедицию“. Купец Хаменов приложил толстую руку к сердцу: „Долги я прощу ему, но не берите его, он не честный, потом будете меня обвинять“.
При всех присутствующих я заверил купца, что обвинять его ни в чём не буду. Вогула я зачислил в экспедицию проводником-хозяйственником. Он оказался очень расторопным. Заботливым. Услужливым. И, вопреки характеристике Хаменова, человеком честным во всех отношениях. Эдуарду Ивановичу Гроссу новый проводник Вогул понравился.своей услужливостью. Ведь Э. И. Гросс — барин и без слуги не может. Вогул — большой мастер скорняжных дел. Как-то, раздобыв шапку…
Казимир Самоволии, собирая данные про погибшую экспедицию, просмотрел, вероятно, архивы многих контор, потому что сразу за письмом Ельникова был приклеен синий бланк со штампом «Телеграфное общество Российской империи». И шла пометка Самоволина: «Черновик телеграммы купца Хаменова».
Было темно, и, чтобы прочитать, Петька подошёл к окну.
«Его величеству принцу Миято, японскому послу в Москве. Товар согласно договору доставлен на место. Купец первой гильдии Хаменов».
— Понятно, — сказала Таня, — сообщил, что шпион внедрён в экспедицию «Багульник». — Она посмотрела на потемневший квадрат окна и спросила: — А что, Петька, Вогул живой остался и опять может здесь появиться?
— Навряд ли, дед Казимир ранил его вроде смертельно. Другого могут послать. Надо спать, Таня, поздно уже.
Документы Самоволина Петька положил в мешок, крепко на два узла завязал верёвку. Ощупью прошёл к топчану, засунул мешок под матрац.
— Таня, ты ложись на топчан, а я у окна на полу, на всякий случай. В тулуп завернусь.
Тишина. Спят горы. Спят покрытые седым мохом камни-валуны, тысячи лет назад сорвавшиеся с высоченных хребтов. Спит дремучая тайга и, словно боясь разбудить её, безмолвно несёт река свои тяжёлые воды. Сигнальными огоньками отражаются в ней далёкие звезды, звери притаились. Раздувая ноздри, они вдыхают аромат холодной ночи. Они ждут, когда вынырнет из-за хребта жёлтый диск луны. И тогда оживёт тайга. Захрустит валежник под тяжёлыми стопами медведя, сказочным светом засеребрятся рога могучих изюбров, идущих на водопой, засветятся круглые глаза рыси, сидящей в засаде на обгоревшей сосне.
Но луны ещё нет, и, слушая тишину, звери вздрагивают шкурой от тихого поскрипывания камушков. В сторону звука они поворачивают упругие уши и явно слышат, что в ложбине, осторожно ступая, идёт человек.
Таня трясла Петьку за плечо:
— Проснись, Петька, проснись! Кто-то ходит.
Петька сбросил тулуп, сел. Поскрипывали доски крыльца. Кто-то пытался открыть дверь в сени. Петька выглянул в окно: по очертаниям человек! Но кто? Ночной гость вынул из-за пояса нож и, просунув его в дверную щель, пытался поднимать крючок.
Возле поддувала, Петька нащупал полено. Длинное, тяжёлое, лиственничное.
Вдруг в комнате стало темно. Петька с Таней оглянулись. Человек, заслонив полностью окошко, смотрел в комнату. Широкое лицо, расплюснутый нос, узкие щелчки глаз.
— Вогул! — вздрогнула Таня.
Человек тихо постучал пальцами в стекло и произнёс:
— Ребятишки, проснитесь, откройте, это я, Додоевна.
Петька бросил полено к печке. Таня упала на топчан и притворилась спящей. Петька открыл дверь. Вошла Додоевна и шёпотом спросила:
— Таня спит?
— Не сплю, — ответила Таня, — мы немножко напугались.
— Ниче, это ниче, — сказала Додоевна. — Когда мы со стариком сюда приехали, мне тоже шибко страшно было. Дух Алма приходил ночью, пугал маленько. Сейчас не приходит. Когда скалу взрывали, он ушёл.
Додоевна сходила в кладовку, принесла охапку сухой бересты, засунула в печку, подожгла. Сверху положила полено, которым Петька собирался отбиваться от шпиона Вогула.
— Я маленько замёрзла, за шубой пришла, — пояснила Додоевна. — Собаку там оставила сторожить и пошла. И кушать шибко захотела. — Лёгкий чайник с широким дном быстро заворковал и вскоре пустил струйку пара. Додоевна принесла из кладовки сухарей, три кусочка сахару и баночку, наполненную красной крупяной кашей.
— Кушайте, икра немножко солёная. На прошлых днях Васька Жухов тайменя поймал. Лодкой, говорит, оглушил.
Таня с Петькой съели по две ложки икры, запили чаем с сухарями. Додоевна выпила три кружки чая с сахаром без сухарей, провела рукой по животу:
— Шибко, однако, хорошо. — И стала собираться в обратный путь. На крыльце сказала:
— Сенную дверь открытой не держите, росомаха заберётся, все перепортит: это, одежду, приборы, пищу скушает. Шибко пакостный зверь…
ГЛАВА 5
Петька захотел пить и проснулся. На цыпочках вышел в сени. Нечаянно задел кружку, она упала с бака и загремела.