– Ну, кто у нас тут еще? – обернулась Сонька.
Перед ней во весь свой рост встала Маргарита.
– Заклинаю огнем, ветром, водой и землей! – торжественным голосом начала она. – Призываю все силы этого места! Собираю всю злобу этих кабинетов! Остановись!
На все эти слова Морковкина только пожала плечами. Твердокаменную Соньку не брало никакое заклинание.
– Мадам, – сказала она, шагнув к географичке. – Вам плохо?
Маргарита быстро глянула на свои расставленные руки, видимо, ожидая, что между ними сейчас должна промелькнуть молния. Но искры из ее рук не сыпались. Она возмущенно хлопнула в ладоши.
– Я еще вернусь! – прошипела она, превращаясь в кошку.
– Брысь отсюда! – прикрикнула на нее Сонька, топнув ногой.
– Так, так, так, – ласково усмехнулся Господин.
Длинным телом он задвинул Мишкина к себе за спину. Там уже валялись растерзанные ботинки – шнурки из них были вырваны, подошвы надорваны.
– Хорошо, – кивнул бывший Юлий Чернов, заходя к Соньке сбоку и внимательно рассматривая ее. – Здоровое чувство юмора, хороший аппетит… Что еще нужно для столь юного создания?
Сонька медленно шла вдоль стены, не выпуская Господина из поля зрения.
– Где ты только, Колясик, отыскал такое чудовище? – с сарказмом в голосе поинтересовалась она. – Вечно тебя тянет в самые сомнительные места.
– Это не я, – пытался защититься Мишкин. – Он сам на меня вышел.
Господин громко хмыкнул, как бы говоря: «Это еще неизвестно, кто на кого вышел». Теперь он пытался так повернуться к Морковкиной, чтобы заглянуть ей в глаза. Но Сонька не давалась. Облик у нее сейчас был самый боевой. В мокрой пижаме и тапочках (в таком виде она и сбежала из больницы), с воинственно торчащими во все стороны волосами, с азартно горящими глазами.
Увидев такое, Колька и сам приободрился. Он силой заставил себя встать. Бывший черный ученик повернул в его сторону голову. В ту же секунду Морковкина ринулась в бой.
Она наносила самые сокрушительные удары, ее кулаки мелькали с бешеной скоростью. Но Повелителю тьмы ничто не наносило вреда. Он изгибался, складывался, уворачивался.
– Глупышка, дурашка, – наконец, хихикнул он. – Кто же против меня силой действует?
Сонька остановилась, переводя дух.
– А как надо? – весело спросила она, оглядывая учительскую. – Подскажи, может, у меня получится!
– А вот так! – завопил Мишкин, подхватывая треножник и вываливая на голову Господина горящие угли. – Погрейся, слизняк!
Существо завопило, извиваясь. Его тело стало красным.
– Ну, все! – ахнуло оно, начиная распухать.
– Остынь! – хором воскликнули ребята, одновременно с двух сторон толкая его к окну.
Господин потерял равновесие, откинулся назад, спиной пробил окно и вывалился наружу.
Луна предусмотрительно отъехала в сторону, пропуская падающее тело.
Оказавшись на земле, существо сразу же вскочило, разразившись гневным ревом. Неожиданно рев смолк. Бывший черный ученик, великий Господин, Повелитель тьмы в облике жука-палочника опрокинулся назад. Асфальт под ним раскололся. Из образовавшейся щели вверх полезли темные деревья вместе с горбатым пригорком. Но и эта земля его не удержала. Треснув, она пропустила бьющееся в конвульсиях тело глубже. Из расщелины раздался вой, взвился легкий дымок.
На улице стало быстро темнеть. Луна скрылась за тучами. Дождь прекратился. Вместе с тучами в разные стороны бросились темные тени. Всплеснулся и погас демонический хохот.
Трещина с чавкающим звуком закрылась, бугорок скукожился, на него снова набежал асфальт.
– Еще как подействует, – с азартом прокричала Сонька, стуча правым кулаком о раскрытую левую ладонь. – Чтобы карате да не подействовало!
Мишкин медленно стащил с себя очки.
На подоконнике около разломанной рамы лежали остатки пузырька. От удара стекло лопнуло, и вся жидкость вылилась за окно, догнав чудовище уже на земле. Именно из-за этого, а не из-за падения, странное существо, средоточие ненависти и злобы, погибло.
– Я вернусь, – ахнуло из-под земли.
– Конечно, вернешься, – радостно поддакнула ему Морковкина. – Куда ты денешься? – Она повернулась к Мишкину. – Может, вслед за ним еще и журнальчик выкинуть? – спросила Сонька, наклоняясь к тетрадке в ярко-оранжевой обложке.
– Стой! – воскликнул Колька.
Он опередил девушку и первым схватил журнал.
В правом верхнем углу фиолетовыми чернилами жирно было выведено «6 А».
– Ну что, заберешь? – нахмурилась Сонька. – Ты же за ним три ночи назад приходил.
– Пускай здесь остается, – решил Колька, кладя журнал в стопочку с другими журналами. – Что-то мне не хочется с ним связываться. Я лучше учебник лишний раз прочту, чем эту оранжевую обложку у себя дома еще раз увижу.
– Что тут у вас? – раздался за спиной до боли знакомый голос.
В двери торчала блестящая черепушка Эдика. Увидев Соньку, он сразу же вынул изо рта сигарету.
– Все! – воскликнул он, поднимая вверх руки. – Бросаю курить и начинаю любить всю живность на этой планете.
– Гад ты все-таки, Емельяныч, – буркнул Мишкин, собирая разбросанное содержимое Сонькиного рюкзака.
– А что вы хотите? – покойный Зайцев был невозмутим. – Мы, мертвые, всегда помогаем нашим собратьям из темного мира. Ты сам попробовал бы отказаться, когда на тебя в упор смотрят эти жуткие зеленые глаза…
С этим Колька спорить не стал.
– Ты свою могилу сам найдешь или тебя проводить? – с угрозой в голосе спросила Морковкина, начиная вновь разминать кулаки.
– Я все сам сделаю! – тут же отступил скелет. – Не надо меня разбирать по косточкам… – Он шагнул в темный коридор. – Ну что за жизнь! – переступив порог, стал жаловаться он. – Помер – и тут покоя нет. Я к ним со всей добротой, со всей искренностью! А они! Лишь бы ругаться да шпынять меня! А что я сделал? Я же помогал, я же подсказывал…
Причитания покойного Зайцева еще долго раздавались в гулких коридорах притихшей школы.
– Ну а ты чего смотришь? – накинулась Морковкина на замершего от удивления Мишкина. – Поделись курточкой, мне холодно! И пошли отсюда! Тебе завтра в школу вставать!
Колька засуетился, сдернул с себя куртку, попытался засунуть ноги в растерзанные ботинки, которые больше не проявляли признаков жизни, долго шарил по карманам в поисках ключей, никак не мог попасть рукой в лямку рюкзака.
Но тут тишина коридоров была нарушена.
«Бом», – прокатилось по школе.
«Бом», – отозвались стены.
«Бом», – звякнули стекла.
«Бом», – шевельнулись занавески.
«Двенадцать», – догадался Мишкин, но на всякий случай досчитал гулкие удары до конца. С двенадцатым школа ожила. Зашептали полы, забормотали окна, вздохнули исписанные тетрадки с контрольными и сочинениями. От одной лестницы до другой пронеслась волна шорохов.
Мишкин первый побежал к выходу. За ним протопала Морковкина.
– Это проклятие, – на ходу кричал Колька. – Оно требует жертвы. В голодном виде спать не ложится. Вот вредное создание.
Школа сотрясалась.
На первый этаж ребята летели уже кубарем.
– Я за Веселкиным, а ты – к выходу, – скомандовал Мишкин, перекидывая Соньке ее рюкзак.
Борька сидел на полу в мужской раздевалке, без остановки тряся головой.
– Ничего не понимаю, ничего! – бормотал он сам себе, руками ощупывая лицо. – Ничего не понимаю, – снова повторил он.
На звук Колькиных шагов он даже не повернулся.
– Бежим! – дернул его за собой Мишкин.
На пороге женской раздевалки показался заспанный сторож.
– Кто тут опять? – начал он, но ребята уже прошмыгнули к лестнице. Борис с трудом переставлял ноги, то и дело спотыкаясь.
Морковкина ждала их у разбитого окна.
– У школы есть и другой выход, – крикнул Колька, пробегая к двери. Трясущимися руками он стал подбирать ключ.
Здание содрогалось все сильнее и сильнее. Кто-то невидимый ахал и стонал, колотя кулаками по стенам.
– Чего это у вас тут происходит? – спросил Борька. Со сна он плохо соображал, где находится.
– Тут одного кента без ужина оставили, – отозвался Мишкин, роняя связку на пол.
В дверь стали ломиться с улицы.
– Отойди! – раздался Сонькин окрик.
От следующего удара верхние петли вылетели из косяков. В дверном проеме показалось раскрасневшееся лицо Морковкиной.
– Иногда удобней выходить и через окно, – зло прокричала она.
Вдвоем они перетащили Веселкина через завал и бросились к выходу.
Створки ворот стучали одна об другую, словно хотели захватить беглецов и каждого перекусить пополам. Пришлось снова лезть через решетку.
Как только они выбрались за территорию школы, уханье стало стихать, здание вздрогнуло последний раз и замерло, тучи медленно наползли на него, скрывая от людских глаз.
– Спрятался, – удивленно пробормотала Сонька.
– Обиделся, – предположил Колька.
– Может, пойдем отсюда? – позвал приятелей Борис. – Холодно что-то.
– А пошли ко мне! – воскликнул Мишкин. – У меня никого. Родители только завтра будут.
– Ни за что! – хором отозвались Веселкин с Морковкиной.
– Знаем мы, как у тебя никого не бывает! – поддакнула девушка. – Опять какое-нибудь привидение под кроватью прячешь. Вот что, Колян, – она доверительно склонилась к нему. – Учи географию и кончай всякой ерунды бояться. Понял меня? – с угрозой в голосе спросила Сонька.
– Понял! – тут же отозвался Колька, отступая назад. – Тогда до завтра.
Морковкина последний раз внимательно посмотрела на него, поплотнее запахнулась в куртку и пошла, шлепая старыми тапками по голым пяткам.
Мишкин глянул в ту сторону, где вот уже многие годы стояла его школа, ничего интересного не увидел и тоже побежал домой. Для него все эти кошмары закончились. А в будущем он надеялся, что больше такого с ним не приключится. Ведь стоит только засесть за учебники…
Эпилог
Утром Колька долго заставлял себя проснуться.
– Никол, вставай! – наконец позвал мамин голос.
От удивления Мишкин не только глаза открыл, но и выбежал на кухню, на ходу натягивая штаны. Здесь в красивом красном переднике стояла его мама. Вкусно пахло жареными котлетами. Из ванной слышалось жужжание папиной электробритвы.
– Вы чего это? – недоверчиво покосился он на сковородку. – Вы же в театре должны быть. А потом в гостях…
– Можем мы хотя бы раз в году проводить сына в школу, – радостно пропела мама, пододвигая к Кольке чашку с пахучим чаем. – Сколько можно работать?
– Ма, я там компьютер…
– Ничего страшного, – улыбнулась мама. – С кем не бывает? Только в следующий раз, когда надумаешь мыть полы, не выливай всю воду на пол. Или хотя бы перед этим подними клавиатуру повыше.
Мишкин кивнул, отхлебывая чай. Все было замечательно, и от этого хотелось любить всех, особенно родителей и учителей.
Еще больше его удивила школа. После дождя она была вся как свежевымытая, со сверкающими стеклами. Дверь стояла на месте, окно не разбито, в учительской царил полный порядок.
Коля с опаской переступил порог школы.
– Как дела, шестой «А»? – громко спросили у него над головой.
Перед ним стоял Николай Сигизмундович и весело улыбался.
– Что, Мишкин, скоро каникулы? А даты жизни Ивана Грозного так и не выучил, – напустил на себя суровый вид историк, но тут же снова улыбнулся. – Это я так, – проговорил он, идя дальше. – Шучу!
И портреты висели на своих местах.
– Вы слышали? – вдруг пронеслось по коридорам.
– Не может быть! – ахали девчонки.
– Такого не бывает! – качали головой учителя.
– Я сейчас все объясню, – постучала указкой по столу Маргарита Ларионовна. – Жеребцова, убери зеркало. В следующей четверти к нам придет учиться новый класс, шестой «Г». А вместе с ними несколько учителей. – Она вновь стукнула указкой. – Овчаренко, хватит паясничать! Что же это за хулиганы у меня тут учатся! Дима, убери скелет с парты!
– А почему целый класс? – спросил задумчивый Кувинов. – Так не бывает.
– У нас бывает все, – вздохнула географичка. – Учителя что-то не поделили с директором и ушли из своей школы вместе с учениками. Нам бы такую солидарность! Овчаренко! Я кому сказала, убери скелет!
– А как учителей зовут? – вдруг спросил Мишкин.
– Всех я не знаю, – посмотрела на него Маргарита Ларионовна. – Знаю только одного. Его фамилия Чернов, Юлий Жукович. Все, а теперь послушайте, у кого какие отметки в четверти.
Учительница прошла к своему столу, открыла журнал. Перед Колькиными глазами вспыхнула ярко-оранжевая обложка. В верхнем углу лиловыми чернилами было написано… 6 «Я».
Коля протер глаза. Обложка сверкнула еще раз. Теперь там было написано 6 «А». Впрочем, с его последней парты…
Овчаренко глянул на Мишкина через плечо. В его руке качнулся небольшой брелок – белая фигурка скелета.
«Нужно Эдику эпитафию придумать, – вспомнил Колька. – Что-нибудь такое – „Спи и никогда не возвращайся, дорогой друг“. Впрочем, Емельяныч ничего другого и не заслужил».
– Замолчали! – географичка вернулась к доске. – Я начинаю.
Когда она повернулась, Мишкину показалось, что в складках ее длинного платья мелькнул черный пушистый хвост.
Хотя, может быть, ему все это действительно только показалось.