Со света она не сразу увидела мальчишку. Тонька все в том же коротком платье и босиком. Улыбнувшись Ратмиру, она быстро обследовала чердак. Вспугнутые голуби недовольно разбубнились, хлопая крыльями, стали нырять в щели под застрехами. В солнечном столбе еще быстрее заплясала искрящаяся пыль.
Проведя ладошкой по драной обивке дивана, девчонка уселась на него. Пружины голосисто запели, девчонка рассмеялась:
— Как музыкальная шкатулка.
Ратмир молча смотрел в окно. За парком блестела булыжником мостовая. Сразу от дороги вниз к речке спускались огороды. Отсюда видно купающихся ребятишек. На зеленом берегу разбросана их одежда. Что-то грустно нынче Ратмиру. Не оттого, что он уезжает из города, в Красном Бору тоже будет неплохо. И речка там есть, а за дальним сосновым бором — красивое лесное озеро. Оно глубокое, можно прямо с берега нырять и дна не достанешь. Только сейчас по-настоящему он понял, что жалко ему маленького Святополка. Как-то сразу пусто и тихо стало в квартире. Мать ходит с покрасневшими глазами, иногда присядет у плиты и задумается. Утром у нее подгорела картошка с салом. Ратмир хотел было сказать матери за завтраком, но отец взглянул на него и покачал головой: дескать, лучше помолчи! Так и сжевали подгоревшую хрустящую картошку, запив холодным кофе с молоком.
— Рат, послушай-ка, вот новость! — услышал он голос девчонки (совсем забыл про нее!). — Помнишь, у Сорокиных жил какой-то ихний родственник из деревни? Ну, такой тихий дядечка в косоворотке и сапогах? Так его нынче ночью забрали, оказался шпион!
— Шпион? — обалдело уставился на нее Ратмир.
— У него два нагана нашли и взрывчатку. Говорят, хотел железнодорожный мост взорвать.
— Зачем? — задал глупый вопрос Ратмир.
— Зачем шпионы все взрывают? Чтобы нам навредить, — бойко продолжала Тонька.
Надо же, в соседнем доме жил шпион, он, Ратмир, много раз видел его, но ему и в голову не пришло, что это враг! Незаметный такой гражданин в серой косоворотке. Даже в самую жару носил он сапоги, а на голове кепочку блином. Вежливый, всегда с ребятами здоровался… А машинист Сорокин-то, что же он, не знал?
Будто отвечая на его вопрос, Тонька сказала:
— И Сорокина забрали. Говорят, он тоже немецкий шпион. И дядечка этот никакой ему не родственник.
Ну и дела! Живешь себе, встречаешься, разговариваешь с людьми, а среди них скрывается шпион! И ничем-то он не отличается от других. Такой же, как и все.
— А тетя Маня? — спросил Ратмир. — Тоже шпионка?
— Она плачет-рыдает, — ответила Тонька. — Столько лет, говорит, прожила с мужем душа в душу и не знала, что он… шпион! Мол, политикой он сильно интересовался и даже как-то выпивши сказал ей, что скоро будет война с немцами и они победят Россию…
— Я шпионов, кроме как в кино, не видел, а тут сразу два жили под самым боком! — удивился Ратмир.
— Все ахают, — сказала Тонька.
Детей у Сорокиных не было, — кажется, один мальчик родился и сразу умер. Машинист был спокойный мужчина лет тридцати пяти, а жена его, тетя Маня, немного моложе. Жили они хорошо, никогда не ссорились. По крайней мере, скандалов у них никто не слышал. Ратмир много раз видел, как машинист в железнодорожной фуражке с деревянным сундучком в руке степенно проходил через парк к своему дому. Он водил товарные поезда, а тетя Маша работала в железнодорожной школе уборщицей. Дядечка в косоворотке появился у них сразу после майских праздников. Никто на него и внимания не обратил — мало ли к кому приезжают родственники из деревни?
— Иди-ка сюда, что я тебе покажу! — другим, незнакомым голосом позвала девчонка.
Ратмир подошел и остановился перед ней.
Глядя на него снизу вверх раскосыми расширившимися глазами, Тонька приглушенно скомандовала:
— Сядь рядом!
Ратмир переступил босыми ногами по песку, отбросил со лба жесткую русую прядь — была у него такая привычка — и нехотя — он не привык, чтобы им командовали, — сел на диван, который издал еще более протяжный и жалобный писк.
Тонька, прижмурив глаза, прошептала:
— Поцелуй меня…
Ратмир ошеломленно отодвинулся, он почувствовал, как кровь прилила к щекам, стало горячо ушам. Он облизнул пересохшие губы и выдавил из себя:
— Кажись, мать зовет…
Никто его не звал, просто внизу, в коридоре, хлопнула дверь.
Их глаза встретились. Ему показалось, что острый черный зрачок девчонки пульсирует. Веснушки возле носа шевелились, будто живые.
— Дай руку! — потребовала она.
Он машинально протянул и — тут же отдернул, вскрикнув: девчонка резко нагнула голову и, хищно оскалившись, больно укусила в мякоть возле большого пальца. Откинувшись на спинку дивана, она беззвучно смеялась. Голубые с кошачьей прозеленью по ободку ее глаза возбужденно блестели.
Оборвав тихий смех, Тонька вскочила с дивана, быстро прошуршала к люку и, уже спустив вниз ноги, презрительно произнесла:
— Ты трус, Шайтан, трус!
Он слышал, как она осторожно спустилась в коридор, что-то негромко треснуло, — уж не зацепилась ли платьем за скобу? Чуть слышно стукнула дверь, и стало тихо. Перед самым его носом большой паук-крестовик неторопливо штопал порванную сеть. На кусок синего неба, видневшийся из круглого окна, медленно наползало облако, напоминающее голову жирафы. В ушах его звенел, набирая силу, Тонькин голос: «Трус, трус, трус!»
Провожал Ратмира на вокзал Володька Грошев. Мать тоже стала было собираться, но Ратмир, не любивший этих всяких встреч-проводов, отговорил ее, сказав, что хватит с него Володьки и отца…
Обычно сдержанная, мать привлекла его к себе и чмокнула кудато в ухо, потому что Ратмир, не привыкший, как он называл, к телячьим нежностям, стал решительно уклоняться от материнских объятий.
— Ты теперь один у меня, — всхлипнула мать, доставая из кармашка фартука скомканный носовой платочек. — Как приедешь, напиши, сынок… И ради бога, не озорничай! С дядей лучше не спорь, не любит он этого… И сестер не обижай… Я ведь тебя знаю!
Когда он уже вышел с сумкой на крыльцо, мать выбежала прямо в фартуке и сунула ему в руки большой пакет со снедью.
— Тебе на дорожку, — сказала она. Глаза ее покраснели, губы дрожали.
— Будто я на Сахалин еду, — проворчал Ратмир, покосившись на Грошева, но пакет взял и положил в сумку, поверх книг.
Мать не уходила, все заглядывала сыну в лицо, говорила, что они с отцом постараются через месяц приехать, отцу обещали в июле отпуск… У матери было предчувствие, будто она чуть ли не навсегда прощается с сыном… Знала бы она, что ее предчувствие не обманет, ни за что не отпустила бы его в Красный Бор!..
— Не купайся в Черном озере, — говорила мать. — Я еще девчонкой была, помню, сразу трое там утонули…
Ратмир потянул носом и сказал:
— Горелым пахнет…
— Печенка! — воскликнула мать и, дотронувшись рукой до взлохмаченной головы сына, бросилась на кухню.
— Пошли, — кивнул приятелю Ратмир. — А то до самого отхода поезда будет учить меня, как жить надо…
— Мать есть мать, — солидно заметил тот.
Володька — его ровесник, они учатся в одной школе и даже сидят за одной партой у самой стены. За время учебного года их по нескольку раз разъединяют, но они рано или поздно всегда снова оказываются вместе. Хотя все в школе считают их закадычными друзьями, они все время ссорятся, даже, бывает, дерутся. Правда, высокому, худому Володьке не справиться с Ратмиром, но тем не менее, когда разозлится, первым налетает с кулаками… и получает решительный отпор. Надо сказать, что Володька Грошев — парень не злопамятный и долго дуться не умеет.