Она ничего не могла придумать, а Гусеница, видно, просто былавесьма не в духе, так что Алиса повернулась и пошла прочь.
– Вернись! – закричала Гусеница ей вслед. – Мне нужно сказать тебе что-то очень важное.
Это звучало заманчиво – Алиса вернулась.
– Держи себя в руках! – сказала Гусеница.
– Это все? – спросила Алиса, стараясь не сердиться.
– Нет, – отвечала Гусеница.
Алиса решила подождать – все равно делать ей было нечего, а вдруг все же Гусеница скажет ей что-нибудь стоящее? Сначала та долго сосала кальян, но, наконец, вынула его изо рта и сказала:
– Значит, по-твоему, ты изменилась?
– Да, сударыня, – отвечала Алиса, – и это очень грустно. Все время меняюсь и ничего не помню [47] .
– Чего не помнишь? – спросила Гусеница.
– Я пробовала прочитать «Как дорожит любым деньком…», а получилось что-то совсем другое, – сказала с тоской Алиса.
– Читай«Папа Вильям»[48] , – предложила Гусеница.
Алиса сложила руки и начала:
– Папа Вильям, – сказал любопытный малыш, — [50]
Голова твоя белого цвета.
Между тем ты всегда вверх ногами стоишь.
Как ты думаешь, правильно это?
– В ранней юности, – старец промолвил в ответ, –
Я боялся раскинуть мозгами,
Но, узнав, что мозгов в голове моей нет,
Я спокойно стою вверх ногами.
– Ты старик, – продолжал любопытный юнец, –
Этот факт я отметил вначале.
Почему ж ты так ловко проделал, отец,
Троекратное сальто-мортале?
– В ранней юности, – сыну ответил старик, –
Натирался я мазью особой.
На два шиллинга банка – один золотник,
Вот, не купишь ли банку на пробу?
– Ты немолод, – сказал любознательный сын, –
Сотню лет ты без малого прожил.
Между тем двух гусей за обедом один
Ты от клюва до лап уничтожил.
– В ранней юности мышцы своих челюстей
Я развил изучением права,
И так часто я спорил с женою своей,
Что жевать научился на славу!
– Мой отец, ты простишь ли меня, несмотря
На неловкость такого вопроса:
Как сумел удержать ты живого угря
В равновесье на кончике носа?
– Нет, довольно! – сказал возмущенный отец. –
Есть границы любому терпенью.
Если пятый вопрос ты задашь, наконец,
Сосчитаешь ступень за ступенью!
– Все неверно, – сказала Гусеница.
– Да,не совсем верно, – робко согласилась Алиса. – Некоторые слова не те.
– Все не так, от самого начала и до самого конца, – строго проговорила Гусеница.
Наступило молчание.
– А какого роста ты хочешь быть? – спросила, наконец, Гусеница.
– Ах, все равно, – быстро сказала Алиса. – Только, знаете, так неприятно все время меняться…
– Не знаю, – отрезала Гусеница.
Алиса молчала: никогда в жизни ей столько не перечили, и она чувствовала, что теряет терпение.
– А теперь ты довольна? – спросила Гусеница.
– Если вы не возражаете, сударыня, – отвечала Алиса, – мне бы хотелось хотькапельку подрасти. Три дюйма – такой ужасный рост!
– Это прекрасный рост! – сердито закричала Гусеница и вытянулась во всю длину. (В ней было ровно три дюйма.)
– Но я к нему не привыкла! – жалобно протянула бедная Алиса. А про себя подумала: «До чего они тут все обидчивые!»
– Со временем привыкнешь, – возразила Гусеница, сунула кальян в рот и выпустила дым в воздух.
Алиса терпеливо ждала, пока Гусеница не соблаговолит снова обратить на нее внимание. Минуты через две та вынула кальян изо рта, зевнула – раз, другой – и потянулась. Потом она сползла с гриба и скрылась в траве, бросив Алисе на прощанье:
– Откусишь с одной стороны – подрастешь, с другой – уменьшишься! [51]
– С одной сторонычего? – подумала Алиса. – С другой сторонычего?
– Гриба, – ответила Гусеница, словно услышав вопрос, и исчезла из виду.
С минуту Алиса задумчиво смотрела на гриб, пытаясь определить, где у него одна сторона, а где – другая; гриб был круглый, и это совсем сбило ее с толку. Наконец, она решилась: обхватила гриб руками и отломила с каждой стороны по кусочку.
– Интересно, какой из них какой? – подумала она и откусила немножко от того, который держала в правой руке. В ту же минуту она почувствовала сильный удар снизу в подбородок: он стукнулся о ноги!
Столь внезапная перемена очень ее напугала; нельзя было терять ни минуты, ибо она стремительно уменьшалась. Алиса взялась за другой кусок, но подбородок ее так прочно прижало к ногам, что она никак не могла открыть рот. Наконец, ей это удалось – и она откусила немного гриба из левой руки.
* * * * * * * * * * * * * * * * * *
* * * * * * * * * * * * * * * * *
* * * * * * * * * * * * * * * * * *
– Ну вот, голова, наконец, освободилась! – радостно воскликнула Алиса. Впрочем, радость ее тут же сменилась тревогой: куда-то пропали плечи. Она взглянула вниз, но увидела только шею невероятной длины, которая возвышалась, словно огромный шест, над зеленым морем листвы.
– Что это зазелень? – промолвила Алиса. – И куда девались моиплечи? Бедные мои ручки, где вы? Почему я вас не вижу?
С этими словами она пошевелила руками, но увидеть их все равно не смогла, только по листве далеко внизу прошел шелест.
Убедившись, что поднять руки к голове не удастся, Алиса решила нагнутьк ним голову и с восторгом убедилась, что шея у нее, словно змея, гнется в любом направлении. Алиса выгнула шею изящным зигзагом, готовясь нырнуть в листву (ей уже стало ясно, что это верхушки деревьев, под которыми она только что стояла), как вдруг послышалось громкое шипение. Она вздрогнула и отступила. Прямо в лицо ей, яростно бия крыльями, кинулась горлица,
– Змея! – кричала Горлица.
– Никакая яне змея! – возмутилась Алиса. – Оставьте меня в покое!
– А я говорю, змея! – повторила Горлица несколько сдержаннее.
И, всхлипнув, прибавила:
– Я все испробовала – и все без толку. Они не довольны ничем!
– Понятия не имею, о чем вы говорите! – сказала Алиса.
– Корни деревьев, речные берега, кусты, – продолжала Горлица, не слушая. – Ох, эти змеи! На них не угодишь!
Алиса недоумевала все больше и больше. Впрочем, она понимала, что, пока Горлица не кончит, задавать ей вопросы бессмысленно.
– Мало того, что я высиживаю птенцов, еще сторожи их день и ночь от змей! Вот уже три недели, как я глаз не сомкнула ни на минутку!
– Мне очень жаль, что вас так тревожат, – сказала Алиса.
Она начала понимать, в чем дело.
– И стоило мне устроиться на самом высоком дереве, – продолжала Горлица все громче и громче и наконец срываясь на крик, – стоило мне подумать, что я наконец-то от них избавилась, как нет! Они тут как тут! Лезут на меня прямо с неба! У-у! Змея подколодная!
– Никакая я незмея! – сказала Алиса. – Я просто… просто…
– Ну, скажи, скажи,кто ты такая? – подхватила Горлица. – Сразу видно, хочешь что-то выдумать.
– Я… я… маленькая девочка, – сказала Алиса не очень уверенно, вспомнив, сколько раз она менялась за этот день.
– Ну уж, конечно, – ответила Горлица с величайшим презрением. – Видала я на своем веку много маленьких девочек, но с такой шеей –ни одной! Нет, меня не проведешь! Самая настоящая змея – вот ты кто! Ты мне еще скажешь, что ни разу не пробовала яиц.
– Нет, почему же,пробовала, – отвечала Алиса. (Она всегда говорила правду.) – Девочки, знаете, тоже едят яйца.
– Не может быть, – сказала Горлица. – Но, если это так, тогда они тоже змеи! [52] Больше мне нечего сказать.
Мысль эта так поразила Алису, что она замолчала. А Горлица прибавила:
– Знаю, знаю, тыяйца ищешь! А девочка ты или змея – мне это безразлично.
– Номне это совсем не безразлично, – поспешила возразить Алиса.