Мальчишкам из Катиной школы не стоило показываться в старом городе — не стоило, и всё. Девчонок здесь не трогали. Но и друзей здесь у Кати не было. И шла она не в гости, а к речке, протекавшей через старый город, по Зимнему оврагу и дальше, в тайгу, мимо бетонного забора института. Там берег обрывался отвесно и лежали большие камни прямо посреди речушки. Большие светлые каменья, глыбы песчаника, твердого, если об него стукнуться, и мягкого, если поцарапать его железом. Бабушка Таня называла их «скельки», то есть скалы, по-украински. Катя про себя говорила: «Пойдем-ка мы на скельки».
Это было хорошее место. Мальчишки сюда не забредали. Рыбачить они ходили вверх по реке, на Верхние Камни. А тут были Нижние Камни, и прямо к обрыву выходили квадратные столбы институтского забора, и желтоватая глинистая вода журчала между скельками. Сиди и думай. Или прыгай с глыбы на глыбу. Сегодня не было настроения прыгать, а было настроение думать.
Катя пробралась на середину реки. Залезла на Полудыньку — глыбу, похожую на половину дыни, — уселась на портфель. Не только для удобства. Весной был случай: она задумалась и уронила портфель в воду.
Теперь можно было подумать о физике, о контрольной и о делах вообще. Дела были грустные. Двойки за контрольную Катя не боялась, если брать двойку как самостоятельное явление. Она с удовольствием повторила про себя: «Двойка как самостоятельное явление». Значит, сама по себе плохая оценка — чепуха. Но мама и бабушка Таня в особенности не привыкли к тому, чтобы их дочь и внучка получала плохие оценки. К пятеркам они привыкли, а не к двойкам.
— И зачем я их так избаловала? — спросила Катя.
2. НЕГР С ЭТИКЕТКИ
Вздохнув, Катя посмотрела на камни. Они были светлые поверху и темные в воде. Под самой Полудынькой неподвижно стоял, работая хвостом против течения, щуренок. Солнце еще светило в овраг, и горячий воздух дрожал, поднимаясь от камней. За забором простучали крепкие шаги — сменялась охрана. И вдруг…
И вдруг дрожащий воздух побелел, как молоко, и задрожал еще сильнее. Неприятно заныло под ложечкой и стало совсем ничего не видно — ни камней, ни солнца, ничего, совсем-совсем ничего: светло, и ничего не видно.
«Ну и туман!» — пробормотала Катя, таращась в светлую темноту. Ей показалось, что туман приподнял ее над камнем.
Она схватилась за портфель. Портфеля не было.
Катя пискнула: «Мама!» Туман ответил гулким вздохом. И она очутилась в комнате. В чужой комнате.
Она стояла посреди комнаты, закрыв глаза. Огляделась и поскорее опять зажмурилась. Но так оказалось еще страшнее: стоять и ждать. «Я просто заснула. Странный сон! Так можно и в воду упасть», — подумала Катя и приоткрыла один глаз. Прямо перед глазом сверкнуло что-то блестящее, золотисто-коричневое, с цветными пятнами. Похожее на огромную коробку шоколадных конфет. Ресницы мешали смотреть, и она открыла второй глаз.
Перед ней было сложное сооружение из коричневого дерева, блестящих латунных труб и зеркал. Высокий деревянный барьер, весь полированный, как гардероб, отгораживал трубы и зеркала от комнаты, а перед барьером стояли в ряд высокие табуретки. Круглые, выпукло обшитые красной кожей с черным узором.
«Это винный магазин», — подумала Катя, потому что по всей высоте стены за барьером, на фоне зеркал, стояли бутылки. Сотни бутылок! Длинные и узкие, пузатенькие, квадратные и многогранные, черные и прозрачные, но все с яркими этикетками и иностранными надписями. Кроме того, на самом барьере стояла квадратная большая бутылка — отдельно, как генерал перед строем войск. На пламенно-розовой этикетке был изображен толстый белозубый негр, а под негром была английская надпись. Катя прочла: «Rum Jamaika».
Непонятный сон с бутылками, смеющимся негром и «Рам Джамайка».
Катя знала, что все люди в подобных случаях щипали себя за руку. Чтобы убедиться, сон или не сон. А ну…
Щипок вышел крепкий, но сон продолжался. Толстый негр смотрел на Катю насмешливо. Она поскулила: «Ой-ой-ой-о-о-ой-й!» Затем топнула ногой и подергала себя за косичку.
Все было напрасно. Никакие меры не действовали.
Тогда Катя решила, что глупо стоять и смотреть на бутылочное войско, и решительно повернулась к нему спиной.
Комната была отличная. Мама сказала бы: «Мечта!» Папа, конечно, не обратил бы внимания, а просто уселся в кресло с «Нейчер» или другим ученым журналом в руках. А Кате очень понравилось длинное низкое окошко во всю стену, и низкие кресла, и столики с большими фарфоровыми чашками на каждом. На серых — нет, на серебристо-серых стенах висели яркие картины, изображавшие неизвестно что. А на полу лежал огромнейший ковер, мягкий, как подушка, и шагов не было слышно. Как во сне.
Она бродила от стены к стене, рассматривая картины. Кругом все было тихо. Воздух теплый, свежий, с запахом табака и хвои. Перед окном по траве гулял важный скворец. Катя подошла и стукнула ногтем по стеклу. Скворец не обратил на нее внимания. Он гулял с большим достоинством. Она постучала еще. Скворец как бы невзначай повернулся спиной к окну. «Какой задавака!» — проговорила Катя и вдруг поняла, что в комнате кто-то есть, кроме нее. Она повернулась так быстро, что коса ударилась о стекло. Ой! Негр с этикетки стоял перед барьером.
Толстенный — здоровенный негр в белом костюме и синем фартуке смотрел на Катю. Улыбку он оставил там, на этикетке.
Катя прижалась спиной к стеклу. Крик застрял в ее горле — так стало страшно!
Страшнее всего — бутылка с тем негром исчезла с барьера, а стакан, стоявший рядом, остался!
Негр покачал головой и заговорил по-английски. Катя ничего не поняла с перепугу и еще потому, что он говорил быстро, сливая слова.
Но приходилось отвечать.
— Good morning, sir. Repeat, please, what have you said, — сказала она, что значило: «Здравствуйте, сэр. Пожалуйста, повторите, что вы сказали».
— Как сюда попала юная леди? — переспросил негр с этикетки. Правую руку он прятал за спину.
— Мне тоже хотелось бы знать об этом, — ответила Катя с отчаянием. — Я очень сильно удивлена.
— О-а! — сказал негр, покачивая огромной круглой головой. — Маленькая мисс не похожа на воровку, но мне придется вызвать полицию.
Тогда Катя наконец заплакала. Она презирала плакс, и все равно из глаз посыпались слезы. Этого никто бы не вынес! Согласитесь — никто! Ведь только что она сидела на Полудыньке! Что случилось, что же такое случилось? И еще — полиция!..
Она постыдно ревела, прикрываясь рукавом. Негр заметно растерялся — Катя следила за ним поверх рукава — и вытащил правую руку, спрятанную за спиной. От изумления Катя перестала реветь. Вот куда пропала бутылка «Рам Джамайка» — негр прятал ее, а сейчас вытащил и отхлебнул прямо из горлышка, закатил глаза и причмокнул. Он мастерски закатывал глаза, как кукла, если отломить грузик, подвешенный к ее закрывающимся глазам… Глаза закатывает! А она стоит здесь, и ее хотят сдать в полицию!
Негр присел перед ней на корточки, обтянул фартук вокруг колен. Маленький его двойник смеялся на розовом квадрате этикетки.
— Как попала мисс в такую нехорошую компанию? — задумчиво спросил Негр.
— Не знаю! — всхлипывала Катя. — Я не знала, что вы — плохая компания, я сюда не хотела абсолютно!
— Мисс говорит по-английски, как иностранка.
— Это вы — иностранец, сэр, а я советская…
— О-а! Мисс живет в русском посольстве? В Лондоне?
«Какой дуралей! — подумала Катя. — Он пьяный, наверное, от своего рома с Ямайки и все путает». Но в то же время снизу, по ногам, на нее пополз новый страх.