не остается больше пор! Вы просто поднимаетесь и поднимаетесь до некоторой точки вашего существа, как язык пламени или свечи все поднимается и поднимается и исчезает, и... нет больше проблем! Очень счастливое состояние. Но... Что потом?
Я хотел чего-то, что наполнило бы меня... в то время как я гуляю по улице или пью виски, если нужно! Пока делаю... пока живу своей жизнью, вы знаете! Нечто, что наполняло бы меня каждую секунду и не зависело бы ни от Гималай, ни от одежды монаха! Я хотел нечто, что не зависело бы ни от чего.
И вот когда тот МЕЧ -- тот меч света, каким был взгляд Матери, потянул меня назад. Потому что то было не то, что "парит в вышине" и оставляет вас с чувством обширности и безмятежности и... блаженства. Совсем наоборот, это было нечто, что шло ВНИЗ, в вашу плоть и стремилось прикоснуться к чему то там, в глубинах вашего существа.
Так что тот взгляд привел меня назад, в Пондишери. Я сказал себе: "Ты сбежал. У тебя не хватило мужества смело встретить ТО."
И поэтому я вернулся в Пондишери.
Дороги Индии
Товарницки: Можно поговорить о тех дорогах, дорогах Индии, Сатпрем?
Я спустился с Гималай. Я повернул назад, на юг.
Да, есть величайшая красота Индии: все те люди, те существа Индии, и та великая мягкость, которую вы встречаете повсюду. Куда бы вы ни пошли, вас везде приветствуют с улыбкой. В них есть нечто, что понимает. Вам не нужно объяснять -- они чувствуют. Это тоже было большим благословением Индии.
Это те люди, среди которых вы не чувствуете себя -- даже с белой кожей -- не чувствуете себя "чужестранцем". Вы не сможете пройти незамеченным, за вами сразу же увяжутся ребятишки, но вы не чувствуете себя чужестранцем. И они чувствуют, кто вы. Вы не обманите их; они чувствуют, кто вы.
Так что, да, есть та необъятная теплота Индии. И невероятное количество ... храмов Индии. Да, это могло бы ... привести к тому, что я бы определенно потерял себя, скорее здесь, чем в Гималаях.
В некоторых храмах была такая прекрасная... вибрация. Вы не знаете санскрит, но... это такой "полный", такой "плотный" язык, так... начиненный силой. Вы даже не знаете, откуда исходит тот язык. У меня такое ощущение, что он пришел... от чего-то, что было до человека. Кажется, что звуки не отражают тот язык, каким мы его знаем, с подлежащим, предлогами, сказуемым. Кажется, что звуки... обладают силой и "выражают" нечто.
И храмы имели ту ВИБРАЦИЮ, которая была для меня чрезвычайно... пленительной. Вы как бы звучите вместе с ней, танцуете вместе с ней... Было нечто чрезвычайно очаровательное.
Товарницки: Храм Шивы?
Да, храм Шивы. Особенно один в Бенарасе, он так необычен. Вы чувствуете, что можете очень легко потерять себя там. Хотя, должен сказать, что я познал нечто аналогичное и в Египте.
Египет
В первый раз я отправился в Египет после войны. Я не знал ничего; я действительно был просто хорошим малым с Запада. Для меня Азия была просто географическим понятием. И я не знал абсолютно ничего, ноль, о религии, духовных традициях Востока. Я был полным мирянином (под мирянином я подразумеваю, что прочел множество вещей по этому вопросу, я был полон западной культурой). Но я поехал и пробыл три недели возле Луксора.
Именно там я был необъяснимо переведен в некое состояние восторга. Я не мог гулять по этим храмам -- хотя они казались совершенно мертвыми руинами -- я не мог гулять по ним или прикасаться к тем камням без того, чтобы не быть переполненным некой эмоцией превыше всякого понимания, мышления или чувства. Это было необъяснимо. Я не мог понять... Но это наложило на меня неизгладимый ФИЗИЧЕСКИЙ отпечаток.
Вы видите, для нас, западных людей, все как бы четко разграничено: это скала, это кресло, это джентельмен, это леди. Все как-то загоняется в точные, хорошо определенные, ограниченные конструкции.
Всякая вещь определена.
Теперь, когда я снова смотрю на Запад с ... иной перспективы, у меня возникает чувство, что вся интеллектуальность -- западная интеллектуальная формация -- есть нечто чрезвычайно юридическое и воинственное. Все жестко. Все в ящике. И даже люди, даже люди "определены".
И во время первого контакта с Египтом (и даже больше в Индии) это маленькое определение было внезапно вытолкнуто в необъятное измерение, которое лежит за тем маленьким объектом, который, как я думал, я определил. Внезапно за одной глубиной вскрывалась другая, за ней -- следующая... И те глубины ВИБРИРУЮТ. Они вибрируют.
И та вибрация пробудила во мне нечто, что ... я не мог определить, поскольку у меня не было слов. Но вещи больше не были зажаты в определения; они внезапно были охвачены безмерностью, которая простирается далеко назад во времени. И эта безмерность не была абстракцией; она ощущалась как "звук", вибрация.
Как, например, те стены сохранили отпечаток веков гонгов и ритуалов, и они удерживали это в вибрирующем состоянии. Вибрирующем с чем? С зовом.
И посреди всего этого я распознал свой собственный зов.
Зов, исходящий не из этого времени. Зов, тянущийся через чреду веков. Как если бы этот крик, эта нужда была рождена не сегодня, даже не в этой жизни, даже не со времен моего детства в Бретани. Как если бы вдруг вся жизнь расширилась назад, и этот маленький сегодняшний зов того приятеля, каким я являлся, был бы всего лишь "проекцией" нечто, что уходило далеко, далеко, далеко назад в прошлое, и которое все вибрировало и вибрировало. Нечто, что призывалось и призывалось -- и было зовом со времен... с очень давних времен.
Товарницки: Нечто, что уходило также далеко, далеко в будущее?
Может быть и в будущее! Возможно.
Потому что... когда вы там были, в том самом древнем измерении, это чувствовалось как "вечность".
Это не... ПРОШЛОЕ (как я его описываю, оно может показаться нечто очень, очень, очень далеким по времени); это вечное... Это ВЕЧНОЕ...
Но эта "вечность" без какой-либо проекции в будущее.
Вечность, которая ЕСТЬ... не знаю.
Церкви: Буддизм, Нигилизм и Нирвана.
Товарницки: Могут ли и христиане почувствовать то же самое в соборе
или церкви?
О, безусловно!
Безусловно. Конечно же, могут.
Вы видите, в действительности, ВСЕ является средством, предлогом, чтобы подвести нас к открытию ДРУГОЙ глубины нас самих.
Но люди обращают средства в цель и тюрьму.
Так что те стены... Посмотри, довольно давно, в Тибете нашлись некоторые люди, которые сказали: "ХВАТИТ ЭТИХ СВЯЩЕННИКОВ!". Церкви повсюду, всегда. Кто-то саньясин, ашрамит, католик, марксист... Мы сами держим себя в тюрьме. Все эти вещи превосходны. Религия превосходна, марксизм превосходен. Все превосходно -- при условии, что это... поможет вам достичь ТОЙ точки, где вы начинаете быть человеком. Человеком, то есть, нечто, что имеет собственную вибрацию -- которая столь стара и которая присутствует и в настоящем, которая столь вечна.
Но все, что только ни помогало бы вам достичь того другого измерения, подходит к своему концу. Становится догмой. Становится тюрьмой.
Или же становится Гуру (с большой буквы). Становится Богом (с большой буквы).
Товарницки: И это начало смерти.
Точно! В тот момент, когда вы начинаете "определять" что-то, оно умирает. Оно мертво.
Поэтому я ничего не имею против христианства, индуизма или марксизма -- я ничего не имею против кого-либо или чего-либо.
Но я... против -- и сильно ПРОТИВ -- всего, что заточает людей.
Синдром мы-схватили-истину, вы знаете. Она в нашем мешке, раз и навсегда, и это все.
Этой лжи я не могу перенести.
Я не мог вынести ее в Тибете, я не мог вынести ее в Пондишери, я не мог вынести ее в Париже, я не мог ее вынести даже в джунглях.