Конечно, скрывала, представлялась бедной, чуть ли не нищенкой, но кто-то должен был знать о ее богатствах, вот я же знала, ах, Господи Иисусе, какая ужасная история, хоть она и старая, все равно ужасная смерть!
Уж на что я выдержанная и спокойная, а и то у меня чуть сердце не разорвалось, как услышала о таких ужасах, в голове не укладывается, на каждом шагу бандиты и убийцы, но лучше бы мне дать показания не по телефону, есть у меня что сказать, потому как совершенно случайно удалось узнать...
Хотя поручик Болек и сиял собственным светом, заполучив неожиданного свидетеля, он все-таки перебил разговорчивую бабу:
— Извините, что перебиваю вас, но не знаете ли вы, где может быть племянница покойной?
Из микрофона снова полились эмоции:
— Ах, Езус-Мария, какое ужасное слово, к такому непросто привыкнуть, меня так в жар и бросило, такая кошмарная история, бедная Кася...
— Вы ее знаете?
— Еще бы мне не знать Касю! Можно сказать, с младенческих лет, представляю, какое это для нее потрясение, и теперь ведь все хлопоты свалятся на бедную девушку, но, с другой стороны, сможет наконец вздохнуть спокойно, вот и говори, что нет справедливости на свете, нет, она есть...
— Минутку, минутку, проше пани! Вы можете нам сообщить фамилию этой Каси и где она сейчас живет?
Мы с Янушем затаили дыхание. Голос в микрофоне вдруг прервался. Секунды на три, не больше, женщина замолчала, потом опять затараторила:
— Где сейчас живет — не знаю, она переехала от пани Наймовой, а куда — я не знаю, а вот фамилию знаю. Пожалуйста, фамилия ее Пясковская. И вроде бы переехала она в квартиру своей бывшей учительницы, вроде бы та учительница куда-то за границу уехала и оставила на время свою квартиру Касе. Кася такой человек, что ей все можно доверить, не только квартиру. Но на улице Вилловой у тетки она бывала часто. Что, неужели до сих пор не появлялась?
— Ваши показания, уважаемая пани Пищевская, для нас чрезвычайно ценны, — опять перебил свидетельницу поручик Болек, весь пылая от волнения. — Вы совершенно правы, лучше записать их у нас в комендатуре, так положено, смогли бы вы с самого утра завтра...
Пани Пищевская могла хоть ночью. С явной неохотой закончила она беседу с полицейским, и по всему чувствовалось, что готова была хоть всю ночь проговорить, а в комендатуру может и к шести утра явиться.
Положив трубку, Болек повернулся к нам. Вот что значит повезло! Глаза парня горели, щеки пылали.
— Значит, все сходится, та самая учительница.
Ее квартира на улице Граничной, дом четыре, телефон у нас есть, будем названивать круглые сутки.
До сих пор в той квартире никто не появлялся, но это днем, ночью мы не звонили. Или, к примеру, в пять утра... Не исключено, что эта племянница где-то на круглосуточной работе, дома появляется редко. Ничего, подкараулим. А если в ближайшие дни не появится ни на Вилловой, ни на Граничной — значит, она причастна или к убийствам, или к похищению. Райчиком же я все равно займусь...
* * *
— Говорю вам, пан инспектор, это была такая вредная баба — не приведи господь, хоть и светлой памяти... Пусть ей земля будет пухом, по все равно скажу.
Жадная, скупая, и такая.., ядовитая. Что меня с ней связывало? Она дала мне деньги в долг, давно это было. Мне они тогда позарез были нужны. Да нет, никакая это не тайна, хотела я свою маленькую косметическую фирму открыть, больше мне не у кого было одолжить денег. Открыла, а как же, до сих пор мой бизнес худо-бедно процветает, не жалуюсь, а ей я за это процент платила. Сказать какой — не поверите!
Обдираловка страшная, а называлось — она совладелица фирмы. Вот и получала постоянный доход, я ей исправно ее проценты приносила, последняя выплата осталась, а Наймова от инфляции не пострадала, она сразу договорилась, что выплачивать ей я буду в долларах.
Я и выплачивала исправно. Один раз только припозднилась. С гриппом я тогда лежала, головы поднять не могу, так она сама прилетела ко мне, как гарпия какая, уже собиралась на меня фининспектора напустить, еще чем-то грозила, ведь мы с ней легальный договор заключили, на бумаге. Такой скандал учинила, не приведи господь! Пришлось мне с высокой температурой в банк тащиться, чтобы эта... успокоилась, заткнуть ей рот, утробу ее ненасытную...
А несчастного ребенка она к себе взяла, вы думаете из жалости? Как бы не так! Вместо сердца у этой скряги — карман бездонный. Девочке родители хорошие деньги оставили, это была когда-то богатая семья, вот она и прикарманила имущество несчастной сиротки — в золоте, долларах, драгоценностях.
А ребенка в черном теле держала, в лохмотьях бедняжка ходила, досыта никогда не ела. В конце концов я не выдержала и все выложила девочке, когда та уже немного подросла. Может, и под моим влиянием Кася съехала с квартиры тетки. Да что я говорю «съехала», ушла в чем была, ничего с собой не прихватила, хотя там все ценное ей принадлежало. Теперь, привел господь, все унаследует, я сама засвидетельствую где надо, что ей все там принадлежит. Есть все-таки справедливость на свете! А ее родители были очень состоятельные люди, до войны у них был дом в Константине и еще вилла в Рыбенке, с садом. Я их семью хорошо знала, с рождения, можно сказать, еще мои дедушка с бабушкой служили в их доме. Потом все изменилось, но знакомство наше осталось, даже дружба, можно сказать. Очень хорошие люди были и дед с бабкой, и родители Каси. Очень культурные, вежливые, добрые, с открытым сердцем. Одна эта, Наймова, выродок, чистая мегера... Касе она вовсе не тетка, а бабка, потому как ее родная сестра была Касеньке родной бабушкой. Ее дочка, Касина мама, в автокатастрофе погибла с мужем, вот девочка и осталась у бабушки, а уж после ее смерти эта мегера все заграбастала...
Пожалуйста, о Райчике тоже все знаю. Это аферист, проше пана. Конечно, прикидывался честным человеком. Он бывал у Наймовой. Наверняка знал о ее денежках и, сдается мне, давно примеривался обокрасть ее. А она с ним потому имела дело, что он ей голову задурил дедом. Вроде как он о ее деде что-то знал. Все знали — дед был богатый человек и свое богатство в разных местах попрятал, а он, Райчик, вроде бы знал где. Вот Наймова с его помощью и надеялась разыскать спрятанное дедом.
Я там точно не знаю, как было на самом деле, но, когда я еще ребенком была, слышала, что этот ее дед до войны держал свои капиталы и ценности в земском банке, перед самой войной успел все из банка забрать и где-то попрятать. Рассказывали: уже немцы бомбили Варшаву, а он свои сокровища прятал.
Ну и этот Райчик сказал Наймовой, что знает человека, который для деда тайники мастерил. Ой, нет, перепутала я малость, не дед прятал сокровища, а еще прадед. И наверное, еще до первой мировой...
— Непонятно? Ну ладно, попробую по порядку.
Итак, значит, прадед. Сколько ему могло быть? Пятьдесят с небольшим, ну от силы шестьдесят, когда он дом и виллу сыну записал, а остальные ценности попрятал. Никто не знал где. Сын сам был человеком не бедным, не стал к отцу приставать, к тому же неплохо зарабатывал, и жену взял из состоятельной семьи. Вот эта жена как раз и была родной бабушкой Каси и родной сестрой Наймовой. А после войны.., нет, все-таки это была уже вторая мировая. Так вот, после войны прадед еще жив был, но память совсем потерял, как-то его склероз в один год скрутил, так что он напрочь позабыл, в каких тайниках свое добро попрятал. С огромным трудом удалось из него вытянуть местонахождение лишь одного-двух, а остальные так и пропали. У Касиных дедушки с бабушкой была только одна дочь, вышла она замуж.