И внучок Акулка неподдельно рыдал на кладбище, когда оратор говорил о его дедушке, деятеле науки, верном сыне коммунистической партии, чья жизнь должна служить подражанием молодым ученым. Потому что кроме деда Акулка потерял возможность приезжать на первый курс института в персональном лимузине своего великого предка.
Макинтош сильно удивился, когда почувствовал легкий укол ниже ватерлинии штанов. Он спокойно повернул голову и увидел ухмыляющегося балабола.
– Эта шутка тебе может стоить дороже посещения больницы, – заметил Макинтош.
– Перестаньте, Жора, – продолжал наглеть Акула, – мы же теперь компаньоны. У вас есть чему поучиться. Даже этому дружескому жесту.
Жора сделал вид, что он не сердится, а сам напряженно думал, как бы поскорее отправить Акулу поближе к уже покойному Паничу. Стрелять на Дерибасовской угол Ришельевской Жоре не улыбалось, хотя очень хотелось. Но балабол тут же оборвал ход его мыслей.
– Макинтош, вам крупно повезло, что я приплыл у ваш берег, – заметила Акула, – так что я буду обманывать компаньонов? Никогда. Знаете, бриллианты Паничей у меня. То-то же. Когда мы начнем подбивать бабки?
– Приходи вечером. И все будет, как в аптеке, – улыбнулся во второй раз Акуле Жора.
– До вечера, Макинтош, – нагло протянул руку балабол и Жора, неожиданно для самого себя, пожал ее. А потом, не удержавшись, дал собеседнику под зад коленом свою традиционную шутку и заметил: «Квиты».
«Квиты мы будем очень скоро, – думал балабол, медленно прогуливаясь по Дерибасовской. – Когда ты поймешь, что волк-одиночка не нуждается в стае. И твои глаза с биноклем не увидят, в каком берегу плывет Акула».
Жора спокойно шел по Садовой улице, чувствуя облегчение и радость, которые обычно испытывают великие полководцы после решающих, а главное, выигранных битв. От радости даже сердце стало стучать сильнее обычного. А воздух все жарче золотился в мареве лета и пах свежим арбузом. Жора вытер скопившийся от чрезмерного напряжения последних дней пот со лба и увидел встающий дыбом асфальт. Боли от удара об него Макинтош уже не почувствовал.
* * *
Набирающийся смелости от своей дохлой крысы Лабудов очень обрадовался, увидев капитана Орлова. Он почему-то подумал, что капитан еще раз достанет из кармана ведомость, и поэтому попытался растянуть в улыбку свои хорошо проступившие поверх фонарей прыщи.
– Как аутотренинг? – строго спросил-капитан.
– Стараюсь, – скромно поведал Лабудов, заводя его в свою комнату, где воняло гораздо сильнее, чем обычно. Запах крысы на столе перебивал даже аромат кучи носков, которые музыкант время от времени кидал под стол, чтобы когда-нибудь постирать.
– Разрешите вас поздравить, Крыса, – сказал торжественным голосом капитан, – очень скоро вы поедете на зарубежную гастроль. Кстати, не могли бы вы подсказать самых ненадежных, которые играют в опере?
Лабудов с большим удовольствием начал перечислять весь ансамбль по алфавиту. Капитан со слабыми следами поединков с врагами на измученном лице довольно кивал головой в такт.
– Хорошо. Во время гастролей вам предстоит деликатная миссия. Но об этом после. Как аутотренинг? – почему-то еще раз спросил капитан, пытаясь не обращать внимания на запах.
– Стараюсь, – еще раз повторил Лабудов. – Каждый день. А когда ее можно будет этого… выкинуть?
– Агент Крыса, вы задаете нескромные вопросы. Когда там найдут нужным, я вам сообщу, – капитан ткнул указательным пальцем в потолок. – А пока что ненароком сообщите, куда и в прошлый раз, что в доме на Пастера угол Торговой действует в подвале подпольная типография, печатающая антисоветские листовки и книги. Ясно?
– Да. Так точно! – возбудился от предстоящего удовольствия Лабудов.
Он с радостью подумал: если КГБ будет бездействовать, то служба полковника Деева устроит много приятного конторе, которую ненавидел даже сам Лабудов.
– Это вы сделаете сегодня, – подчеркнул Орлов – и, конечно о моем визите…
– Понял, – важно сказал музыкант, все еще надеясь на ведомость из кармана.
– Чтобы ускорить курс аутогенной тренировки, мы попросили помочь вам самого профессора Тартаковского. Так что постарайтесь не выходить из квартиры. Кстати, вы сегодня тренировались?
– Да, – твердо ответил Лабудов.
– Перестаньте врать, – рявкнул капитан, – мы все знаем.
– Я хотел сказать, что собираюсь, – поджал распустившийся хвост стукач. – Я тебя не боюсь!
– Сейчас выполняйте задание, а потом приступайте к самоусовершенствованию, – приказал капитан и напомнил: – Три часа подряд. Даже если будет землетрясение, вы не должны переставать работать над собой. Кстати, агент Крыса, по моему ходатайству вы представлены к ордену Октябрьской революции.
– Спасибо, – перевел взгляд с капитана на уже привычную крысу растроганный Лабудов. – Я докажу, что достоин…
– Докажете делом, – торжественно сказал капитан и поскорее выбрался из этого запаха на свежий воздух. Лабудов тут же затащил из коммунального коридора телефон в свою комнату и, повернувшись спиной к крысе, доложил все, что от него требовалось.
Лабудов действительно боялся крысы все меньше и меньше. Правда, иногда ему казалось, что стоит только выключить свет, и дохлая крыса тут же изготовится к прыжку. Потому, как это было ни тяжко, Лабудов жег электричество по четыре копейки за киловатт круглые сутки.
Лабудов собрался, сел против крысы и выдохнул в ее морду:
– Я тебя не боюсь!
А в это время балабол Акула уже звонил в дурдом и рассказывал, что он художественный руководитель оперного театра и у него большое горе. Сошел с катушек звезда коллектива Лабудов и поэтому его надо по-быстрому вылечить. И если лечение пойдет успешно, так весь дурдом будет засыпан контрамарками как снегом, даже во время летнего сезона.
Когда люди в белых халатах осторожно вошли в коридор Лабудова, его соседи охотно подтвердили, что такого психа, как флейтист, природа создает только от чрезмерного усердия. А может быть, по недосмотру, но этот Лабудов точно двинутый мозгами без медицинского диагноза.
Мордоворот в коротком халате осторожно приоткрыл дверь и по его ноздрям ударил неповторимый аромат.
– Я тебя не боюсь! – орал Лабудов в лежащую перед ним полуразложившуюся крысу. Потом он повернулся на скрип двери и сказал нормальным голосом:
– Тартаковский, заходите.
Лабудов заметил, что Тартаковский почему-то постригся наголо и стал побольше ростом, а его ассистент был вовсе не похож на тех, кто дрыгает по команде светила ногами со сцены. И когда Тартаковский и его кореш натягивали на Лабудова такую же самую сорочку, в которой щеголяла в свое время жена Кока, он продолжал скрипеть «Я тебя не боюсь!»
Лабудова поволокли к выходу. Музыкант сразу заподозрил неладное, потому что Тартаковский во время сеанса не проронил ни слова.
– Куда вы меня ведете? – спокойно спросил стукач.
– Домой, – ответил лысый профессор.
– Мой дом здесь. Я тебя не боюсь! – бросил Лабудов.
– Тащи скорее этого придурка, у нас еще два вызова, – заметил ассистент доктора.
– Я вам дам придурка! – взревел стукач. – Я агент Крыса! Вами займется капитан Орлов. Я тебя не боюсь!
– Конечно, агент, конечно, крыса, – согласились санитары, бросая в машину Лабудова.
* * *
Акула купил себе за двадцать копеек билет в музей и стал ходить среди картин с таким видом, будто они ему сто лет снились.