Майор открыл пронумерованную, прошитую суровой нитью и скрепленную печатью страницу в блокноте для служебных записей.
— Надо установить за Эриксоном постоянное наблюдение. Отсмотреть все его связи, привычки, наклонности. Особенно дурные связи и дурные наклонности. Надо накопить компрометирующий материал. Любой, какой возможно. Нас интересуют любые отклонения от нормы — на службе, в быту, в интимной жизни. Не может быть, чтобы у него не было никаких пороков. Люди, лишенные абсолютно всяких пороков, есть только в одном месте — на кладбище. Нам необходимо найти зацепку для будущего разговора. Вернее сказать, для будущей вербовки. Лучше всего начинать искать компромат на службе. Раз Корольков обратился к нему, значит, он был не первый клиент, нуждающийся в открытии виз. Значит, кто-то был до него и знает за Эриксоном такого рода услуги.
Этого «кого-то» надо найти. Или этого «кого-то» надо ему подсунуть.
Майор зафиксировал все соображения, высказанные генералом, для него бывшие приказом.
— Теперь Корольков. Что думаешь по Королькову?
— Корольков Пиркса не сдаст. При любом подходе он зароет всякую информацию. И никого к нему не подпустит.
— Кроме все того же Иванова... То есть мы приходим к варианту, который сформулировали раньше. Дверь, открывающая доступ к Дяде Сэму — Корольков. Ключ, который может открыть эту дверцу, — Иванов. И пока ключ только один Других вариантов ты мне предложить не можешь?
— Нет. Мы пытались просчитывать другие варианты подвода — ничего не вышло. Корольков очень серьезно защищает себя от сторонних контактов. Быстро подвести к нему человека невозможно. Он будет проверять его и наблюдать за ним много месяцев, если не годы, прежде чем допустит к серьезной информации. Пусть даже это будет его ближайший родственник. Корольков не доверяет никому. Я полагаю, что Иванов единственно возможный вариант быстрого подхода. Но, честно говоря, очень сомнительный вариант.
— Не веришь, что Корольков пойдет с ним на сближение?
— Не верю!
— Но через Иванова он проще и быстрее может выйти на швейцарское золото.
— Ему не нужно золото. Вернее, не настолько нужно, чтобы очертя голову бросаться на сомнительные наживки. У него достаточно денег здесь и достаточно выхода на новые деньги здесь, чтобы торопиться со Швейцарией. Он будет выжидать и будет тянуть время, чтобы взять свое наверняка. Золото для него не лучшая приманка.
— Тогда остается страх. Потому что ничего другого не остается.
Майор пожал плечами.
— Значит, поступим так. Запроси в милиции и еще раз самым тщательным образом изучи все дела Королькова и дела, в которых были замешаны его приятели. Отсмотри к нему и к его людям все подходы. Ну то есть где живут, где бывают, с кем дружбу водят. Но самое главное, продумай и распиши все сценарии форсированного подвода к Королькову Иванова, — сформулировал очередной приказ генерал. — Все продумай и сладкие, и горькие. Продумай и доложи мне. По сценариям доложи послезавтра, в четырнадцать ноль-ноль.
— Но...
— Никаких но... Послезавтра! В четырнадцать ноль-ноль. Потому что послепослезавтра мы должны начать действовать. Закончилось время раскачки. Закончилось, Степан Степанович!
Глава 21
— Когда? — спокойно, но так, что у присутствующих мурашки по спинам побежали, спросил Папа. — Когда?!
— Днем.
— Кто его последним видел?
— Ушастый и Шавка.
— Сюда их.
Требуемых «шестерок» нашли и мгновенно, чуть не волоком, притащили под грозные очи Папы. Которого они, может быть, первый раз в жизни живьем наблюдали.
— Где вы его видели?
— Дома. У него дома.
— Когда?
— Днем...
— Когда днем?
— Три часа назад. Когда паспорта принесли.
— Он был один?
— Нет. Там с ним какая-то баба была.
— Какая?
— Обыкновенная. Шалава.
Он сказал, что ее у центрального гастронома снял.
— Отыскать бабу. И все у нее узнать! — коротко распорядился Папа.
Несколько бригадиров тихо вышли из комнаты.
— Кто нашел Шустрого?
— Носатый. Он за деньгами пришел. Долго стучал. А потом дверь открыл.
— У него что, ключ был?
— Нет, ключа не было. Отмычки были. Он отмычкой открыл. Ему ждать надоело, и он открыл. Думал, Шустрого нет и он все сам возьмет. А Шустрый был...
— Носатого сюда.
Привели Носатого.
— Ты его первый увидел?
— Я.
— Рассказывай.
— Что рассказывать?
— То, что увидел! Подробно и по порядку рассказывай.
— Ну я открыл дверь, на всякий случай покричал его, прошёл по коридору в комнату и увидел... Шустрого увидел. Мёртвого.
— Как его убили?
— Не знаю. В него вроде не стреляли и на перо не сажали.
— Почему ты так решил?
— Никаких ран видно не было.
— Он что, был целый?
— Не сказать, чтобы совсем. Побитый был сильно. Да, у него еще... В общем, у него кончик носа был отрезан.
— Носа?!
— Ну да, носа. Отпластан, как бритвой! Присутствующая при допросе братва тихо зашушукалась.
Насчет отрезанного носа.
— А ну тихо!
Все мгновенно замолчали.
— Ты там ничего не трогал?
— Нет. Я сразу ушел. И сразу сказал...
— Ладно, иди.
— Ментов никто не вызывал?
— Нет! Как можно.
— Тогда едем.
— Куда, Папа?
— Туда едем. Теперь едем.
— Но это... это...
— Чего сопли жуете? Ну?
— Это опасно. Могут заметить соседи и потом стукнуть ментам.
— Ничего. Как-нибудь. Поехали!
К самому подъезду на машине Папа не подъезжал. Прошел пешком. Братва заранее проверила дорогу и открыла дверь, так что никаких препятствий в продвижении не возникало.
Папа зашел в услужливо распахнутую дверь.
— Где он?
— Там, Папа.
Бывший близкий подручный Папы расслабленно сидел на кресле, уронив голову набок. В квартире все было чисто и относительно убрано. Шмона, похоже, не было.
— Тайник где? — спросил Папа.
— Здесь тайник. Пустой. Совсем пустой. Может, его кто откурочил, чтобы бабки умыкнуть?
— Может, и откурочил. Только что-то он слишком гладкий. Не видно, чтобы его ломали.
— Так, может, они внутряк отжали? Монтировкой.
— Тогда бы крышка была погнута. Не ломали его. Ключом открыли. Его ключом.
— Откуда бы они его взяли?
— Нашли. Или он дал, — кивнул Папа на покойника.
— Паспортов нет, — сообщил появившийся из соседней комнаты претендент на освобожденное Шустрым место. Новый, почти уже утвержденный подручный по кличке Бурый.
— Внимательно смотрели?
— Все перетряхнули.
— Поди наследили?
— Нет, мы аккуратно. И все на место положили.
— Значит, говоришь, не нашли...
Папа подошел к покойнику и долго смотрел на него, словно надеясь узнать, кто к нему приходил, что искал и кто его убил.
Но Шустрый молчал. И сидел. Первый раз в присутствии Папы он не отвечал на его вопросы и не вставал.
Папа вытащил носовой платок, обернул им пальцы и, взяв покойника за подбородок, медленно повернул голову. Посмотрел и снова опустил обратно. Потом тот же платок он набросил сзади на шею и пощупал выступающие позвонки.
— Ему свернули голову, — сказал он. — Как цыпленку. Все на минуту напряженно замолчали.
— Это он, Папа. Это он грохнул Шустрого, — тихо сказал Бурый. — Нутром чую — он! Это он мочит наших. Одного за другим. Вначале там, в доме, теперь здесь. Он перемочит нас всех. До последнего. Зачем он нас мочит? Чего ему от нас надо?..
— Цыц! — оборвал его Папа. — Уходим. Здесь нам больше Делать нечего...
«Может, и действительно Иванов, — думал Папа, спускаясь по лестнице, идя по улице, садясь в машину и приехав домой. — Может, он действительно оберегает свои бабки и жалит каждого, кто к ним приближается. Смертельно жалит... вполне может быть, что и он. Свернутая шея — его почерк». Очень похоже, что он.