До семнадцатого августа она была на плаву, а уж потом… Впрочем, после семнадцатого и более серьезные предприятия с трудом концы с концами сводят. Что до Варфоломея, то зря вы обошлись с ним столь сурово, особенно если учесть, что он был искренне привязан к Тимуру, даже слишком привязан. Вы… очень любили Тимура?
Переход был таким неожиданным, что я растерялась и пролепетала:
— Д-да, очень…
И это вместо того, чтобы хладнокровно отчеканить: «Вас это не касается!» Альбина вздохнула:
— Что ж, я могу вас понять, не так давно и я принадлежала к вашему лагерю. Что-что, а внушить любовь он умел, как никто другой. Красавец-мужчина, эрудит и прочее… Впрочем, не стану кривить душой, когда я узнала, что он погиб, испытала что-то вроде облегчения. Ну вот, сказала я себе, подружка по имени Смерть его не отпустит, и он больше не вернется ко мне, сославшись на мои хронические болезни.
Меня бросило в жар:
— И вы… вы…
— Вы хотите сказать, что я знала о легенде, которой он прикрывался? — с готовностью подхватила черная вдова. — Да, знала, что он плетет своим бабенкам (ой, извините): «Не могу же я бросить больную женщину, которая потратила на меня двадцать лет жизни». Вы и представить себе не можете, до какой степени я изучила его репертуар. В прошлом году мне все это окончательно осточертело, я наняла частного сыщика, и тот быстро организовал мне полное досье. И снимки эти он сделал. Я предъявила их Тимуру и потребовала развода, а он мне отказал. Почему, спросите вы? — Альбина откинулась на спинку кресла. Спокойная, почти величественная, с чистым алебастровым лицом, в руке сигарета на отлете — такой стоило восхищаться, а не бегать от нее по другим бабам. Ну, если только ко мне… Но Альбина убийца, убийца! — Так вы недоумеваете, почему он не захотел разводиться? Что же тут непонятного? Элементарно, как дважды два, и вполне соответствует мужской логике. Зачем менять старую жену на новую, если ты в принципе не собираешься хранить верность ни одной из них? Поступать так — только усложнять себе жизнь. Не случись эта авария, он и сейчас был бы со мной, — заключила она и добавила с притворным сочувствием:
— Понимаю, вам неприятно такое слышать, но это всего лишь правда.
Можете себе представить, чего мне стоило не заорать во всю глотку: «А вот и нет! Он жив и вернулся ко мне, ко мне!!!»
Но терпение мое далеко не безгранично, а посему я перешла в контратаку:
— Допустим, я рам поверила. Возможно, Тимур меня обманывал, и… и я сделаю соответствующие выводы,.. А вот вы, вряд ли вы имеете моральное право его судить.
— Это еще почему? — насторожилась Альбина.
— А потому, — заявила я многозначительно, — что вы сами и не думали хранить ему верность.
— Ого! — уважительно воскликнула черная вдова и поцокала языком. — Выходит, я вас недооценила, милая барышня. Вы проницательнее, чем я думала. Ладно, не стану допытываться, откуда вы про это знаете, и скрывать ничего не стану, зачем? Поговорим как женщина с женщиной, — предложила она. — Был грех, только Варфоломея вы зря приплели, он здесь ни при чем. Это совсем другой парень, которого я себе завела исключительно в порядке мщения, потом как-то привыкла… О нет, это не любовь, так, взаимная симпатия, к слову, мы с ним виделись сегодня утром. Так вот, он считает, что раз уж я теперь свободна, то непременно должна связать с ним свою судьбу, а я не согласна. Я хочу свободы, свободы и еще раз свободы. После всех моих страданий и унижений я имею на нее полное право.
Я слушала Альбину внимательно, прямо как Дельфийского оракула, при этом во мне боролись противоречивые, если не сказать взаимоисключающие, чувства. Страха и… уважения, что ли, а может, даже и симпатии.
Были в ней несомненный шарм и какое-то дьявольское обаяние, которыми, не исключено, она удерживала Тимура крепче, чем несуществующими хроническими болезнями. А выдержке ее оставалось только позавидовать — и двух часов не прошло, как она убила Варфоломея.
И я пошла на смертельный иск. Не ради истины, ради Тимура. Я должна была доказать и себе и Альбине, что ничуть не уступаю ей в дерзости. Собралась с духом и спросила напрямую:
— Если вы так со мной откровенны, может быть, скажете, за что вы убили Варфоломея?
В ответ она расхохоталась. Смех у нее был красивый, грудной и совершенно искренний.
* * *
Что вы там ни говорите, а побледнеть, как побледнела Альбина, по спецзаказу невозможно. Наверное, даже великая Сара Бернар на такое не сподобилась бы. Кончик аккуратного Альбининого носика покраснел, голубые глаза подернулись влагой, холеные ручки задрожали, того гляди и впрямь паралич разобьет. Ну и талантище!
— Если вы так шутите, — прошипела эта змея, — то это злая, очень злая шутка…
— Какие уж тут шутки! — Теперь я пошла в лобовую атаку, только моя смелость была безрассуднее Альбининой. Ведь ее подкреплялась пистолетом или чем-то еще, а моя — лишь любовью к Тимуру. Любовью, граничащей с умопомрачением. — И вы не хуже меня это знаете!
— Что за чушь вы несете? — Альбина вскочила.
Я тоже спружинила со стула и попятилась к двери, чтобы успеть удрать. Но прежде я выиграю это пари, я докажу Альбине, что не уступаю ей ни в чем.
— Немедленно объяснитесь! — потребовала Альбина. — Вы не уйдете отсюда, пока не объяснитесь.
Ну нет, если я решу, что мне пора уносить ноги, ее разрешения дожидаться не стану!
— Извольте, — парировала я, — вы знаете, что я была у Варфоломея перед вашим визитом, но не знаете, что я заходила к нему уже после вашего ухода. Так вот, во второй раз я застала только труп.
— Вы… вы уверены, что он мертв? — Альбина снова рухнула в кресло.
— Абсолютно, — заверила я ее.
— Но почему вы решили, что это я его убила? — Альбинино возмущение производило впечатление вполне искреннего, но меня ей не провести.
— А кто же тогда? Я ведь вошла туда через пять минут после вас… Ну, через десять!
Альбина прижала к вискам ладони и наморщила свой высокий безупречный лоб.
— Значит, так… Помню, в приемной никого не было, только книжка какая-то валялась на полу…
— «Особенности налогообложения юридических и частных лиц», — меланхолично вставила я.
— Да-а? — Она посмотрела на меня с уважением. — Названия я тогда не рассмотрела, зато удивилась. Вхожу, Варфоломей сидит за столом какой-то взъерошенный, в общем, не такой, как обычно. Спрашиваю, в чем дело, а он говорит: «У меня только что одна идиотка была…» Ой, простите… Ну вот, говорит, обвинила меня в том, что это я убил Тимура, а ты — это он имел в виду меня — мне в этом помогала. Еще добавил: не удивляйся, если она к тебе заявится, и я, как видите, не удивилась. До этой минуты.
— Значит, вы его не убивали? — уточнила я с насмешкой. — Тогда зачем вы вообще к нему пожаловали?
Альбина слегка порозовела:
— Он просил меня кое-что найти, и я пришла сказать, что не нашла того, что ему нужно…
— А что вы искали? — Я немедленно навострила ушки. Альбина замялась:
— Какие-то бумаги, что-то связанное с фирмой. Варфоломей думал, что Тимур хранил их дома. Но я все проверила и ничего не нашла, ровным счетом ничего. Вот и приехала ему об этом сказать…
— А что, по телефону сообщить нельзя было? — засомневалась я.
— Да можно было, конечно, — безропотно согласилась Альбина, — просто не так уж весело сидеть в четырех стенах после всего, что произошло. Я имею в виду смерть Тимура. Как бы я к нему ни относилась, все-таки двадцать лет жизни связаны с ним…
Ну и лицемерка! Просто образцово-показательная.
Альбина снова вскочила с кресла и забегала по комнате.