Я услышал свое имя, название моей организации и ее сокращенное обозначение и растерялся, не зная, что мне делать. Я встал и оглядел физиономии присутствовавших, похожие на лики с фресок готических соборов. На миг меня охватило желание рассказать этим людям, кто я такой на самом деле, а после этого презрительно повернуться и уйти.
Будь здесь одни бодкины да бабы, я бы, наверное, так и сделал, но нельзя было сбрасывать со счетов и эту парочку на сцене. А парочка на сцене была слеплена совсем из другого теста. Юстэли хоть и собрал под свое крылышко разных лунатиков, но сам вовсе не казался безобидным дурачком. Что касается Лобо, то он, возможно, и не был самым башковитым парнем на свете, но ведь мозги – еще далеко не все.
Поэтому ради Юстэли и Лобо (не говоря уж о себе самом) я произнес – быстро и громко, в надежде, что это придаст моим словам убедительности:
– Наш СБГН считает, что на Земле больше не должно быть никаких границ. Неограниченная свобода передвижения – вот что мы проповедуем. И мы считаем, что если где‑то ставят пограничные столбы, наш долг – повергнуть их наземь. Это мы и делаем. Спасибо за внимание.
Я сел и получил в награду лучезарную улыбку Юстэли, который, кажется, наконец‑то был по‑настоящему доволен.
– Вы восхитительно кратки, мистер Рэксфорд, – проговорил он. – Восхитительно. Давайте надеяться, что ваши последователи возьмут с вас пример. – Юстэли заглянул в список и объявил: – А теперь – мистер Хайман Мейерберг из партии передовых рабочих, ППР.
Хайман Мейерберг встал. Он оказался высоким и чуть грузноватым упитанным мужчиной, который, очевидно, не держал себя в черном теле и налегал на вареное тесто. Кроме того, он здорово смахивал на таксиста. Волосы его изрядно поредели, а надо лбом зияли огромные залысины. Нетрудно было догадаться, что он привык носить кепку.
Не скрывая насмешки, Мейерберг произнес:
– Я согласен с господином Сунь Куг Фу, уже выступавшим здесь. Коммунистическому движению и впрямь угрожают ревизионисты, но ни он сам, ни его единомышленники, похоже, не осознают, что и они те же ревизионисты, которые ничем не лучше московских столоначальников. Сталин – вот кто настоящий человек. Именно он развивал идеи Ленина и строил подлинно марксистское государство. А всех этих троцкистов‑маоистов с их первобытным шовинизмом надобно смести…
Послышался низкий зловещий рык, и Мейерберг умолк. Так мог бы рычать впавший в спячку медведь, которого ткнули палкой в бок. Все взглянули на Лобо. Он опустил руки и пристально смотрел на Мейерберга. Оратор откашлялся, почесал нос, подтянул штаны и сел.
Юстэли тактично сделал вид, будто Мейерберг уселся по собственному почину, и сказал:
– Большое спасибо, мистер Мейерберг, рад, что вы поддержали введенную мистером Рэксфордом традицию кратких выступлений. А теперь – следующий оратор, мистер Льюис Лаботски из военизированного подразделения «Сыновья Америки», ВПСА.
Если Мейерберг был похож на таксиста, работающего в дневную смену, то Лаботски смахивал на его собрата по поприщу, крутящего баранку по ночам. Он был ниже ростом и хлипче, с остренькой недовольной физиономией. Такие вечно возят с собой транзисторный приемник и включают рок‑н‑ролл на полную мощность, чтобы позлить пассажиров.
Он заявил:
– ВПСА отчасти разделяет взгляды миссис Сельмы Бодкин, дамы из МДМЯ; мы с ней иногда встречались в пикетах и на разных мероприятиях. Мы в нашем ВПСА тоже считаем, что расовое вырождение представляет собой самую большую угрозу современному миру наряду с преимущественным предоставлением рабочих мест нефам и их насильственным объединением в бригады, в которых они из‑за малого объема своих черепных коробок оказываются не в состоянии достичь требуемой квалификации, но тем не менее добиваются того, что честные американские белые рабочие оказываются выброшенными на улицу, а ведь у них есть семьи.
Всех этих негров и сочувствующих им следует перестрелять, дабы знали, что нельзя вырывать кусок хлеба изо рта малолетних детей честных и усердных американских рабочих. Благодарю за внимание!
Он сел, но тотчас опять вскочил и добавил:
– Но дело не в одних только черномазых. Покуда существуют евреи, католики, итальянцы, поляки и иные меньшинства, честным и усердным американским рабочим не видать защиты от жестокого обращения в сфере производства. Благодарю вас.
Внезапно меня осени. Я посмотрел на Анджелу и шепотом спросил:
– Ты это записываешь.
Она разинула рот.
– Ой, мамочки! Совсем забыла! – воскликнула Анджела и принялась обшаривать карманы куртки в поисках ручки и блокнота.
Я хотел было сказать, чтобы не утруждала себя, поскольку эта лига новых пустобрехов вряд ли выдаст что‑либо достойное запечатления на бумаге, но потом снова вспомнил про Юстэли и Лобо, равно как и про ФБР, которое существует где‑то в разумном внешнем мире, и решил ничего не говорить.
Юстэли уже представлял следующего оратора, мистера Лайонела Стоунрайта из братства «Фонд защитников Христа» или ФЗХ. Лайонел Стоунрайт встал, и я увидел банкира из какого‑нибудь кинофильма. Ни дать ни взять.
– Господин председатель, – вежливо проговорил Лайонел Стоунрайт. – Дамы и господа. Признаюсь, я немного удивлен приглашением на митинг, в котором, похоже, участвуют в основном, если не поголовно, деятели профсоюзного движения. Как президент братства «Фонд защитников Христа», старейшей из постоянно действующих в США организаций, ставящей своей целью исключительно обеспечение промышленных предприятий штрейкбрехерами, я заверяю вас, что меня мало утешает то обстоятельство, что люди, которых я нанимал в разное время, наверняка показали большинству из вас, если не всем, почем фунт лиха.
Лобо глухо зарычал, но Стоунрайт не обратил на него никакого внимания и продолжал:
– Наш председательствующий, мистер Юстэли, высказал предположение, что явка на сегодняшнее собрание пойдет на пользу мне или, вернее, «Фонду защитников Христа». Не представляю себе, какую выгоду можно извлечь из союза с красными и подрывными элементами, и не вижу причин задерживаться здесь хотя бы на мгновение.
Встречая сопротивление, Юстэли обычно расплывался в улыбке. Сейчас он улыбнулся так, как никогда еще не улыбался на моей памяти, и сказал:
– Как я уже говорил, дорогой мистер Стоунрайт, присутствующие в этой комнате лица выражают очень широкий спектр мнений. И мы собрались вместе вовсе не для того, чтобы поддержать какое‑то одно из этих мнений, а для того, чтобы, возможно, общими усилиями добиться более весомой отдачи от нашей общественной деятельности.
– Братство «Фонд защитников Христа» не нуждается ни в чьей помощи, – ледяным тоном отвечал Стоунрайт, одарив всех нас тусклой издевательской ухмылкой. – А уж в поддержке малахольных – тем паче.
«Малахольных!!!»
Опять поднялся крик и переполох; миссис Баба, мистер Злотт, миссис Бодкин и чета Уэлпов вскочили на ноги и принялись вопрошать, как мистеру Стоунрайту могло прийти в голову назвать их малахольными. Я увидел, как Юстэли оглянулся, кивнул Лобо и отошел в сторонку. На лице его застыло смешанное выражение тихой печали и понимания.
Лобо спрыгнул с возвышения, как горилла с дерева. По очереди подходя к каждому крикуну, он возлагал тяжелую длань на лоб орущего и давил до тех пор, пока крикун не переставал кричать и не успокаивался. На все про все Лобо понадобилось меньше тридцати секунд. Воцарилась гробовая тишина, и только мистер Стоунрайт по‑прежнему был на ногах. Лобо огляделся, удовлетворенно кивнул и вернулся на возвышение.
Стоунрайт дождался, пока Лобо уберется восвояси за спину Юстэли, и сказал:
– Как и любые леваки из низших сословий, вы, ребята, понимаете только грубую силу.