Он уверяет, что его заведение принимают за один из тех домов, открытия которых вновь хотели бы французы, и решает, что после Маргариты будет набирать персонал только мужского пола!
Я даю ему выкричаться и спрашиваю мою добычу:
— Ты завтра заканчиваешь в четыре?
— Нет. Завтра у меня выходной!
— Тем лучше. Встречаемся в десять утра у тебя. Я хочу попросить тебя сделать одну маленькую работенку… Взять с почты пришедшее до востребования письмо…
В ее глазах загорается яркий огонек.
— То, что ты написал вчера?
Тут она меня чуть не убила. С женщинами всегда так. Они притворяются, что не интересуются вашими делами, а потом вдруг — раз! и просят разъяснений в тот момент, когда вы этого меньше всего ждете!
— Какого дьявола?.. — начинаю я. Она показывает на лежащий на стойке номер “Франс суар”.
— Я прочла.., и поняла. Ты устраиваешь убийце ловушку, да? Ты надеешься, что он будет меня поджидать в помещении почтового отделения, чтобы потребовать у меня объяснений…
Я постукиваю по ее воробьиному лбу.
— Слушай, а тут кое-что есть!
Но я смущен. Я выбрал эту девочку в качестве приманки, потому что считал ее полной дурочкой, которая сделает все, о чем я ее попрошу, не раздумывая, и вот…
Я начинаю искать обходные пути.
— Боишься?
— С тобой я ничего не боюсь…
— Ты молодчина! Значит, слушай. Завтра приходи на почту на улице Ла Тремойль в десять утра, поняла?
— Договорились.
— В окошке “До востребования” возьми адресованный тебе конверт, но не открывай его, ладно? Положи его в сумочку осторожно, как кладешь свой кошелек…
— Хорошо.
— Перед уходом оставь ключ от квартиры под половиком.
— Зачем?
— Один из моих людей будет у тебя, чтобы защищать тебя. Он положит ключ на то же самое место, где найдет его. Ты вернешься прямо домой на метро, ясно?
— Да, милый…
— В квартиру войдешь самым обычным образом.
— Хорошо. А потом?
Этим вопросом она загоняет меня в угол.
— Потом, зайчик мой, будет видно!
— Слушайте, Сан-Антонио, если вы трахаете моих официанток во внерабочее время, это их дело. Что поделать, если им нравятся легавые!
Но когда вы отвлекаете их от работы — это уже мое дело!
Я безжалостно рассматриваю его в упор.
— Слушай, кабатчик, такую морду, как твоя, надо прятать в штаны.
Там она будет на своем месте.
После этих прекрасных слов я отваливаю; что вы хотите, я не выношу ревнивцев!
Бывают дни, когда так и хочется дать им пинка под зад.
Берюрье сморкается в рукав.
— Ты считаешь меня полным идиотом? — спрашивает он.
— Да, — решительно отвечаю я. — И тем не менее ты знаешь, что обычно я делаю все не так, как остальные, но тут, правда…
Он пожимает плечами.
— Ну ладно. А чего мне делать, когда я войду в квартиру девчонки?
— Ляжешь на диван и будешь ждать развития событий. Конечно, потом ей придется жечь благовония, чтобы прогнать твой запах немытого свина, но, не разбив яиц, омлета не пожаришь.
Он уходит, сильно хлопнув дверью.
Я собираюсь последовать его примеру, но тут мой телефон начинает исполнять свою небесную музыку.
Это Ларут. Просит меня не забывать о нем в моих молитвах. Он желает получить эксклюзив на рассказ обо всем, что может произойти дальше.
Я клянусь ему в верности на клинке моей шпаги и мчусь на улицу Ла Тремойль.
Когда я туда приезжаю, часы показывают всего лишь восемь. Мне неслыханно везет — я нахожу свободное место для моей машины. Заняв его, начинаю серьезно размышлять.
Убийца наверняка прочитал вторую статью Ларута. Как он среагирует?
Вот в чем вопрос, как говаривал Шекспир, а он знал классиков!
Он мог почуять ловушку. В этом случае он не покажется.
Возможно, он не слишком опасается этого запоздалого свидетельства и ждет, что будет дальше.
Но, возможно, он забеспокоился и захочет для очистки совести встретиться с Маргаритой для приватной беседы.
В этом случае у него есть единственная ниточка, чтобы выйти на нее: почтовое отделение, куда, как он знает, она должна прийти. Он должен спрятаться поблизости от окошка и ждать.
Я тоже жду. Это самое веселое в нашей работе.
Поскольку моя морда появлялась в связи с этим делом во всех газетах, я думаю, что для меня будет крайне неосторожно показываться.
Поэтому я составил маленький планчик с согласия директора почтового отделения. Сегодня утром одна из телефонных кабин объявлена сломанной.
К стеклу приклеили табличку с соответствующим текстом и дыркой достаточного размера, чтобы через нее мог смотреть Пино. Он сидит в кабинке, откуда открывается общий вид на почтовое отделение, с окошком “До востребования” на первом плане.
Я же сижу в кафе напротив и веду беседу с его хозяином. Это молодой человек, милый и улыбающийся. Он немного хмурит брови, когда я достаю свое удостоверение, но успокаивается после того, как я ему объяснил, что займу на часть утра его телефон.
Он согласен помочь в выполнении моего задания и ведет меня за зал, где находится маленький закуток для щеток и телефона.
Он вешает на дверь табличку “Не работает”, и я располагаюсь в этом помещении, напоминающем большой шкаф, с сигаретами, иллюстрированным журналом и бутылкой мюскаде.
Теперь мне остается только ждать. Пинюш записал себе номер этого заведения и должен мне позвонить ровно в девять.
Действительно, едва я успеваю сесть верхом на стул, как начинает дребезжать звонок. Снимаю трубку. Тишина, следующая за моим жестом, это уже Пино. Я слышу его астматическое дыхание.
— Рожай, старый хрен, — ворчу я.
— А, это ты, — говорит он.
— Не теряй время, — отвечаю. — Я узнал тебя еще до того, как ты открыл рот!
— Как?
— По запаху лука. Ты опять жрал на завтрак селедку?
— Да, — признается мой достойный коллега.
— Ну, так что у тебя нового? Он издает носом стон.
— У моей жены был приступ острого ревматизма… Я всю ночь не мог заснуть…
— Я тебя не о том спрашиваю, болван! Что происходит на почте?
— Ничего особенного, — отвечает он. — Все как обычно.
— Кто-нибудь поджидает у окошка “До востребования”?
— Тут стоит очередь. Довольно много народу…
— Присмотрись к ним повнимательнее. Если кто задержится после своей очереди, не теряй его из виду. Держи меня в курсе, ясно?
— Понял.
Я вешаю трубку и наливаю себе солидную порцию вина, чтобы развеять черные мысли.
Четверть часа спустя Пинюш звонит снова и говорит, что “очередники” ушли. В ту секунду, что он докладывает, у окошка нет ни одного человека.
— Должно быть, у них вообще бывает мало народу, — высказывает он предположение. — Вот в отделении на улице Анжу, например… О! перебивает он сам себя. — Клиент… Подходит к окошку…
— Что он делает?
— Просит выдать ему посылку. Кажется, служащая из окошка “До востребования” также выдает не полученные вовремя посылки и бандероли.
— А теперь?
— Он расплачивается…
— А сейчас?
— Уходит…
— Больше на горизонте никого?
— Старая дама получает перевод, и молодой человек заказывает телефонный разговор с Монтаржи…
— И все?
— Да. Слушай, Сан-А…
— Что?
— Я задыхаюсь в этой конуре! Представь себе, я сегодня надел толстый свитер!
— В такую теплынь?
— Ты же знаешь, в марте и апреле погода неустойчивая…
Не дав ему закончить, я вешаю трубку и, наведенный на это упоминанием названия текущего месяца, начинаю напевать “Апрель в Португалии”.
Новая четверть часа ожидания. Мои часы показывают полдесятого.
Телефон снова затягивает свою арию.
— Алло!
— Месье Дюпоншель? — спрашивает женский голос.
— Чего?
— Это кафе Дюпоншеля?
— А! Простите… Что вы хотите?
— Поговорить с месье Дюпоншелем.
— Он уехал закупать устрицы.
— Куда?
— Кажется, в Маренн.
Баба начинает брюзжать, но я спешу повесить трубку.