Я перевел разговор на другое:
– Рекламщикам понравились фотографии, говорят, что ничего подобного они раньше не видели.
***
Тереза всего один раз вмешалась в эту историю, в тот день, когда меня короновали «Конкордом».
– Мне не нравится эта прическа, Бенжамен, у тебя из-за этого какой-то дьявольский вид. Это не ты, и это нехорошо.
***
Фотографии и лозунги сыпали чересполосицей по улицам Парижа. ЧЕЛОВЕК: мой уоллстритский лоб. УВЕРЕННОСТЬ: мой платиновый оскал. ТВОРЕНИЕ: вольфрамовый взгляд. И куда ни посмотри: ЛИБЕРАЛЬНЫЙ РЕАЛИЗМ. Между фотографиями и лозунгами – никакой связи, это очевидно, но плакаты постоянно накапливались, приближаясь друг к другу, наталкивая на мысль, что они могут быть частью одной головоломки, что скоро появится все лицо целиком, и, слово к слову, составится абсолютная истина.
Общество бурлило от нетерпения.
***
– Если я тебя спрошу: «Какое ваше главное качество, Ж. Л. В.?», что ты мне ответишь?
– «Действовать!»
– Очень хорошо. «А ваш главный недостаток?»
– «У меня нет недостатков».
– Да нет же, Бенжамен. Ты должен отвечать: «Я не во всем преуспел».
– Ладно: «Я не во всем преуспел».
– «У вас были провалы?»
– «Иногда я проигрывал, но извлекал из своих поражений уроки, которые в конечном счете ведут к победе».
– Молодец, Бенжамен, вот видишь, получается!
Жереми повторял со мной мои предстоящие интервью. Полсотни страниц вопросника, составленного Шаботтом, нужно было заглотить весь целиком, чтобы выдавать потом с непринужденностью хищника, поджидающего свою жертву. «Главное, чтобы у них не сложилось впечатление, что вы думаете над ответом, господин Малоссен. Уверенность должна бить ключом из Ж. Л. В., как источник благосостояния».
Жереми мчал из лицея на всех парах, и вместо того чтобы, как положено, показывать мне дневник, он искал меня повсюду и доставал даже в сортире.
– Зря стараешься, Бен, я знаю, что ты там.
И все по новой.
– «Возраст, что вы думаете о возрасте?»
– «Некоторые в двадцать лет уже старики, а иные и в восемьдесят молоды душой».
– «А в сорок?»
– «В сорок, если денег нет, то и не будет».
– Прекрасно. «А деньги?»
– Что деньги?
– Ну, как Ж. Л. В. относится к деньгам?
– Хорошо.
– Пожалуйста, Бен, отвечай,как следует . «Как вы относитесь к денежному вопросу?»
– Мне ближе бумажные.
– Бен, перестань, какой должен быть ответ?
– Не знаю.
– Ты отвечаешь: «Французы привыкли относиться к деньгам с подозрительностью. Что мне кажется подозрительным, так это хотеть денег и не уметь их заработать».
Меня спас гонг: час ежедневных чтений – это святое.
***
Январь, рейс самолета «Конкорд» AF-516; он с первого же взгляда понимает, что это она. Совсем рядом с ним, в соседнем кресле, она казалась одновременно и притягательной, и недоступной, как эдельвейс, венчающий вершину скалы. Он был уверен в одном: она будет матерью его детей.
Поначалу его душе не хватало простора, и несколько раз он поднимался, сам не зная, зачем. Он не был высок ростом. В движениях его сохранилась неуверенность подростка, которая придавала ему необъяснимое очарование и доставляла его недругам немало хлопот. Тот, кто хорошо знал его (а таких было немного), заметил бы по легкому подрагиванию ямочки на подбородке, что Филипп Агуэлътен, единственный победитель, выигравший битву с иеной, уложивший и техасца Хэриетта, и японца Тосюро, был взволнован.
***
Дети развлекались по полной программе. Но ведь этого-то я и добивался. Что до меня, то, признаться, мне это не особенно нравилось. Даже как-то неловко. (Слова Жюли резали по живому: «Ты не хотел бы побыть самим собой хоть раз в жизни?») Иногда мне случалось жаловаться главному виновнику всего происходящего.
Я входил в детскую, когда все спали, склонялся над животом Клары, осторожно расцеплял ее руки и обращался прямо к маленькому везунчику:
– Ну что, доволен? Ведь это все из-за тебя, весь сыр-бор... ты хотя бы отдаешь себе в этом отчет? Нет, конечно, я заложил свою душу, чтобы ты хапал миллиарды, а тебе плевать, начинаешь с неблагодарности, впрочем, как и все остальные... Значит, ты полагаешь, что в этом и заключается смысл жизни человека – зарабатывать на жизнь ангелам?
– По крайней мере, вы не сдаетесь, господин Малоссен?
Участливое внимание Шаботта прямо как бальзам на сердце.
– Вы стойко держите удар, правда?
Правда, неправда, назад-то уже не повернешь. Плакаты и лозунги объединились. ЛИБЕРАЛЬНЫЙ РЕАЛИЗМ: ЧЕЛОВЕК, УВЕРЕННОСТЬ, ТВОРЧЕСТВО! Моя физиономия – три на четыре (метра, естественно), и повсюду инициалы Ж. Л. В. На всех станциях метро, на вокзалах, в аэропортах, на боку проезжающего автобуса и на хвосте удаляющегося: Ж. Л. В. – твердый взгляд, улыбка во весь разворот, волевой подбородок и щеки космических размеров. Кстати, пришлось вставлять два протеза, чтобы их надуть до сферической формы. И ожидаемый со дня на день выход «Властелина денег», разрекламированного везде, где только можно, как чудо из чудес!
– Садитесь, прошу вас. Оливье, кофе господину Малоссену! Что еще вас тревожит, старина? Разве кампания прошла не замечательно?
– Нет, ничего, все в порядке, в порядке...
– Вот и прекрасно. Заучили свои интервью? Интервью – это основное!
– Я стараюсь.
– Снимки, которые делает ваша сестра, бесподобны. Я задумал еще одну серию, которая украсит небольшой рекламный проспект, посвященный вам. Вот увидите, вы не будете разочарованы...
***
Эти новые снимки были сделаны в Сен-Тропе, на фоне Средиземного моря – сколько оно уже повидало этих фотовспышек! Ж. Л. В. выходит из своего персонального «Мистэр-20», Ж. Л. В. за рулем своего последнего «Ягyapa-XJS-V12» (5 цилиндров, 241 км/ч, крокодиловая кожа и ореховое дерево, где-то в районе 385 000 франков): его курортная колымага. Ж. Л. В. на своей вилле в момент сверхсекретного разговора с арабом в чалме («доверенное лицо нефтяных королей»). Араб – не кто иной, как Амар собственной персоной, заросли кустарника удачно открывают силуэты телохранителей – Хадуша, Мо и Симона – общее выражение лица: мы здесь так, случайно оказались:
– Как бы нам не вляпаться с тобой, братишка Бенжамен: сначала свадьба белых в тюрьме, теперь – этот курорт, дальше, надо полагать, ты нас на Луну отправишь?
И наконец, Ж. Л. В. один в своем отделанном мрамором кабинете, последние штрихи к последнему роману «Властелин денег».
***
– Я сказалпоследний роман , господин Малоссен, вы не ослышались.
Казалось бы, ничего не значащая фраза, и все же это первый проблеск за последнее время.
– Вы хотите сказать, что перестаете писать?
– Писать? Нет, конечно! Но только не эту галиматью, разумеется!
– Галиматью?
– Вы что, серьезно думали, что я стану гробить свою жизнь на литературу одноразового пользования? Я сделал на этом состояние – допустим, я открыл новый жанр – хорошо, я закормил этих простаков стереотипами так, что уже из ушей лезет, – ладно; и все это время я держался своего инкогнито, как того требовал мой статус; но теперь, через девять месяцев, я ухожу в отставку, господин Малоссен, и вместе с тем я сбрасываю обноски анонимного бумагомарателя, чтобы взять в руки перо, настоящее, то, которое подписывается своим именем и кроит своему владельцу зеленый мундир академика, то, которое заполнило сотнями томов полки этой библиотеки.
Голос его брал самые последние ноты там, в вышине. Он отдался во власть вихрю юношеского энтузиазма.
– Все это! Все! Я из тех, кто написал все это.
Он указывал на бесконечные ряды полок, терявшихся во мраке сводов.