Что же будет, когда начнем валить лес под пашню? Сколько работы еще: и срубить, и колоды стянуть, и пеньки выжигать, и корчевать их, и…
– И-и-и… – весело передразнил ее Младан, широко улыбаясь. – Не печалься, ладо мое милое. Не за одно же лето должны мы выкорчевать все деревья. Эхма! Сколько времени еще впереди! А мы ведь только начинаем. Да и не одни мы будем корчевать. Не хочет помогать наш род, не надо! Люди добрые помогут. Мы не одиноки, Миланка. Вон и Богуслав и Добромир хотят уйти из отчего дома. С ними вместе будем управляться с лесом. А там и хату настоящую поставим. Вот увидишь, все будет хорошо.
– Коли бы так, – с надеждой глядя на него, говорила Милана. – Боюсь только, одни это слова. Пока-то с нами никого нет.
– Будут, Миланка! Нелегкое это дело – уйти от прадедовского очага. Но пусть только увидят, что я сам становлюсь на ноги, пойдут они за нами.
Некоторое время работали молча.
– Нам бы только хорошую хату поставить, – мечтала вслух Милана, – лес и потом расчистили бы. Правда, Младанушка?
– Твоя правда, Миланка. Было б только где перезимовать. В лесах наших зверя видимо-невидимо. До весны богатую пушнину добудем. А весной в Десне для нас пожива – рыб полно. А может, и за море пойду я добывать гривны.
– Тьфу! Тьфу! – отмахнулась Милана. – Будь они неладны, походы эти заморские.
– Боишься? – Младан опустил топор и, ласково улыбаясь, оглянулся на жену.
– Боюсь, – искренне призналась Милана, – дюже опасны они, походы эти. Да и как мне жить одной тут без тебя? Небось на все лето уедешь?
Младан звонко расхохотался:
– Не бойся, Миланка, никуда я от тебя не пойду! У нас теперь свой очаг. Работы хватит и дома. А коли что, так лучше уж к князю в бортники подамся. Это рядом. Да и гривну получу за лето. А будут гривны, то и лес быстрей отступит перед нами. Не за год, так за пять лет, но будем иметь свое поле.
– Тогда я уже настоящей хозяйкой буду, правда, Младан?
– О да! Красавицей хозяйкой.
– И Черную смогу позвать к очагу нашему в гости? Взмахнувший было топором, Младан остановился:
– Черную? Ту, что гналась за нами в ночь под Ивана Купалу?
– Да.
– Но ведь она княжна.
– Ну и что же с того? Мы с нею близкие подружки. Моя тетка нянькой у нее. Почитай, что с самого рождения с ней в тереме живет. Пожаловала как-то Черная с нянюшкой ко мне в Заречное, да так понравилось ей у нас, что потом во все праздники наведывалась, гуляла с нами. Сирота она, Младанушка, живет без матери родимой, потому и томится, скучает, ищет себе подруг.
Младан хотел еще что-то сказать жене, но чуткий слух его вдруг уловил какой-то шум, несшийся со стороны села. Вскоре на опушке появился всадник и погнал коня прямо на необжитый еще их очаг.
– Беда, Младан! – закричал он на скаку. – Хозары нагрянули в Чернигов. Седлай коня! Давай быстрей на сход!
Младан недоуменно глядел на всадника, потом перевел взгляд на Милану.
– Почто седлать коня? – спросил наконец. – Разве хозарам впервые бывать здесь за данью?
– Войной идут! Не мешкай! – еще громче крикнул всадник, развернул коня и помчался в село.
Младан будто остолбенел. Никак не мог прийти в себя. Неужто правда война? Неужто хозары уже под Черниговом?..
– Что же нам теперь делать? – заплакала Милана. Младан, опомнившись, засунул топор за пояс.
– Что должно, то и делать будем, – жестко сказал он. – Раз хозары пришли к нам как враги, пойдем на них всем ополчением.
– А я? – схватила его за рукав Милана. – Что будет со мной?! Куда денусь?
Младан задумался. И правда, на кого оставит он Милану? Родные отреклись от них, чужим не до Миланы.
– Седлай коня, давай быстрей в село, – приказал он жене, – а там увидим, что тебе делать.
– Я не только в село, я и в войско с тобой пойду, – сказала Милана – Где ты, там и мое место.
– Что ты, Миланка! – испугался Младан.
– Да разве женское это дело – брань на ратном поле?
– А куда мне деваться? Твои родичи – враги мне. Соединили боги нас навеки, так тому и быть. Вовеки и будем вместе.
Младан залюбовался женой. Потом подошел, взял за руки и пристально взглянул в подернутые грустью синие глаза.
– Ладно, – раздумчиво и медленно проговорил он, – пусть будет так. Я отстою тебя перед старейшинами. Упрошу, чтоб дозволили идти со мной в поход…
Все усадьбы згуричан были охвачены тревогой. Северяне спешно копали глубокие ямы, обставляли их снопами, тащили из хат и складывали туда свои пожитки. Остатки прошлогоднего зерна, кувшины с медом увязывали на седлах, готовясь в дальнюю дорогу.
А на площади уже собирались воины. Старейшины сидели на конях суровые, нахмуренные, говорили что-то конникам, указывая на протоптанную в лесах тропу, которая вела к Соляному шляху. После этого всадники небольшими группами двинулись в путь, видно в дозоры. Их задача: вовремя предупредить о появлении хозар, не допустить, чтоб враг застал жителей села врасплох.
Когда на площади собрались все мужи, старейшина Доброгост поднял над головой меч – то был знак: он хочет сказать свое слово ополчению.
– Братья, – сурово и печально начал он, – из Чернигова пришли недобрые вести. Хозары коварно напали на наш стольный град Огню и мечу предали землю Северянскую. Князь и тысяцкий призывают нас на ратные дела против кагана хозарского Будем же достойны долга своего перед народом, перед родной землей! Раз хозары пришли к нам как враги, наше место в ополчении! Слышали, братья? Все слышали?
– Слышали!!! – единодушно ответили конные и пешие мужи.
– Старейшина из рода Бортников! – обернулся Доброгост к седому мужу, стоявшему рядом. – Тебе ведомы тайные тропы всех лесов окрестных. Бери под свою руку семьи наши и уведи их в чащи лесные. Укрой так, чтоб воины не боялись за судьбу своих семей.
– Все будет сделано, как ты сказал, Доброгост, – заверил старец, – Уж я знаю, как запутать следы. Леса у нас бескрайние, чащобы непролазные, хозарам туда заказаны пути.
– Люди пусть идут пешком, – продолжал Доброгост. – На коней, которых оставляем вам, грузите только съестную поклажу.
– Хорошо.
Бортник подобрал повод и, низко поклонившись ополченцам, пошел собирать стариков и женщин с детьми в дальнюю дорогу. За ним двинулись и те, что должны были охранять семьи от внезапного нападения недругов и зверя.
Доброгост обвел глазами сгрудившихся на площади воинов и заговорил с ними громко и решительно как начальный муж ополчения.
– Братья! Беритесь быстрей за дело! Пока на нас хозары не напали, собирайте все, что есть в селе из бронзы и железа, да к горнам поживей! Мечи ковать!
Мужчины двинулись было по домам. Но тут Доброгост увидел среди конников Младана и, как бы вспомнив что-то, зычно крикнул:
– Стойте! Я не все еще сказал!
Згуричане остановились, выжидающе глядя на старейшину.
– Сын мой Младан, и ты, Стемид, – обратился он к своим детям, стоящим в толпе раздельно, словно чужаки, – подойдите ко мне. Хочу слово сказать вам при всех, при побратимах ваших ратных.
Те спешились, подошли, стали перед отцом.
– Недавно поссорились вы, дети мои, и в сердце вашем гнев лежит друг на друга. Изгоните его прочь! Забудьте обиды! В грозную для земли нашей годину придется вам плечом к плечу бороться с лютым ворогом, а может, и умирать брат за брата. Прогоните же из сердца злобу, поклянитесь перед воинами нашими, что идете сражаться за родину как братья, а не как враги!
Опустив головы, стояли Младан и Стемид, не решаясь взглянуть друг на друга.
– Младан! – сурово воскликнул Доброгост. – Тебя обидели, то правда. Но ты младший, за тобой первое слово.