Скорее он был поражен собственной глупостью. Как это он не разгадал их простой уловки: оставить огни в половине вигвамов, снять шкуры с остальных, обернуть копыта лошадей чем-нибудь мягким и спокойно уйти со стоянки! Когда именно это случилось?.. А теперь расхлебывай… Вдруг Уинт учует запах виски и донесет об этом?
Мюррей закурил трубку: табак отобьет вкус выпитого виски; он надеялся, что заглушит также и запах.
Он прошел через всю стоянку. Туман поредел, растянувшись волнистыми легкими прядями. Мюррей заглянул в вигвамы, где еще тлели остатки костров, и с любопытством принялся рассматривать брошенный их обитателями скарб: есть что-то трогательное в местах, только что покинутых людьми. Никогда еще шайены не были для Мюррея такими реальными и живыми, как сейчас. Он поймал себя на том, что поднимает то одну, то другую вещь: расщепленный лук, которого уже не стоило брать с собой; маленькую куклу, сшитую из оленьей шкуры, искусно и изящно разукрашенную бусами; стоптанные мокасины; лучину для растопки…
Он представил себе и другое течение событий: пушку, осыпающую снарядами стоянку; кавалеристов, несущихся через гребень; поддавшихся слепой ярости людей, в которых стреляют, — ярости, заставляющей убивать всех и все: лошадей, ребят, женщин. А ведь в обычное время это простые и достойные люди. Ему рассказали о жестоком избиении шайенов у Сэнд-Крика, и он по-детски радовался, что ему не придется принимать участие в такой же бойне.
Возвращаясь в лагерь, он с удивлением заметил, что даже напевает что-то под нос.
Вот теперь он устал; хорошо бы лечь и поспать.
Поднимаясь на гребень, Мюррей встретил Уинта. Облака рассеялись, и солнечные лучи заливали лощину. Капитан Уинт, поглаживая маленькие черные усики, растерянно глядел на разоренные вигвамы.
— Бежали, — заявил Мюррей.
— Все?
— До одного. Как им удалось добиться, чтобы не заржала ни одна лошадь, — не постигаю! Индейцы хитры, как дьяволы, когда имеют дело с лошадьми.
— Надо было ночью захватить их! — с досадой сказал Уинт.
— Чтобы нам попало за убийство женщин и детей?
— С индейцами иного выбора нет.
— Будьте добры, составьте рапорт, а я вздремну. Я плохо спал эту ночь, — сказал Мюррей.
Полковник Мизнер только что кончил завтракать и направился через плац к конюшням. Никаких сообщений от эскадронов «А» и «Б», посланных к Коттер-Крику, не поступало, а они должны были уже вернуться со своими пленными. И Мизнер даже начал немного тревожиться.
Он намеревался было съездить верхом в Дарлингтон, чтобы узнать, не получил ли агент Майлс новых распоряжений от начальника управления по делам индейцев или из Вашингтона, но затем решил подождать донесений от своих офицеров. Придя в конюшню, он осмотрел лошадей и приказал седлать через час его вороную кобылку Дженни.
Возвращаясь к себе, он увидел солдата Энджелуса, въезжающего в ворота на загнанной лошади. Мизнер продолжал свой путь, скрывая нетерпение, хотя и знал, что если бы ночью произошел бой, Мюррей послал бы ему рапорт.
Он уселся у себя на веранде и, закурив сигару, спокойно смотрел на Энджелуса, спешившего через плац. Солдаты сходились на утреннее ученье, но, понимая, что случилось что-то важное, стали собираться маленькими группами, поглядывая то на полковника, то на покрытого пылью Энджелуса.
— Донесение от капитана Уинта, сэр, — тяжело дыша, сказал Энджелус.
Мизнер взял донесение, но прежде чем прочесть его, крикнул капитану Трибоди:
— Пусть люди не слоняются по двору, капитан! Быстро прочитав донесение, он сказал Энджелусу:
— Пойди поешь и вернись сюда. Расскажешь, что произошло. Подожди… Не знаешь ли ты — сделал капитан Мюррей попытку захватить прошлой ночью индейцев или нет?
— Я не думаю, сэр.
Мизнер пошел в канцелярию и здесь вторично перечел донесение. В результате все возрастающего гнева его первым побуждением было вернуть эскадроны «А» и «Б» обратно в форт и арестовать Мюррея за преступную небрежность, допущенную перед лицом врага. Но после короткого размышления он решил, что нельзя доводить это дело до военного суда — слишком много всплывет сомнительного. Во-первых, обязан ли он был арестовать индейцев или ему просто следовало не допустить их ухода из резервации? А во-вторых, что произошло бы, если бы Мюррей решился обстрелять из пушки индейскую стоянку?
Сведения об избиениях индейцев каким-то путем неизменно попадали в газеты восточных штатов, и давление общественного мнения на Вашингтон не раз губило карьеру честолюбивых офицеров.
Однако при данной ситуации задача значительно упростилась. Шайены покинули резервацию, и его долг — вернуть их. И если эту операцию проделать толково, без лишнего шума и тем предотвратить новую индейскую войну, то очень возможно, что вместо полковника Мизнера окажется генерал Мизнер. Все же действовать осмотрительно — самое правильное. Если он посоветуется с Майлсом, а потом дело пойдет неудачно, можно будет переложить ответственность на чиновников из управления.
И когда Энджелус вновь появился, Мизнер уже сидел верхом на лошади. Они вместе отправились в Дарлингтон.
Агент Майлс взволнованно выслушал сообщение полковника Мизнера о событиях прошлой ночи у Коттер-Крика. Когда рассказ был окончен, Майлс, покачав головой, пробормотал:
— Но это очень плохо. Они не смели покидать резервацию.
— Мало ли что, — заметил полковник.
— И все же я не понимаю, как это произошло… У вас там два эскадрона?
— Ведь это ваша тактика — выжидать, мистер Майлс. Мои офицеры не могли взять на себя ответственность за ночной орудийный обстрел стоянки. Если бы вы дали нам возможность раньше арестовать этих воинов, так бы не случилось. А при теперешнем положении вещей нам остается одно: отправиться за ними и привести их обратно.
— Да, их нужно привести обратно, — неуверенно сказал Майлс.
— А вы учли, что получится, если все это попадет в газеты?
— Я сделал все, что мог, — уныло заявил Майлс. — Что еще я мог сделать?
— Вы подпишете приказ об их аресте?
Майлс уставился на полковника, а затем опустил глаза на конторку и на свои руки, нервно теребившие листок бумаги.
— Они не покорятся, — сказал он.
— Не покорятся, согласен. Но если их не приведут обратно, как это повлияет на другие индейские племена, живущие у вас в агентстве?
— Я подпишу, — вздохнул Майлс.
— Вот и хорошо! — Полковник сразу оживился и деловито заговорил: — Я немедленно отправляю за ними два эскадрона, и в одну неделю все будет сделано. Кроме того, я протелеграфирую в военное министерство в Вашингтоне, чтобы они подтвердили ваш приказ… Сколько индейцев у Тупого Ножа?
— Около трехсот, — уныло сказал Майлс. — Восемьдесят пять или девяносто мужчин, остальные — женщины и дети. Некоторые из них больны, я думаю — даже многие.
— В таком случае, достаточно двух эскадронов, — решительно заявил Мизнер. — Они не могут двигаться очень быстро… Мы выиграем время, если двинем за ними моих солдат из той долины, где они стоят. Предоставляю вам снестись с ведомством. Я извещу вас, как только эти индейцы будут благополучно доставлены в тюрьму.
Агент Майлс кивнул головой, и Мизнер, держась очень прямо, вышел из комнаты. А Майлс продолжал сидеть у конторки, тупо глядя перед собой.
Спустя час, когда вошла Люси, чтобы напомнить ему о завтраке, он все еще сидел в прежней позе.
— Что случилось? — спросила она.
— Ничего, Люси, ничего. Я сделал все, что мог.
Приказ Мизнера Мюррею был краткий и точный.