Что же! Тогда у вас будет муж моложе меня!
Бассомпьер был не только хорошим игроком, но постоянно счастливым в игре и так как он любил играть по-крупному, то каждый раз выигрывал у герцога де Гиза до 50 000 экю. Однажды супруга герцога предложила Бассомпьеру пожизненный пенсион в 10 000 экю с тем, чтобы он не играл более с ее мужем.
— Ах, сударыня, — отвечал Бассомпьер, — я от этого много потеряю!
Анри IV, несмотря на то, что ревновал Бассомпьера к своей супруге, очень любил и уважал его, поэтому, вероятно из ревности, отправил посланником в Мадрид. По возвращении в Париж посланник говорил, что имел торжественный въезд в испанскую столицу на муле, которого ему выслал испанский король.
— О, как было бы любопытно, — заметил Беарнец, — посмотреть на осла, сидящего на муле!
— Очень любопытно, ваше величество, — согласился Бассомпьер, — но вы забываете, государь, что я, как посланник, представлял собой вашу особу.
Чувствительность не составляла характерной черты графа Бассомпьера. Однажды, когда он одевался, чтобы ехать на балет, ему сообщили, что его мать умерла.
— Вы ошибаетесь, — холодно сказал он, — она не должна умереть ранее окончания балета.
Этот стоицизм тем замечательнее, что танцы были единственным телесным упражнением, которым Бассомпьер не овладел в совершенстве. По этому поводу герцог Анри II Монморанси, тот самый, которому отрубили голову в Тулузе, однажды посмеялся над ним на бале.
— Правда, — заметил Бассомпьер, — что у вас в ногах ума больше, нежели у меня, зато у меня в голове его больше, нежели у вас!
— Если у меня нет особой остроты в словах, зато у меня есть острая шпага, — отвечал герцог.
— Да, я это знаю, — сказал Бассомпьер, — ее вам передал великий Ан.
Бассомпьер обыграл одинаковое звучание слов Anne (Анн — одно из имен герцога Монморанси) и ane (осел). Противники пошли было драться, но их остановили.
В то время, когда герцог де Гиз хотел вступить в заговор против двора, герцог Вандом сказал графу Бассомпьеру:
— Вы, как обожатель сестры герцога де Гиза, герцогини Конти, без сомнения, возьмете его сторону.
— О, это ничего не значит! — отвечал Бассомпьер. — Я был любовником всех ваших тетушек, однако же из этого не следует заключать, что я люблю вас!
Уверяют, что Бассомпьер был столь же счастлив в любви к супруге Анри IV, как и в любви ко всем его фавориткам. Однажды король спросил его, какую должность при дворе он всего более желал бы получить.
— Должность обер-тафельдекера, государь, — отвечал он.
— Почему же? — поинтересовался Анри IV.
— Да потому, что он накрывает для короля, — сказал Бассомпьер, обыгрывая смысл предлога pour — и «для», и «вместо», и «за».
Когда Бассомпьер купил Шайо, чтобы принимать там двор, вдовствующая королева вместе со всеми статс-дамами приехала посетить его и внимательно осмотрела дом.
— Граф, — заметила она, — зачем вы купили этот дом? Он обойдется недешево!
— Государыня, — отвечал Бассомпьер, — я почти немец. Для меня это значит жить не в деревне, но в предместье Парижа, а я так люблю Париж, что никогда не хотел бы с ним расстаться.
— Но этот дом хорош, чтобы привозить сюда куртизанок, — сказала королева.
— Государыня, я и буду их сюда привозить, но бьюсь об заклад, что когда вы делаете мне честь вашим посещением, вы привозите их еще больше.
— Так, по вашему мнению, Бассомпьер, — засмеялась королева, — все женщины негодяйки и нет ни одной порядочной?
— Государыня, таких женщин много, — возразил граф.
— Ну, а я? — королева пристально посмотрела на него.
— О, вы, — сказал Бассомпьер, делая глубокий поклон, — это другое дело, вы — королева!
Королева-мать упрекала Бассомпьера за любовь к столице, говоря ему о Париже и Сен-Жермене:
— А я так люблю эти два города, что желала бы иметь одну ногу в Париже, а другую в Сен-Жермене!
— В таком случае, — заметил Бассомпьер, — я желал бы жить в Нантере. — Нантер, как известно, находится посередине между двумя этими городами.
Граф, будучи большим дамским угодником, был при этом и весьма вежливым. Один из его лакеев, увидев однажды даму, шедшую по двору Лувра, которой никто не нес шлейф ее платья, подбежал сам, говоря себе: «Пусть никто не скажет, что лакей графа Бассомпьера, видя даму в затруднении, не явился к ней на помощь!» И он нес шлейф дамы до самого верха лестницы. Этой дамой была г-жа де ла Сюз; она рассказала эту историю графу, который немедленно пожаловал лакея в камер-лакеи.
Думают, что Бассомпьер был женат на принцессе Конти. Во всяком случае он имел от нее сына по имени Латур-Бассомпьер, которого держал при себе. Этот сынок был весь в отца; будучи секундантом на одной дуэли, он имел своим противником человека, лишившегося некогда правой руки и действовавшего левой; Латур-Бассомпьер привязал себе правую руку, хотя ему и говорили, что его противник имел время научиться владеть левой; действительно, оба дрались левыми руками, и Латур-Бассомпьер ранил своего противника.
За некоторое время до заточения в Бастилию, Бассомпьер встретился с герцогом Ларошфуко, который выкрасил себе волосы и бороду.
— Бассомпьер, — сказал герцог, давно не видевший графа, — как вы потолстели, поседели!
— А вы, — сказал Бассомпьер, — вы также переменились — окрасились, вымазались, как будто помолодели!
Входя арестантом в Бастилию, Бассомпьер дал обет не бриться до выхода на свободу, но, встретившись в тюрьме с г-жой де Гравель, изменил своему обещанию, которому в течение целого года оставался верен.
Вместе с Бассомпьером в Бастилии находились и другие арестанты, которые, утешая себя надеждой, предсказывали время своего освобождения. Один говорил, меня выпустят тогда-то, другой тогда-то, Бассомпьер же говорил:
— А я выйду тогда, когда выйдет дю Трамбле!
Дю Трамбле был комендантом Бастилии. Он получил это место от Ришелье, и потому должен был, по всей вероятности, его лишиться, когда кардинал умрет или впадет в немилость. Так что, когда Ришелье опасно заболел, дю Трамбле навестил Бассомпьера.
— Я пришел к вам, граф, — заявил он, — сказать, что его высокопреосвященство умирает, и, мне кажется, вам недолго здесь оставаться.
— И вам также, г-н дю Трамбле! — отвечал Бассомпьер, верный самому себе.
Однако, и после смерти кардинала дю Трамбле оставался комендантом Бастилии, а Бассомпьеру предложили свободу, но тогда он сам не захотел выйти из тюрьмы.
— Я государственный человек, — говорил он, — верный слуга короля, а со мной так поступили! Я не выйду из Бастилии до тех пор, пока сам король не придет ко мне просить об этом. Притом мне нечем жить!
— Ба! — сказал ему маркиз Сен-Люк. — Послушайте меня, выходите лучше отсюда! А со временем, если вам захочется, вы снова можете здесь поселиться.
Получив свободу, Бассомпьер вступил в свою прежнюю должность полковника швейцарцев. Тогда стол его сделался таким же роскошным, как и прежде, и даваемые им обеды и ужины считались наилучшими после придворных.
Хотя Бассомпьеру было уже 64 года, это был еще ловкий и приятный мужчина, все такой же, как и в дни молодости, умевший вовремя сказать острое словцо. Г-н Мареско, которого посылали в Рим выхлопотать кардинальскую шапку для милостыне-раздавателя королевы г-на Бове, не достигнув цели своего посольства, явился ко двору с сильным насморком.
— Это неудивительно, — сказал Бассомпьер, — он приехал из Рима без шапки!
Сохранив крепкое здоровье, он ел всегда много, даже неумеренно, но никогда не жаловался на расстройство желудка.