— Времени остается очень мало, — сказал он. — Мы должны скорее кончить Фланагана.
— Лично я жду не дождусь, — ответил Падре Педерастия. — Если бы Папочка не поддерживал его самым возмутительным образом, священником был бы сегодня он, а прокурором штата — я.
Саймон кивнул.
— Только тогда и завалили бы тебя вместо Майло. Хотя, я думаю, этой проблемой все равно занимается Джордж Дорн.
Сквинки? Все началось со сквинков — и это сущая правда, которую вы сумеете осознать только спустя долгое время после завершения этого задания, мистер Малдун.
Вечером второго февраля 1776 года в Инголштадте было темно и дул сильный ветер. Кабинет Адама Вейсгаупта с его дребезжащими стеклами окон, дрожащим пламенем свечей да и самим старым Адамом, который отбрасывал страшные тени, расхаживая по комнате обычной нетвердой походкой, отлично подошел бы для съемок фильма о Франкенштейне. Так или иначе,еготени ужасали, поскольку он торчал от нового конопляного экстракта, привезенного недавно Кольмером из Багдада. Чтобы успокоиться, он повторял заученные за последнюю неделю английские слова. "Томагавк... Сакоташ [65] ... Сквинк.Сквинк!"Он громко рассмеялся. Нужно былоskunk(скунс), но это слово смешалось в его голове соsquid(кальмар), и получилсяsquink.Новое слово, новое понятие. Но что такое этот сквинк? Несомненно, нечто среднее между скунсом и кальмаром: восьмирукий и вонючий. Неприятное воспоминание: о шогготах из этого чертового«Некрономикона»,который Кольмер всегда уговаривает читать в состоянии кайфа, — дескать, только так можно понять эту книгу.
Пошатываясь, он направился к книжной полке, где стояли труды по черной магии и порнографические книжки (их он цинично держал рядом с толкованиями Библии), и снял с полки давно забытый том видений сумасшедшего поэта Абдула Альхазреда. Он уставился на первый рисунок шоггота. "Странно, — думал он, — как столь гадкая тварь может под другим углом зрения, и особенно когда ты под кайфом, смутно напоминать очертания безумно ухмыляющегося кролика. Du haxen Hase [66] .
Затем его внимание переключилось на другое: изображения шогготов были обрамлены в пятиугольные рамки... На всех рисунках шогготов всегда есть пятиугольники... и в словах «скунс» и «сквид» по пять букв...
Он поднял руки, посмотрел на пять пальцев на каждой из них и рассмеялся. Внезапно все стало ясно: в Жесте Рогов два пальца выставляются вверх в виде буквы V, а три загибаются вниз. Двойка, тройка и их слияние в пятерке. Отец, Сын и Святой Дьявол... Дуальность добра и зла, Триединство Бога... бицикл и трицикл [67] ... Он хохотал все громче и громче, и его вытянутое худое лицо все больше напоминало китайские изображения Смеющегося Будды.
Хотя газовые камеры непрерывно работали, были и другие события лагерной жизни, приближавшие Полное Уничтожение. Например, в Освенциме многие погибали в результате избиений и других форм жестокого обращения, но самыми страшными последствиями обернулось тотальное пренебрежение к элементарной гигиене и профилактике заболеваний. Сначала начался сыпной тиф, потом брюшной. Конечно, свирепствовал и туберкулез, а также — чему особенно поражались некоторые офицеры — неизлечимый понос, который унес жизни многих узников. К тому же никто не пытался помешать вездесущим лагерным крысам нападать на тех, кто был слишком слаб, чтобы двигаться или защищаться. Кроме того, распространился водяной рак; врачи в XX веке никогда с этой болезнью не сталкивались, и поэтому смогли ее распознать лишь по описаниям в старых учебниках: она проедает дыры в щеках до самых зубов."Vernichtung,— сказал впоследствии один из выживших, — это самое страшное слово в любом языке".
Так и ацтеки: к концу своей эпохи они становились все безумнее, увеличивая количество человеческих жертвоприношений, удваивая и утраивая число дней в году, в которые требовалось совершать кровопролитие. Но это их не спасло: армия Эйзенхауэра прошла по Европе, чтобы остановить печи Освенцима, а корабли Кортеса приближались к великой пирамиде и статуе Тлалока.
Через семь часов после разговора Саймона с Падре Педерастией о Джордже Дорне в международном аэропорту имени Кеннеди приземлился частный самолет, выкрашенный под золото. Автокран поднял из грузового отсека самолета четыре тяжелых ящика и перенес их в грузовик с надписью на борту «Гольд amp; Эппель, грузовые перевозки». Из самолета вышел молодой длинноволосый блондин, одетый в модную жилетку, бриджи из красного вельвета и шелковые чулки бутылочного цвета. Сжимая в руке портфель из кожи аллигатора, он молча сел в кабину рядом с водителем грузовика.
Водитель Тобиас Найт не задавал лишних вопросов.
Джордж Дорн был испуган. К этому чувству он уже привык. Оно стало настолько обыденным, что, казалось, больше никогда не помешает ему совершать безумные поступки. Кроме того, Хагбард дал ему талисман, оберегающий от неприятностей, и заверил, что он действует на сто процентов безотказно. Джордж вытащил его из кармана и вновь осмотрел с любопытством и надеждой. Это была карточка с вытисненной золотом непонятной надписью:
Джордж решил, что, вероятно, это очередная шутка Хагбарда. Возможно, по-этрусски эта надпись означает «Вышвырните вон этого олуха». Отказ Хагбарда перевести надпись невольно заставлял предположить худшее, хотя Челине и производил впечатление человека, который относится к символам очень серьезно, чуть ли не с религиозной почтительностью.
В одном можно не сомневаться: Джордж по-прежнему боялся, но он не был парализован страхом. «Если бы несколько лет назад я был столь же безразличен к страху, — думал он, — в Нью-Йорке стало бы одним полицейским меньше. И, вероятно, здесь меня тоже не было бы. Нет, и это не верно. Я просто послал бы Карло на три буквы. Меня не остановил бы страх попасть в разряд изгоев». Джордж боялся, когда ехал в Мэд-Дог, когда Гарри Койн пытался трахнуть его в задницу, когда Гарри Койн был убит. Джордж боялся, когда бежал из мэд-догской тюрьмы, когда видел приближение собственной смерти, когда корабли-пауки иллюминатов атаковали«Лейфа Эриксона».Ему начинало казаться, что страх был его естественным состоянием.
И вот сейчас он должен встретиться с людьми, которые заправляют организованной преступностью в США. Он практически ничего не знал ни о Синдикате, ни о Мафии, а в то малое, что он знал, ему не верилось, он считал, что это больше похоже на миф. Хагбард не сообщил ему практически никакой дополнительной информации, пока он готовился к полету. Но в чем Джордж ни капли не сомневался, так это в том, что он окажется совершенно беззащитным среди людей, которые убивают человека с такой же легкостью, с какой домохозяйка разделывает рыбу. При этом он должен вести с ними переговоры. До сих пор Синдикат работал с иллюминатами. Сейчас Джордж должен уговорить этих людей перейти на сторону дискордианцев. Разумеется, с помощью четырех бесценных статуй. Вот только что скажут Роберт Патни Дрейк и Федерико Малдонадо, когда узнают, что эти статуи подняты из разрушенной Атлантиды, которая покоится на дне океана? Не исключено, что они выразят свой скептицизм пистолетными выстрелами.
— Почему я?— чуть раньше в этот же день спрашивал Хагбарда Джордж.
— Почему я?— с улыбкой повторил Хагбард.