И всё, и лед отчуждения таял, и переговоры шли в позитивном ключе, и Россия получала выгодные контракты и кредиты. Благодаря, в том числе, стараниям лейтенанта Шутова. Обаяшки, супермена и просто хорошего парня.
Теперь многие иностранцы и особенно иностранки заранее заказывали в провожатые лейтенанта, хотя догадывались, на кого он работает. Но лучше иметь в соглядатаях такого симпатягу и душку, чем все равно иметь, но какого-нибудь мерзопакостного, пропахшего кирзой и водкой субъекта.
Лейтенант шел нарасхват, так как вдруг выяснилось, что в спецслужбах почти нет молодых, симпатичных, умеющих общаться и нравиться ребят. Умеющих стрелять из всех видов оружия и ломать шейные позвонки агентов — навалом, а приятных во всех отношениях молодых людей — нет!
Как-то так само собой получилось, что, мотаясь по стране с иностранцами, Михаил стал завсегдатаем ночных клубов и закрытых вечеринок, войдя во всевозможные тусовки.
Став ценным источником информации и где-то даже агентом влияния.
Его вернули в штат и присвоили очередное звание.
А потом внеочередное.
Это был тот самый редкий случай, когда не человек подбирается под кресло, а кресло создается под конкретного человека!
Ему присвоили внеочередное звание и тут же разжаловали и отправили в отставку, осудив судом офицерской чести и заведя на него уголовное дело по факту каких-то там хищений, халатности, злоупотреблений и чуть ли не измены Родине! И даже на пару месяцев посадили в КПЗ.
Не потому, что он чего-то там украл, а потому что этого требовали интересы дела.
И его новая легенда прикрытия.
Которая больше напоминала авантюрный роман — молодой красавец-офицер, уволенный из рядов за то, что соблазнил жену своего непосредственного начальника, неожиданно разбогател, получив отступные от оброгаченного им мужа-олигарха одной из первых российских красавиц, и теперь проматывает деньги, от нечего делать занимаясь журналистикой и чуть-чуть политикой и интригами.
Раньше такая легенда не прошла бы. Теперь — запросто!
Теперь и не такое случается! Теперь недавние офицеры-ракетчики, отличники боевой и политической подготовки и, между прочим, орденоносцы, запросто перепрофилируются в стриптизеры и брюхатят звезд эстрады...
Личное дело капитана Шутова было сдано в архив.
И направлено в спецчасть, где было прошито ниткой и проштемпелевано грифами «Совершенно секретно», и поставлено на спецучет по особому закрытому списку.
После чего капитана Шутова в органах не стало. А вместо него появился номерной агент. Не 007, потому что таких аббревиатур в списках спецучета нет. Цифр нет, а агенты — есть!
И среди них — бывший лейтенант, а теперь уже майор Шутов — безработный и беззаботный плейбой, любимец публики, женщин и детей... Пока еще не своих...
Глава 11
И все же, почти наверное, Густав Фирлефанц из Москвы уехал бы обратно к себе в Голландию, кабы не зима, Уж и засобирался было, да только куда из Руси можно зимой уехать?
— Куда ты? — ахал да охал Геррит Кист, всплескивая руками.
И все охали и ахали, рассказывая о страшных морозах, пропадающих в сугробах дорогах, шайках разбойников и стаях оголодавших волков, задираюших одиноких всадников и даже целые обозы.
А ну как с дороги собьешься, а тут метель?.. Заметет, запуржит сани по самые оглобли, задеревенит руки-ноги, и пропал человек, как не было, и даже косточек его не найти! Сколько так людей навек пропало!
— Что ты — даже не помышляй!..
И Густав решил остаться до весны.
А весной развезло дороги так, что не проехать, не пройти. В Голландии да Германии, где сплошь песочек, дождь пройдет, да схлынет, просочившись, как сквозь сито, сквозь почву.
А на Руси размажется жирным черноземом, превратится в липкую, чавкающую, хватающую путника за подошвы, а телеги за колеса, кашу! Увязнешь, утонешь — не вырвешься!
Дороги такие и города тоже!
Уж на что Москва, а и там не встретишь каменных мостовых, зато, куда ни глянь, — сияют крытые чистым золотом купола. А рядом с самым Кремлем, в лужах после дождей тонут лошади и целые повозки. И там же вповалку в холодной грязи валяются пьяные, которые на следующий день встают и идут себе домой как ни в чем не бывало, даже не заболев.
Такая она, Русь!
В общем, задержался Густав до лета, когда дороги подсохнут и станут проходимыми.
А летом на Руси хорошо — просторно, сухо и тепло. Трава кругом, леса, реки рыбой полные, птицы под окном щебечут, пчелы гудят...
Да и дело у Густава стало налаживаться. Обласканного царем голландского ювелира с радостью принимали в лучших домах, засыпая заказами. В Москве он быстро стал богатым, потому что мог назначать за свою работу любую цену, на которую тут же, не торгуясь, все соглашались. Русские совершенно не знали истинной цены вещей — за золотую безделицу, которую он мог изготовить в полчаса и за которую на его родине в Голландии ему бы не заплатили и гульдена, здесь ему легко выкладывали целое состояние.
Куда уж тут возвращаться? Кто по доброй воле от богатства, которое само в руки идет, уедет?
Остался Густав...
Год прошел, другой миновал, а на третий начал он строить себе большой каменный дом, причем точно такой, какой мечтал иметь в милой его сердцу Голландии. Он облюбовал место на берегу Москвы-реки, откуда виден был Кремль, и натащил туда, к всеобщему удивлению, гору камней. Русские строили свои дома, которые именовали избами, все больше из сухих бревен и только крепостные стены да церкви из валунов. Глупый народ... Их дома горели чуть не каждый год, занимаясь один от другого, так, что разом выгорало по пол-Москвы. Дома сгорали, и русские тут же, на их месте, возводили точно такие же. Густав не желал вкладывать деньги в то, что может в мгновение ока превратиться в прах, — лучше строить дороже, но один раз, чтобы дом простоял века. Именно так строят у него на родине.
Каменные стены выросли быстро, уставившись на Кремль черными провалами непривычно высоких и больших окон, которые пустовали так недолго...
Цветные стекла и черепицу для крыши Густав заказал польским купцам, которые, удачно соседствуя с Европой и Россией, активно и с немалой для себя выгодой торговали в обе стороны, сбывая европейцам пеньку, деготь и пушнину, а русским изящные товары, производимые немецкими и голландскими ремесленниками. Черепица и стекла, которые за две тысячи верст везли на огромных возах вначале по мощеным немецким дорогам, а потом по русской хляби, обошлись Густаву в немереные деньги, которые у него имелись.
Двор и часть улицы перед воротами он тоже вымостил каменной брусчаткой, чтобы избавиться наконец от прилипчивой русской грязи и сходить с крыльца как есть, не надевая сапог, в домашней обуви, и возвращаться обратно, не переобуваясь. Уж коли он не мог вернуться обратно в Европу, то решил построить ее здесь. Чтобы жить так, как привык!
Конечно, иностранцы приезжали в русскую столицу и раньше, но жили все больше отдельно, подальше от русских, на Кукуе, и лишь Густав, один из первых, начал строиться в самой Москве.
Он каждый день бывал на строительстве, пересчитывая камни и черепицу, перемеривая стены и приглядывая за работниками, которые так и норовили — попробуй только отвернись — стащить, что плохо лежит. Он смотрел, и сердце его радовалось тому, как быстро и ладно на берегу Москвы-реки, под самым боком дворца русских царей, растет и поднимается, подобно цветку из грязи, маленький кусочек Голландии.
И кто бы мог подумать, что все его мечты исполнятся так быстро — он имел свою мастерскую и лавку, имел деньги и уже почти имел большой, каменный дом.