А ты, если хочешь заглядываться на тех, кто оголяется при первой возможности, так и скажи!
– Ты пойми, что ведь это общепризнанная величина! – попытался спорить муж. – Ведь это же не я придумал…
– Мне плевать на то, что кто-то там заявил про «величину»! – экспрессивно выражала свое несогласие мадам. – Все это измышления таких же похотливых самцов, как ты!
Супруг, придерживавшийся, как видно, другого взгляда, на этот раз решил не ввязываться в искусствоведческий спор, который, учитывая импульсивность мадам, грозил перейти в ссору.
– Едем, дорогая. Вот, кстати, и фиакр. Давай я тебе помогу.
– Ты мне зубы не заговаривай! – возмутилась мадам. – Я что, по-твоему, такая толстая, что без посторонней помощи сама не сяду?
Все так же препираясь, парочка укатила домой.
Как это обычно и бывало, каждое представление этой танцовщицы вызывало массу полярных отзывов: от восхищения до отрицания.
Среди покинувших театр были поручик и Гамелен. На этом их совместная программа на сегодняшний день закончилась. Дальше их пути расходились. Капитана ждали свои дела и обязанности, а Голицын оставлял столицу Франции, поскольку ему завтра надо было быть в Шампани, в районе дислокации своей воинской части. Таких вечеров в ближайшее время ему могло и не представиться. Суровые воинские будни обещали стать снова привычной жизнью для русского гостя и всех его соотечественников, которых судьба забросила так далеко от родной земли.
– Ну, а как вам вообще во Франции? – поинтересовался Гамелен на правах «принимающей стороны». – Дискомфорта не ощущается?
– Какой уж тут дискомфорт, – отрицательно мотнул головой Голицын. – Почти как дома. Ведь возьмите тот же самый язык. У нас практически каждый дворянин с детства знает французский.
– Неужели? – удивился француз. – А я-то думал…
– Да знаю я, что вы думали! – рассмеялся Голицын. – Известны нам все ваши представления о России. Дескать, мороз и стужа круглый год, по улицам рыскают волки, а все здания из дерева! Что, не так?
– Нет, ну что вы, – смутился Гамелен. – Просто некоторые вашу далекую страну считают… экзотической.
– Ну, ладно, – хлопнул собеседника по плечу поручик.
– Да, кстати, о России, – вспомнил француз. – Мой предок Гийом в 1812 году участвовал в походе Наполеона Бонапарта на Россию.
– И что? Бывал в Москве?
– Нет, в вашей столице ему побывать не довелось, но он был дважды ранен и все-таки счастливо вернулся на родину.
– Да-а, были времена… Позволю себе заметить, – произнес Голицын, возвращаясь к особенно близкой ему теме, – что ваша племянница, мсье, это просто воплощение женской красоты. Не сочтите это за лесть, но это действительно так!
– Не сочту, не сочту, – усмехнулся Дидье. – Она хороша, но я вам открою маленькую тайну: вы ей тоже понравились!
– Вы думаете? – подкрутил ус поручик.
– Я же знаю ее с детства как облупленную. Так что могу вам сказать смело, что вы вскружили девушке голову.
Офицеры, стоя у ступеней лестницы, закурили. Беловатый дымок вился в ночном воздухе. Горели огоньки папирос.
– Как вы настроены, поручик, на новую обстановку? – спросил француз. – Ведь воевать у нас вам не приходилось?
– Воевать – нет, а во Франции бывал, и не раз. А так – что ж… У нас в России есть поговорка: бог не выдаст, свинья не съест, – затянулся дымом Голицын. – Война – она везде война, так что нам, военным, не привыкать.
– А вы помните, каким был город до войны? – мечтательно вздохнул Гамелен. – Ведь тот, кто попадает в столицу впервые, не получит никакого представления о том, какой же настоящий Париж. Ведь это же был настоящий праздник жизни, никого не оставлявший равнодушным. Сегодняшняя жизнь – бледная тень былого величия.
– Да уж, – лаконично подтвердил Голицын, невольно вспоминая свой визит во французскую столицу перед войной.
Особенно запала тогда в душу рыжая Мари. Ох, и время было!
Однако наступала пора расходиться.
– Что ж, мсье Голицын, простимся, – улыбнулся Гамелен, подавая руку русскому офицеру. – Думаю, что увидимся.
– Я тоже на это надеюсь, – поручик сжал руку француза так, что тот слегка охнул. – Тем более что по нашим российским меркам Париж от Шампани в двух шагах.
– Ха-ха-ха! – сверкнул зубами француз. – У вас хорошее чувство юмора. Какая же должна быть необъятная страна, чтобы иметь такую шкалу измерений?
– А вы приезжайте к нам, увидите! – махнул рукой поручик, садясь в фиакр, который, сделав круг, с цокотом покатил пассажира прочь от театра, прочь от Парижа. Туда, где сейчас во многом решалась судьба войны.
Гамелен, проводив глазами отъезжающий фиакр, постоял еще с минуту, жадно вдыхая прохладный ночной воздух, и двинулся по улице. В отличие от Голицына, ему не надо было отбывать за пределы города. Его служба не была непосредственно связана с боевыми действиями, а жил он неподалеку, так что решил пройтись пешком.
Идя по тротуару, француз насвистывал мотив из оперетки, помахивая врученным ему сегодня пакетом. Секретные документы сегодня так и не оказались в генштабе, но к этому Дидье, как сугубо штатский человек, лишь волею случая ставший офицером, отнесся спокойно: генштаб далеко, начальства в такое время там все равно не было, так что до завтра документы уж точно никому не понадобятся. Тем более что надо ведь было развлечь русского союзника, спасшего фамильное заведение. Да и чего бояться в театре, где он бывал сто раз?
Перейдя улицу, Гамелен повернул направо. До дома оставалось два квартала. Позади послышался шум машины. Рядом поравнялось и притормозило такси. Дальнейшие события развивались предельно быстро. Из авто выскочили двое мужчин, один из них ударил чем-то тяжелым капитана по голове. Тот ахнул и стал оседать. Незнакомцы, проявляя завидную быстроту, подхватили под руки представителя генштаба и поволокли его в машину. Хлопнули дверцы, и автомобиль исчез за поворотом. На улице никого не было, лишь в полуосвещенном окне напротив колыхалась занавеска.
На афишной тумбе ветер трепал полуотклеенный плакат – «Несравненная Мата Хари». Ниже более мелким шрифтом было набрано: «Она, покорившая весь мир своим уникальным искусством. Та, которой рукоплескали лучшие театры. Она сведет вас с ума своим божественным талантом. Она – великолепна! Приходите увидеть лучшую женщину Европы и Азии».
На картинке была изображена та самая, выступавшая в театре танцовщица, в роскошном платье, оставлявшем обнаженным большую часть ее тела.
Вряд ли хоть одна женщина, во всяком случае, во время Великой войны, в такой мере возбуждала мужскую и, вероятно, и женскую фантазию, как эта особа, выбравшая для себя сценический псевдоним Мата Хари – замечательная танцовщица, необычайно красивая особа, проститутка и германская шпионка.
ГЛАВА 6
На Западном фронте в районе Соммы все оставалось без изменений. В пасмурный осенний вечер над позициями французов летел цеппелин. Высота около четырех километров делала его неуязвимым для стрелкового оружия. В гондоле, кроме пилота, находились капитан Питер Штрассер с громоздким фотоаппаратом, несколько офицеров и химик Эккенер.
Военным этот представитель науки за время полета уже успел надоесть невероятно. Химик оказался пренеприятным человеком, производившим отталкивающее впечатление. Не успели все усесться в гондолу, как ученый принялся ныть и психовать. Далее положение только усугублялось: страхов у него оказалось более чем достаточно.