- А рупь с полтинничком'? - жалобно произнес возница, обращаясь к загримированному Фандорину. Тот покачался на каблуках, держа руки в карманах, мерзко оскалил рот, причем блеснули нивесть откуда взявшиеся золотые фиксы, и метко плюнул извозчику на сапог. Да еще глумливо осведомился:
- А хрен с приборчиком? Зеваки злорадно загоготали.
Ай да статский советник, хорош.
Вжав голову в плечи, ванька хлестнул лошадь и укатил, провожаемый свистом, улюлюканьем и выкриками непристойного содержания.
Фандорин и японец, даже не взглянув друг на друга, разошлись в разные стороны. Маса юркнул в подворотню и будто растворился в полумраке, а Эраст Петрович Зашагал по самой середине улицы. Немного поколебавшись, я двинулся за вторым поразительно, как изменилась его походка. Он шел в раскачку, словно на невидимых рессорах, руки в карманах, плечи ссутулены. Раза два смачно сплюнул на сторону наподдал сапогом пустую жестянку. Навстречу, виляя бедрами, шла размалеванная девка в пестром платке. Фандорин проворно высунул руку из кармана и ущипнул ее за бок. Как это ни странно, даме такой способ ухаживания пришелся по вкусу - она взвизгнула, заливисто расхохоталась и крикнула вслед кавалеру столь энергичную фразу, что я чуть не споткнулся. Посмотрела бы Ксения Георгиевна, как дешево ценит этот господин ее нежные чувства!
Он свернул в узкий, темный переулок - просто щель между стенами. Я сунулся было за ним, но не прошел и десяти шагов, как меня с двух сторон схватили за плечи. В лицо дохнуло гнилым и кислым, молодой голос гнусаво протянул:
- Ти-ихо, дядя, ти-ихо.
***
Две смутно различимые в сумерках фигуры обступили меня справа и слева. Перед глазами сверкнула ледяная искорка на полоске стали, и я почувствовал, что у меня непонятным образом размягчились колени - того и гляди прогнутся не в ту сторону вопреки всем законам анатомии.
- Гли-кося, - просипел другой голос, постарше и по-хрипатей. - Лопатничек!
Карман, в котором лежало мое портмоне, стал подозрительно легким, но я понял, что лучше не протестовать. К тому же на шум мог вернуться Фандорин, и слежка была бы обнаружена.
- Берите скорей и оставьте меня в покое, - довольно твердо произнес я, но тут же поперхнулся, потому что снизу, из мглы выметнулся кулак и ударил меня под основание носа, отчего я сразу ослеп, а по подбородку потекло горячее.
- Ишь, скорый, - услышал я как сквозь стекло. - А корочки-то, корочки. С золотыми цацками. И кофтер знатный.
Чьи-то пальцы бесцеремонно ухватили меня за рубаху и вытянули ее из-за пояса.
- Здря ты ему, Сека, дышло раскровянил. Рубашечка - чистый батист, а вон уж весь перед обдристало. И портки хороши.
Только теперь я с ужасом понял, что уголовники собираются раздеть меня донага.
- Портки бабьи, но сукнецо ладное - Меня потянули за край кюлотов. - Маньке на панталоны сгодится. Сымай, дядя, сымай.
Мои глаза привыкли к тусклому освещению теперь я мог получше разглядеть грабители.
Лучше бы не разглядывал - они были кошмарны. У одного половина лица заплыла от чудовищных размеров синяка, другой шумно сопел волглым провалившимся носом.
- Ливрею берите, а штаны и туфли не дам, - сказал я, ибо сама мысль о том, что я, дворецкий Зеленого двора, стану разгуливать по Москве нагишом, была невообразима.
- Не сымешь - с трупака стащим, пригрозил хриплый и выдернул из-за спины бритву - самую обычную, я сам такой бреюсь, только эта была совсем ржавая и зазубренная.
Я принялся дрожащими пальцами расстегивать рубашку, внутренне кляня собственное безрассудство. Как можно было ввязаться в этакую мерзость! Фандорина упустил, и это еще полбеды - как бы отсюда живым выбраться.
За спинами хитровских апашей возникла еще одна тень, раздался ленивый, с развальцой голос:
- Эт-та что тута за комедь? А ну хамса, брызнь отседова.
Эраст Петрович! Но откуда? Oн ведь ушел!
- Ты чего, ты чего? - визгливо, но, как мне показалось, нервно зачастил молодой.
Эраст Петрович! Но откуда? Oн ведь ушел!
- Ты чего, ты чего? - визгливо, но, как мне показалось, нервно зачастил молодой. - Это наш с Тюрей баран. Ты живи, фартовый, и честным псам жить давай. Нет такого закону, чтоб у псов барана отбивать!
- Я те дам закон, - процедил Фандорин и сунул руку за пазуху.
В тот же миг, оттолкнув меня, грабители кинулись наутек. Однако ливрею и портмоне (а в нем сорок пять рублей с мелочью) прихватили с собой.
Я не знал, могу ли я считать себя спасенным или же, наоборот, попал, как говорится, из огня в полымя. Волчий оскал, исказивший гладкую физиономию Фандорина, вряд ли сулил мне что-то хорошее, и я с ужасом следил за его рукой, вытягивавшей что-то из внутреннего кармана.
- Держите-ка.
Это был не нож и не пистолет, а всего лишь платок.
- Что же мне с вами д-делать, Зюкин? - спросил Эраст Петрович обычным своим голосом, и страшная гримаса сменилась кривой ухмылкой, на мой взгляд, ничуть не менее отвратительной. - Я вас, разумеется, заметил еще в Нескучном, однако же п-полагал, что на Хитровке вы не задержитесь - испугаетесь и ретируетесь. Однако, вижу, вы не робкого десятка.
Я молчал, не зная, что на это сказать.
- Надо бы вас тут бросить, чтобы г-голым погулять пустили. Был бы вам урок. Ну объясните, Зюкин, чего ради вы за нами потащились?
Оттого что голос у него был не бандитский, а обыкновенный, господский, я почувствовал себя спокойней.
- Про мальчишку неубедительно рассказали, - ответил я, вынул собственный платок, запрокинул голову и зажал разбитый нос. - Решил проверить.
Фандорин осклабился.
- Браво, Зюкин, б-браво. Не ожидал от вас подобной проницательности. Вы совершенно правы, Сенька Ковальчук сообщил мне всё, что знал, а отрок он наблюдательный - т-такая уж профессия. И сообразительный - понял, что иначе я его не отпущу.
- И он сказал, как отыскать того "мордатого", который его нанял?
- Не совсем, ибо это нашему с вами юному знакомцу, конечно, неведомо, но личность п-подрядчика он описал исчерпывающим образом. Судите сами: мордатый, глаз прищуренный, рожа бритая, губастая, картузик-генералка с лаковым козырьком, черная короткая сибирка, красная шелковая рубаха, сапоги с большим скрипом и при лаковых же калошах...
Присмотревшись к наряду самого Фандорина, я воскликнул:
- Эка невидаль, вы тоже вон одеты точно так же. На Москве этаких молодцев полно.
- Отнюдь, - покачал он головой. - На Москве вы их встретите нечасто, а вот на Хитровке повстречать можно, но и то не в столь большом к-количестве. Тут не просто одежда, а высший хитровскии шик - и красный шелк, и лаковые калоши. Только фартовые, то есть бандиты самой высокой иерархии, позволяют себе такую униформу. Чтоб вам, Зюкин, было понятнее, это у них вроде камергерского мундира. Вы видели, как от меня дунули эти "п-псы"?
"Дунули", "псы" - что за манера выражаться. Сразу было видно, что от статского советника в Фандорине мало что осталось. Этот человек, пожалуй, напоминал мне дешевую позолоченную посуду, с которой облез верхний слой и постыдно просвечивает вульгарная латунь.
- Какие еще "псы"? - спросил я, давая понять, что не приемлю разговора на уголовном арго.
- "Псы", Зюкин, - это мелкие воришки и хулиганы, Для них "фартовый" вроде меня - б-большое начальство. Но вы меня перебили и я не успел сообщить вам главную примету Мордатого. - Он помолчал и произнес со значительным видом, будто открывал мне нечто очень важное. - Во все время разговора с Сенькой - а протолковали они не менее получаса - этот субъект не вынимал из кармана правую руку и беспрестанно позвякивал мелочью.
- Вы полагаете, что по этой привычке его можно разыскать?
- Нет, - вздохнул Фандорин. - Я полагаю совсем д-другое. Но, впрочем, скоро выяснится, справедливо ли мое предположение. Это должен установить Маса. И если я прав, то мы намерены поискать господина Мордатого, пока доктор Линд играет с полицией в кошки-мышки.