Мальчик из Брюгге - Жильбер Синуэ 46 стр.


Ты будешь в безопасности.

Ян слабо запротестовал:

— Мне не хотелось бы быть вам помехой. У меня еще есть возможность сесть на то судно, которое должно от правиться в Пизу. И кто знает, может быть, мне однажды повезет и я попаду в Венецию… — Он в смущении пожал плечами: — К сожалению, у меня нет больше денег. Те, которые оставил мне отец, украли люди, собиравшиеся утопить меня. Я вынужден занять у вас. Но вы можете мне верить, я вам отдам, обещаю!

Идельсбад наигранно-серьезным тоном подтвердил:

— Еще бы! Конечно, вернешь! — И продолжил: — Нет, Ян. В твоем возрасте нельзя ехать наугад. Сначала — Лиссабон, а позднее ты сможешь осуществить свою мечту.

Ян пристально взглянул на гиганта и спросил с настойчивостью в голосе:

— Вы в этом уверены? Не пожалеете? Вы и вправду хотите взять меня с собой?

— Да.

Легкая дрожь пробежала по губам Идельсбада. Он чувствовал себя неловко.

— Я хочу, чтобы ты остался со мной, — произнес он.

Ян покраснел. Видно было, что на душе у него полегчало. И он шепнул:

— Я согласен.

— Ну вот, одно дело улажено. Предлагаю отправиться в Слейс. Там мы узнаем о ближайшем рейсе на Лиссабон. Но сначала… Помнишь, ты мне кое-что обещал.

— Карта?

— Ты действительно знаешь, где Вам Эйк спрятал ее?

— Да.

— Значит, ты не лгал, когда предлагал мне ту сделку?

— Нет.

— Очень хорошо. Я тебя слушаю.

— Незадолго до смерти отец водил меня посмотреть на алтарь, который он расписал вместе с Хубертом.

— Хуберт?

— Его брат. В тот день он упомянул об одной его работе. Часослов. Я удивился, что никогда не видел ее, и отец кратко ответил: «Он в надежном месте». Чуть позже он дал мне любопытное наставление: «Если однажды со мной случится несчастье и я умру, вспомни о часослове». Я уверен, он оставил мне какое-то послание, а иначе зачем ему было говорить мне об этой книге?

— Логично. Вернемся к книге. Где, по-твоему, она может быть?

— По-моему, есть единственное место: церковь Сен-Жан, где выставлено запрестольное украшение. В Генте.

— Откуда такая уверенность?

— Сразу после набега испанцев отец уехал на лошади. А ведь он очень не любил ездить верхом. Вернулся он только на следующий день, поздно вечером.

— Ты считаешь, что он ездил в Гент спрятать книгу в безопасное место?

Ян кивнул.

— Ну что ж, в таком случае нам остается только проверить, верны ли твои предположения. — Вдруг Идельсбад озабоченно спросил: — У тебя есть силы на такое путешествие? Если твои предчувствия обоснованны, то поиск карты не займет много времени. И тогда у моря не будет больше тайн ни для Португалии, ни для остального мира.

Мальчик решительно возразил:

— Мы должны туда поехать. — И еще тверже заявил: — Никогда я не чувствовал себя таким сильным, как сейчас.

Он чуть не добавил, что все это благодаря ему, Идельсбаду, и новой надежде, которую тот в него вдохнул, предложив уехать вместе в Лиссабон. Благодаря ему же вера, бывшая маленькой звездочкой на черном небе, стала расти, и наконец исчезло чувство безнадежного одиночества. Но, как всегда в минуты сильного волнения, слова застряли у него в горле.

— Кстати, о деньгах… — сказал Идельсбад. — Оказывается, я тоже на мели. Но я знаю кое-кого, кто поможет нам сняться с нее. Один португальский друг. Прежде чем от правиться в путь, мы завернем в канцелярию суда. Он там работает. — Взяв Яна за руку, он скомандовал: — Идем туда!

* * *

Когда они вошли в кабинет Родригеса, вечно мерзнувший молодой человек уже избавился от своей рукогрейки, а в камине ровно гудело хорошее пламя.

В нескольких словах Идельсбад рассказал ему о своих поисках.

— Ну конечно, дон Франсиску, у вас будет нужная сумма. Но к сожалению, я могу вручить ее вам не раньше завтрашнего дня.

Вы, разумеется, понимаете, что я не храню здесь деньги, присланные из Лиссабона. Зато я могу авансировать вас на срочные нужды.

Подтверждая слово делом, Родригес отвязал кошелек, висевший у него на поясе, и протянул его Идельсбаду.

— Спасибо и на этом. Мы увидимся после возвращения из Гента.

Молодой человек, помявшись, застенчиво спросил:

— Прошу извинить мою поспешность, дон Франсиску, но вы нашли карту?

— Еще нет. Но есть надежда. Если все пройдет хорошо, вечером она будет у нас.

— А испанцы?

— Они, должно быть, уже на дороге в ад.

— Слава Богу!

Тень подозрительности легла на лицо Идельсбада.

— С чего это ты вдруг так забеспокоился? Есть проблемы?

— Этим утром, когда я выходил из дома, мне показалось, что за мной следят. Может, просто почудилось?

Гигант успокоил его:

— Конечно, почудилось. Им не известно о твоем существовании.

— Вдруг они выследили вас, когда вы приходили сюда два дня назад?

— Сомневаюсь. К тому же я всучил им то, что они искали. Карту. Подделанную, разумеется. В этом они убедятся уже в море, но будет слишком поздно. — Не желая тратить время, он закончил беседу: — Ну, хватит, не изводи себя. Увидимся завтра.

И сделал знак Яну следовать за ним.

* * *

Поездка проходила под изумительным солнцем. Лето, похоже, окончательно восторжествовало над туманами и холодными ветрами. Но Ян не замечал лета, он просто заново переживал путешествие, проделанное несколькими неделями раньше вместе с Ван Эйком. Небо тогда было хмурым, облака плыли, касаясь каналов. И Ван Эйк был еще жив. Сколько же времени нужно, чтобы позабыть тоску и горе? Развеются ли они однажды, подобно чарам, или останутся в сердце на всю жизнь, безболезненные, но тем не менее присутствующие? Отныне на образ мэтра наложился образ Мод. Подумать только, Яну и в голову не приходило, что она его любила!

« — Человек судящий, находясь в неведении, заблуждается.

— Знай, что бросить ребенка — иногда есть проявление самой прекрасной любви».

Слова Ван Эйка обрели сегодня свой истинный смысл. Ян никогда их не забудет.

До церкви Сен-Жан они добрались во второй половине дня. Перед папертью мальчик испытал новое потрясение: там был мэтр со своей сумкой через плечо, он поднимался по ступеням к порталу. Его можно было видеть, коснуться. И совсем как его отец несколькими неделями раньше, он пошатнулся.

— С тобой все в порядке? — встревожился Идельсбад. — Ты уверен, что хочешь идти дальше?

— Да.

Они медленно подошли к престолу, к запрестольным украшениям.

— Что ты предлагаешь?

Мальчик, казалось, весь ушел в свои мысли.

— Может быть, я ошибся…

— Нет, Ян. Я так не считаю. Но я знаю, что ты переживаешь. Держись. Думай.

— Запрестольное… Лики. Наверное, именно там находится ответ…

Мальчик приблизился к панно, осмотрел их одно за другим, и в ушах вновь зазвучали слова Ван Эйка…

«— Подойди. Я открою тебе один из секретов этого запрестольного украшения. Внимательно посмотри на эту створку. Видишь двух всадников?

— Эти раздутые ноздри, эти выдающиеся вперед надбровные дуги… Да это же вы! Правда, немного потолще, нежели на автопортрете, который вы написали несколько месяцев назад. Но это вы! А тот, мужчина постарше, он кто?

— Мой брат Хуберт. Он был на двадцать лет старше меня».

Ян медленно обошел алтарь, чтобы очутиться позади панно с изображением Хуберта. Кто-нибудь другой не заметил бы там ничего необычного. Но Ян сразу, как и на венецианской миниатюре, увидел металлическую пластинку, которой здесь не место, с одной лишней деталью: между ней и панно была просунута тонюсенькая ореховая дощечка.

— Кажется, это здесь, — сказал он подошедшему Идельсбаду.

С помощью гиганта мальчику удалось вытащить дощечку. За ней находился стоящий вертикально часослов.

Назад Дальше