Ба, удивился Сайто, да как же он все это будет сводить? Тут ведь не меньше мана этих деревянных штук! Но инженер не стал пересчитывать каждую шпалу - он достал из портфеля раскладной железный аршин и замерил высоту штабелей на платформах, а после пересчитал штабеля, пощелкал костяшками абака и, удовлетворенно кивнув, расписался в накладной. Завинтил тушечницу, спрятал все в ту же пузатую кожаную сумку - экая громоздкая штука, ни за плечи ее не повесишь, ни к поясу - и, помахивая бумажкой, чтобы подсушить подпись, направился к паровозу. Сайто пошел с ним рядом, управляющий почтительно отстал.
– Сёта, - не понижая голоса, сказал Асахина. - Вот тебе накладная, отдай ее господину Ояме. Передай ему, что я останусь осмотреть предприятие и шахту. Может быть, до завтра. Если не приду к вечерней погрузке - не беспокойся.
– Господин инженер, - машинист опустил глаза. - Вы лучше на ночь не оставайтесь. Нехорошее здесь место.
– А что так? - Сайто полез за сигаретой.
– Деревня Кадзибаяси, - Сёта облизнул губы и повернулся спиной к управляющему и рабочим, - она здесь недавно. Прежде, до войны еще, выше в горах была деревня Уэмура…
Сайто пожал плечами. В горной стране каждая третья деревня зовется Уэмура, ибо это и значит "верхняя деревня". Что в этом странного? - так должен был прочесть его жест круглолицый парень.
И вправду, ничего странного. А если название деревни совпадает с фамилией человека, который в последнее время приобрел влияние, совершенно непропорциональное его скромной должности, то это простое совпадение. А если даже не совпадение - что тут такого? Он будет не первым сельским самураем, возвысившимся в нынешнюю эпоху перемен.
– Там бедные земли, люди жили тем, что рубили лес да уголь жгли. И хорошо жили, - машинист заторопился, - Но там пропадали люди, господин инженер. До войны еще пропадали. Говорят, в горах жили рокуро-куби. А потом сюда переселили… этих, ну и совсем плохо стало. Это ведь эта, нечистые - они после смерти не могут успокоиться, бродят и пьют кровь.
– Сёта, - Асахина сказал это громко и строго. - Стыдно машинисту железной дороги верить во всякую чушь.
– Вот видите, - сказал сзади управляющий, - даже те, кто работает в столице. Чего уж ждать от нашего захолустья.
– Просвещенные люди, - Асахина держал все тот же строгий тон, - должны в первую очередь показывать пример людям простым. Так что наш долг объяснять таким, как Сёта-кун, ошибочность их воззрений. Как можно презирать людей за то, что они согрешили в прошлых рождениях, если в этом рождении все мы грешим непрестанно, Сёта-кун? Как можно верить, что мертвецы ночами бродят и пьют кровь? Отправляйся немедленно - и передай документ по назначению. Дзиро, в кабину.
С каждым словом в Асахине все меньше оставалось от чинного инженера и всё больше - от командира летучего отряда, каким он и был до отъезда в Англию. Интересно, заметил ли это превращение управляющий? Он должен быть толковым человеком - бестолковый не смог бы так долго делать два таких разных дела.
– Господин инженер и вправду не верит в демонов?- спросил управляющий. - Здесь такая глушь, что зимой можно поверить во что угодно.
– Вашему покорному слуге не доводилось видеть в жизни ничего страшнее людей.
Да, с этим бы согласился каждый, кому не повезло встретить тогда еще не инженера на ночной улице. Или на дневной.
– А если убийство такой страшный грех, - инспектор затянулся, - то все мы трое в следующей жизни будем париями. В свете этого не вижу, отчего бы мне брезговать париями в жизни нынешней. Я ведь не ошибся, Синдо-сан? Вы воевали и, кажется, даже имеете отличия?
Синдо мгновение-другое выглядел ошарашенным, потом деланно расхохотался.
– Неплохая шутка, господин инспектор. Ну что ж, отправимся в дорогу. Первым делом я покажу вам запруду. Мы пройдем вслед за бревном весь его путь - от сплавки до вон того навеса, куда сгружают пропитанное дерево. Ведь мы делаем не только шпалы, господин инженер. Последний большой заказ, к примеру, получен от токийского муниципалитета - фонарные столбы.
А еще ожидается заказ на быки для нового моста.
– Вы используете какие-то ускоренные методы пропитки? - с интересом спросил инженер. - Деревянные быки недолговечны.
– Да, конечно - пропитка под давлением, передовой метод, запатентованный совсем недавно, - Синдо лучился неподдельной гордостью. - Я покажу вам котлы в свое время, а теперь - вот она, запруда.
Сайто в первый миг не понял, где именно запруда - там, куда показывал управляющий, не было воды. Через мгновение наваждение развеялось: воды хватало, и в ней тяжко, как изморенные жарой буйволы в грязи, ворочались толстые бревна - плотно, бок к боку, едва покачиваясь на волнах. Рабочие на другом берегу поддевали крючьями одно за другим - и эти движения передавались остальным, так тесно толкались они в воде.
Сайто прикинул высоту плотины - вышло что-то около полутора дзё 63 .
– Да. И у нас только дуб и сосна. На шпалы идет средняя часть ствола. Здесь следят за тем, чтобы древесина отбиралась тщательно.
Ввиду причин инспекции заявление было несколько опрометчивым, но господин инженер промолчал.
– Конечно же, сучья обрубают еще там, наверху, - Синдо жестом пригласил их перейти плотину. - Но не следуют думать, что их бросают зря. Самые толстые идут на уголь, из остальных делают топливо.
– А в чем разница? - подыграл Сайто.
– Уголь, - снисходительно вздохнул Синдо, - используется в очистительных фильтрах для… чего угодно. Наш идет на винокурни господина Мияги. Подумать только, в свое время господин Мияги приобрел эти земли как раз для нужд своих винокурен. Кто же знал, что здесь, в горе - настоящее сокровище, черное золото… Побочные продукты сначала нейтрализуются известью, а затем из них извлекается спирт; а известь в сочетании с уксусной кислотой служит для добычи уксусно-кислого кальция. Последний направляется в сушильни полужидким, частично сушится на воздухе, а потом в больших сушильнях. И уже твердым его смешивают с этиловым спиртом и серной кислотой для получения уксусно-кислого этила. Этот продукт, господа, весьма востребован кожевенниками. Остатки масел идут на топливо. Каждая тонна дерева дает 135 фунтов уксуснокислой извести, 61 галлон 82-процентного метилового спирта, 610 фунтов угля, 15 галлонов дегтя, богатые масла, осветительные масла, креозот и 600 кубических футов горючего газа. И мы не остановимся на этом.
– Впечатляет, - кивнул Асахина.
– Вот угольные ямы.
Синдо мог бы и не показывать пальцем - дрожащий воздух над провалом в земле говорил сам за себя. Сайто ступил на край мостков, ведущий вниз.
Внизу был ад.
Инспектор видел раньше, как пережигают древесный уголь - яму, где горит дерево, присыпали землей, обкладывали дерном, чтобы огонь не мог добраться до воздуха… А тут - камень и металл, трубы, отводящие дым в какой-то длинный барак - наверное, ту самую сушильню, о которой говорил господин Синдо, - и сухой, лютый жар без огня.
Среди раскаленных печей сновали раздетые до набедренных повязок люди - в один цилиндр грузили дрова, из другого высыпали черный, отливающий серебром уголь. Неподалеку от ямы в траве под деревом был овражек поменьше - и оттуда доносился отчаянный рев младенца.
– Что там? - не дожидаясь ответа, Асахина зашагал в ту сторону.
Десятка полтора детишек, от совсем крохотных до трехлетних, копошились в песке. За ними, покуривая трубку, приглядывала черная сморщенная старуха. Орущий младенец не производил на нее никакого впечатления.
– В чем дело? - спросил инженер. - Отчего здесь дети и чьи они?
– Работниц из горячих цехов, - пожал плечами Синдо. - Те женщины, что работают на лесопилке и на вагонетках, носят детей за спиной, а в горячий цех, сушильню или угольную яму ребенка не возьмешь.