«Наверное, это потому, что место сие священно», – подумал Анат, вместе с остальными знатными борейцами следуя по Священному лесу на ежегодный праздник Волчьей Богини. О, как ему не хотелось приезжать сюда! Но ни он, ни отец еще не решались на открытое сопротивление. Подчинение воспринималось Анатом как липкая, отвратительная и неотвязная болезнь.
Осевой туннель, усыпанный мелкими белыми камнями, распахнулся им навстречу, подобно волчьей пасти. В самом конце его, подобно зеркалу, чуть выщербленному ветром, мерцало Священное Озеро.
Холмы вокруг Озера, покрытые лесами, показались Анату живыми. Они будто впитывали в себя огни факелов, эхо музыки и пения и непередаваемые благовония Тайны, наполнявшей воздух.
«Это и есть сердцевина мира», – подумал Анат.
Сонное солнце залило все мягким и нежным светом, тихий ветерок с ленцой щекотал воздух.
В сумерках им всем пришлось пересесть в ладьи.
Вперед, заметно оторвавшись от остальных, ушла лодка Марты.
С тяжелым сердцем Анат следил за ее белым парусом.
Ладья невесомо скользила по глади озера навстречу берегу, узкую полоску которого уже окутала сонная темень, усеянная, как оспой, крапинками костров и факелов.
Там, на берегу начиналась широкая дорога, освещенная языками пламени в бронзовых чашах. Дорога вела на облысевшую от старости скалу. Вершину ее венчал амфитеатр мегалитов.
Марте невольно пришли на ум слова древнего борейского устава:
«Что касается места жертвоприношения,
То следует повернуться лицом
К нижней части долины и перекрестку дорог.
Там будет высокая гора, и открытое пространство,
Ограниченное скалами, плодородная земля с перекрестками дорог.
Повернитесь назад к горе, совершите приготовления
На открытом пространстве…»
Тяжелая рука легла девушке на плечо.
– Не дай огню славы выжечь тебе зрение, – прошептал ей на ухо Япет.
Даже Марта не слышала, как он подошел, как родился из сумрака вечернего.
– Мне нельзя опаздывать, – вздохнула Тринадцатая Богиня.
Но Япет был непреклонен.
– Не волнуйся и следуй за мной. У нас нет времени на всю эту мирскую суету.
– Суету, говоришь? Праздник в честь Тринадцатой Богини – мирская суета?
По лицу Япета скользнула его обычная загадочная улыбка, чуть-чуть надменная и вместе с тем лукавая.
– Да, суета сует. Праздники и жертвоприношения не помогут тебе, Белой Богине, ткать полотно человеческих судеб. Ты приближаешь людей к себе, а вместо благодарности они начинают чваниться и гордиться.
– Куда мы идем? – нетерпеливо поинтересовалась Марта.
– В Храм Времени.
Тропинка была узкой, крутой, едва различимой во тьме, но Япет шагал по ней уверенно, словно при свете дня.
«Наконец-то добрались!» – с облегчением подумала Марта.
Под отвесной скалой, на которой они очутились, темнели воды озера, а вдали, за холмами, переливался загадочный свет. Факелы и суетящийся народ остались далеко позади, здесь и в самом деле не было места суете, священное ощущалось уже физически. Но оно, священное, было здесь иным, нежели в лесу. Оно шло из глубин земли, и, проникая в самую душу, укутывало ее сверхъестественным умиротворением. Храм Времени находился внутри отвесной скалы. Вход в него было непросто разглядеть несведущим глазам не посвященного в Тайну.
– Не удивляйся, – повернулся к Марте Япет. – Жрецы храма – на твоем празднике.
– А ты? Что же ты туда не идешь? – спросила Марта.
– Боре ни к чему мое присутствие.
– Знаю, отец боится тебя.
Япет замер. Затем отвел глаза от Марты, скользнул взглядом по ночному озеру и его стражам-горам, казавшимся темными набросками на великолепной картине небесных художников. А потом молча пошел в Храм.
Он был огромен, не так, конечно, как Храм Странствий, но все же… Марта вжала голову в плечи, храм был пронизан святыми тайнами, показавшимися ей вдруг чужими и непостижимыми. Она подошла к стене и осторожно коснулась шероховатой поверхности ладонью. Стена была поразительно теплой и живой, и Марта невольно задумалась о том, что за народ в свое время создал этот храм?
«Это безумие совершенства! Или совершенное безумие?»
– Время сжалось для нашего народа до размеров стен этого храма, и даже имена наши будут преданы забвению. Надолго, если не навсегда.
Марта долго молчала.
– Почему? – наконец, решилась спросить она.
– Ты, Белая Богиня Судьбы, Волчья Богиня, спрашиваешь у меня, почему?! – тихо ахнул Япет. – Это в порядке вещей, это – миропорядок. Тебе же, как всем борейцам, дана сила, власть над всем, что невозможно увидеть и услышать. Ты можешь руками соприкоснуться с гнойными ранами Событий, коим еще только суждено случиться в отдаленном будущем, и ты же способна соприкоснуться с тем, что укрыто покрывалами прошлого. И ты спрашиваешь почему! Борейцы, белые вещуны, долго жили дыханием земли, в гармонии с небесами. Но мой брат, мой родной брат нарушил эту гармонию! Его сердце – против нас. Он отпал во тьму. Помни, Марта, если человек убивает дерево, в нем самом умирает некая частица, что связана с единым целым. Если человек забывает небеса, небеса тоже забудут обо всем. И ополчатся. Но не на одного, забывчивого, человека, а на весь его род…
Они вернулись на праздничные торжества.
За Мартой внимательно следили серые глаза. Анат.
Что такое, что за дрожь охватила его внезапно, что за непонятный жар нарастает в нем, когда глядит он на Тринадцатую Богиню? Ведь она – враг. Так говорит отец.
На Марте обычная белая одежда, и волосы белые – белее не бывает! – распущены, как прежде. Странное ощущение – Марта перестала быть ребенком. Анат почувствовал ясно, что должен подобраться к ней поближе, ощутить ее тепло, ибо вокруг – одни враги, невозмутимые, белые, холодные. Те, которых не подчинить себе никогда. С ними холодно, знобко, и лишь она одна есть тепло, есть Жизнь.
Анат коснулся руки Марты.
– В один из дней я стану здесь владыкой, – прошептал он. – А ты – моей царицей.
Марта улыбнулась. Ей было жаль Аната. Да, в один из дней она станет его царицей, но ему не быть здесь владыкой. Время сжалось для них до размеров храма на одинокой скале.
В голове ее внезапно зазвенел хрустальный прозрачный голос:
« Твой избранник придет с западной стороны земли, оттуда являются все дурные предзнаменования, его язык будет похож и непохож на язык борейский. Волосы его цвета зрелой пшеницы, глаза покажутся синими-синими, как ясное небо ярким зимним днем. Он станет тенью всей твоей жизни».
Марта судорожно затрясла головой.
Анат ничего не заметил.
…Духовное мое бунтарство окончательно вызрело к началу эры Козерога. Я стал антимиром мира белых вещунов.
Отныне мы стали друг для друга чем-то вроде страшного сказанья. Однако сказанье было реально…
Борейцы носились со своим цветом-символом. Белые! Ну да, конечно! Земля, ставшая теперь для меня бывшей, называлась иначе – Страной Белых Вод. Именно такими казались все ее многочисленные ручьи, реки и озера под непрекращающимся никогда матовым свечением воздуха.
Я же был черным! Карис, милейшая моя, всеразрушающая женушка, окрасила меня в свой цвет, заставляя считать ее – и только ее! – первоверховной.
Белые волхи совершенствовались в своей чудной, дивьей магии. Я созерцал их на почтительном удалении и совершенствовал вместе с сыном наше колдовство. И их, и наша власть мысли над веществом и энергией была абсолютной. Почти абсолютной…
Воды времени текли… Идея Карис использовать волшбу в качестве идеального оружия разрушения, представлявшаяся мне еще недавно страшной и дикой, все более овладевала моим сердцем.