Я помню, как ты сопротивлялась
всякий раз, когда мы отправлялись сюда, и наш последний отъезд три месяца назад не составил исключения.
– Что, однако, не мешало тебе чуть ли не силком тащить меня.
– Не уклоняйся от ответа, – приблизился он к ней. – С чего это ты вдруг почувствовала привязанность к этому месту? Почему ты не хочешь вернуться
в Милан, к развлечениям дворцовой жизни?
– Если ты собираешься искать всему причины, то считай, что я теперь предпочитаю созерцательность суете. Да и во дворце нынче не так уж весело.
Но я легко могу себе представить, каким бы стал двор, будь у тебя хоть крупица честолюбия. Окажись на твоем месте кто угодно: Буонтерцо,
Пандольфо, дель Верме, Аппиано, – любой из них давно бы стал герцогом, сумей он только снискать такую любовь народа, какой пользуешься ты.
– Меня любят только потому, что считают верным и честным, Биче, – не теряя самообладания, ответил Фачино. – Но это мнение изменится в тот самый
момент, когда я стану узурпатором и буду вынужден править железной рукой, и вскоре…
– Значит, до сих пор ты правил… – попыталась она перебить его, но он продолжал:
– …вскоре меня будут презирать так же, как Джанмарию; со всех сторон мне начнут угрожать войной, и герцогство станет одним большим полем битвы.
– Точно так же было в самом начале правления Джангалеаццо. Однако это не помешало возвыситься ему, и Миланскому государству тоже! Победоносные
войны всегда способствуют расцвету нации.
– Безалаберность Джанмарии довела Милан до нищеты. Как можно сейчас выжать из горожан достаточно денег, чтобы нанять войска для защиты
государства? Поверь мне, это единственная причина, по которой осмелели Пандольфо, Буонтерцо и им подобные. Ты стала графиней Бьяндратской и будь
довольна своим положением. А я постараюсь выполнить свой долг по отношению к сыну человека, которому я обязан всем, что имею, включая и свой
титул.
– Ты дождешься, что однажды к тебе подошлют наемного убийцу. Чем отплатил тебе Джанмария за твою преданность? Сколько раз он уже пытался выбить
тебя из седла?
– Я не собираюсь ни перевоспитывать его, ни переделывать себя.
– А хочешь, я скажу тебе, кто ты? – она резко подалась вперед в своем кресле, и черты ее лица очерствели от презрения и с трудом сдерживаемого
гнева.
– Пожалуйста, говори, если от этого тебе станет легче. Мнение женщины не сделает меня ни лучше, ни хуже, чем я есть.
– Ты дурак, Фачино!
– Благодари Бога, что мое терпение лишний раз подтверждает это.
С этими словами он повернулся к ней спиной и вышел вон из зала. Словно забыв обо всем, она осталась сидеть в своем кресле, сгорбившись и
подперев лицо руками, я невидящим взором глядела на огонь.
– Белларион, – позвала она наконец.
Но никто не отозвался. Она обернулась и увидела, что его кресло пусто, а в зале нет никого, кроме нее. Она раздраженно пожала плечами и вновь
повернулась к огню.
– Он тоже дурак, слепой дурак, – сообщила она языкам пламени, пляшущим на огромных поленьях.
Они вновь собрались все вместе уже за обедом.
– Мы сегодня же возвращаемся в Милан, синьора, – спокойно сказал ей Фачино. – Я попрошу тебя поторопиться со сборами.
– Как сегодня! – со страхом в голосе воскликнула она. – О, ты нарочно решил досадить мне, чтобы показать свое главенство. Ты…
Прерывая ее, он многозначительно поднял руку, показывая ей письмо
– длинный, плотно исписанный кусок пергамента. Он велел слугам оставить их и вкратце пересказал полученные им новости.
Он велел слугам оставить их и вкратце пересказал полученные им новости.
Габриэлло от имени герцога писал, что Милану угрожает серьезная опасность. Эсторре Висконти, незаконнорожденный сын Бернабо, и Джованни Карло,
его внук, совершили нападение на Милан и сожгли предместье около Тичинских ворот. В городе вот вот разразится голод, и жители готовы
взбунтоваться.
В довершение ко всему Оттоне Буонтерцо собирает армию, намереваясь вторгнуться в герцогство и извлечь максимальную выгоду из смуты. Его, Фачино,
умоляют немедленно вернуться и возглавить защиту Милана.
И ты, как верный слуга, готов броситься выручать своего господина. Ты заслужил, чтобы Буонтерцо еще раз, как и год назад, выпорол тебя. И если
ему это удастся, то уж он то не упустит своего шанса стать герцогом Миланским. Он настоящий мужчина, этот Буонтерцо.
– Он будет герцогом Миланским только через мой труп, Биче, – улыбнулся Фачино. – И если это все таки случится, постарайся не упустить
возможность стать герцогиней – выйди за него замуж. Будь уверена, он укажет тебе, какое место должна занимать супруга в доме.
Все в спешке пообедали и через час были готовы к отъезду. Они отправились налегке, в сопровождении лишь нескольких слуг да двух десятков улан;
рота швейцарцев под командованием Вернера фон Штоффеля и весь их багаж должны были прибыть в город на другой день.
Но в последний момент Фачино, пребывавший в задумчивости с тех пор, как встал из за стола, отозвал Беллариона в сторону.
– У меня есть к тебе поручение, мой мальчик, – сказал он и достал из за пазухи сложенный вчетверо пергамент. – Возьми десяток всадников и скачи
во весь дух в Геную к Бусико, наместнику французского короля. Ты вручишь это письмо лично ему в руки. Теперь слушай: в нем изложена моя просьба
нанять тысячу французских кавалеристов. Я готов заплатить за это хорошие деньги, но он жадный малый и может запросить больше. Я наделяю тебя
полномочиями удвоить сумму, указанную в письме, – на этот раз я не намерен рисковать, имея дело с Буонтерцо. Но не дай Бусико заподозрить, что
мы в отчаянном положении, иначе он взвинтит цену до небес. Скажи, что мне нужны люди для карательной экспедиции против взбунтовавшихся миланских
вассалов.
Они обнялись и расстались. Уже садясь в крытую карету, предназначенную для поездок в непогоду, графиня поинтересовалась:
– А где Белларион?
– Он не едет с нами, – ответил Фачино.
– Почему? .. Ты решил оставить его в Аббиатеграссо?
– Нет, для него есть другое дело. Я отправил его с поручением.
– Какое дело? Какое поручение? – встрепенулась она, и ее обычно сонные глаза ожили и округлились.
– Оно не представляет для него опасности, – отрывисто бросил Фачино и, чтобы избежать дальнейших расспросов, вонзил шпоры в бока своей лошади.
– Эй, там, поехали! – прокричал он, выезжая в голову их маленького каравана.
Когда они прибыли в Милан, уже сгущались сумерки, тысячи горожан, каким то образом узнавшие о возвращении Фачино, собрались на главной площади
приветствовать его. Никогда прежде Фачино не видел такого искреннего выражения восторга и признательности со стороны миланцев, доведенных до
отчаянья упорными слухами, что даже он, Фачино, не выдержал и бросил их на произвол судьбы и маниакального Джанмарии с его приспешниками.
Фачино был единственной надеждой горожан, в большинстве своем гибеллинов, и его появление в тяжелую минуту, когда со всех сторон грозила
опасность, вселило в их сердца радость и надежду, возможно, преувеличенные, но от этого не менее искренние.
Но, въезжая в Старый Бролетто, Фачино поднял голову и встретился взглядом с герцогом, угрюмо наблюдавшим за ним из одного из окон.