Петя помотал головой.
— Ну смотри, как хочешь.
Чапаевич осушил стакан, крякнул, занюхал рукавом и продолжил писать. Петя молчал, интуитивно чувствуя неуместность всего, что он скажет.
— Ну, рассказывай, Петя. — Чапаевич закончил писать и отправил стопку листов в чемоданчик из черной кожи. — Что там у тебя получилось?
— Программа заработала. — тупо ответил Петя, потеряв какую-либо способность повествовательно высказываться.
Но похоже, этот ответ Чапаевича более чем устраивал. Он покивал головой, потом спросил:
— И все?
— И все… — растерянно ответил Петя.
— Ни хрена у тебя не получилось, Петр, вот что я тебе скажу.
— То есть как это так?
— Выпьешь?
— Нет, спасибо.
Чапаевич кивнул, налил себе еще водки и выпил.
— Так что твоя программа делает?
— Она разговаривает со мной. Отвечает на любые вопросы. И утверждает, что делает это случайно.
Входная дверь открылась, и вошел Мистер Кофеин с картонными коробками в руках.
— А-а, принес, — улыбнулся Чапаевич. Ну давай, будем готовиться.
Мистер Кофеин кивнул и прошел в подсобку.
— Так вот, — снова обратился к нему Чапаевич. — Где находится твоя программа?
— Эээ… — замялся от неожиданности Петя. — У меня в голове.
— Хитер, брат! — весело сощурился Чапаевич. — Начитался небось чего?
Петя пожал плечами.
— То есть программа — это часть окружающего тебя мира, верно?
— Да.
— И эта часть убеждает тебя своими действиями в том, что она работает правильно.
— Да.
— А весь остальной мир?
— Что весь остальной?
— Ну весь мир. Идет дождик, потом светит солнце, все это происходит случайно, но ровно постольку поскольку это происходит, ты принимаешь это как единственно правильный вариант существования мира.
— А как же мне еще его принимать? — удивился Петя.
— А никак не принимай.
— Ого! Может, объясните?
— Хорошо, объясню. Помнишь нашу матрицу? Так вот в каждый момент мир вокруг тебя и ты сам — всего лишь одно из состояний матрицы, а в следующий момент это будет другое состояние. Твое сознание служит терминирующим фактором хаоса, выбирая состояния матрицы, отвечающие наиболее вероятному — с точки зрения твоего сознания, а следовательно и с точки зрения данного состояния мира! — развитию событий. Хотя событий-то никаких нет. И вероятности никакой нет. Сознание продолжает цикл восприятия, основываясь на мире, где оно же и продолжает цикл восприятия. Как только ты прерываешь цикл, ты попадаешь в матрицу в чистом виде, в быту именуемую хаосом. Но только после этого ты исчезаешь, потому что исчезает твое сознание.
— Тогда какой в этом смысл? Или я что-то воспринимаю и привязан к этому, или меня нет.
— А ты не привязывайся. Если уж тебе суждено постоянно что-то воспринимать, воспринимай то, что хочешь ты, а не то, что тебе навязывается. Переключи канал. Выбери лучший из возможных миров. Будь не падающим шариком, так хотя бы птицей, сечешь?
— Сечь-то секу, — вздохнул Петя, — но только как мне быть птицей?
— Научить? — хитровато спросил Чапаевич.
— Научите, если можно, — пожал плечами Петя. Почему бы и нет.
— Хорошо, научу. Все, по коням. — Игонькин встал из-за стола и пошел в подсобку.
Петя отправился за ним. Виктор-Кофеин уже снорово собирался. Большая коробка с надписью «Dimension Computers» стояла открытой. Внутри нее тускло поблескивали бронежилеты, стволы автоматов и гранаты.
— Ничего себе! — воскликнул Петя. — Откуда это все и зачем?
— Я надеюсь, ты понимаешь, что не мы одни занимаемся статистическим моделированием, — ответил Чапаевич, облачаясь с помощью Виктора в бронежилет. — За твоей программой скоро начнется большая охота. Очень многие заинтересованные силы хотели бы ее заполучить, и тебя вместе с ней.
— А что же мне делать? И что вы собираетесь делать? — растерянно спросил Петя. Приготовления походили на начало настоящей войны.
— Ты пойдешь домой и позаботишься обо всем, а мы позаботимся обо всем здесь. Время у тебя еще есть, мы их задержим и отвлечем насколько возможно.
— Кого их?
— Заинтересованные силы, — ухмыльнулся Чапаевич и с громким клацаньем вогнал рожок в автомат. Виктор возился с коробками, из которых торчали разноцветные провода.
— Но постойте! — Петя ничего не понимал. — А для чего же я работал, и что мне теперь делать с этой программой?
— Ты работал для себя. А программу сотрешь, как только она станет тебе не нужна. Ты все поймешь сам… если сумеешь. Встретимся позже, — ответил Чапаевич, передергивая затвор.
— Где?
— Где надо. Потом сам узнаешь. Пошли.
Они дошли до самого выхода, когда Чапаевич внезапно вернулся в подсобку и принес свое черное пальто.
— На-ка, набрось вот это, чтоб не застудиться.
Петя послушался и надел пальто, хотя и не вполне понимая зачем. Оно оказалось длинноватым.
— А вы как же? — спросил Петя.
— Да мне и в бронике жарко, — махнул рукой Чапаевич. — Витька, заканчивай! Мы с мальцом сходим прогуляемся…
Они вышли из здания и направились к недавно закопанной траншее теплотрассы в Глоховском переулке. Глинистая земля была холодной, но мягкой и влажной. Чапаевич остановился у края траншеи и наскреб руками, не боясь испачкаться, комок глины размером с кулак. Разминая его пальцами, он начал неторопливо говорить, поглядывая на небо сощуренными глазами.
— Я много ездил по стране, Петя. Однажды я на несколько дней задержался в небольшом горном поселке. Там были ребятишки, играющие у дороги. Они лепили из глины вот такие лепешки — он показал Пете толстый плоский диск, который он успел размять пальцами, — и делали в центре углубление, вот такое, — большим пальцем он промял ямку, — так, чтобы дно этого углубления было совсем тонким. Потом они с силой бросали лепешку на землю, углублением вниз, и она громко хлопала. Они смеялись и говорили «ятафоч». Мне стало интересно, и я спросил, что означает это слово. Они засмеялись и сказали, что на их языке это значит «глиняное ружье». И тогда я сделал такой же диск и бросил его оземь…
Он помолчал, взвешивая глиняную лепешку на своей ладони и щурясь на выползшее из-за облаков болезненное солнце.
— И мир взорвался вокруг меня. Я видел его осколки…
— Неужели все так просто? — спросил Петя после минутного молчания. Чапаевич явно был пьян.
— Да, все очень просто. Проще, чем ты можешь себе представить. Попробуешь? — Чапаевич протянул «ятафоч» Пете.
— Попробую… — Петя взял это страшное оружие в руку. Несмотря на всю нелепость происходящего, он все же почувствовал легкое волнение — кто его знает…
— Бросай сильно и прямо, вертикально вниз, — посоветовал Чапаевич.
Петя размахнулся и бросил. Бросок оказался удачным. «Ятафоч» плашмя врезался в асфальт, издав громкий, почти оглушительный хлопок. И… ничего не произошло.
— Ну как? — спросил Чапаевич.
— Ну не знаю… что-то не очень…
— Может, попробуешь еще? — заботливо предложил Чапаевич.
— Нет, хватит, — ответил Петя.
— Тогда пора расходиться, — деловито сказал Чапаевич. — В общем так, ты лучше тут пока постой, никуда не шастай и подожди, мы там сейчас пошумим немного, а как все уляжется, ты сразу добирайся домой и действуй как договорились, понял?
— Понял, — кивнул Петя. — Но вы мне так ничего и не объяснили!
— Нет времени, Петр, нет времени! Я тебе все объяснил. — серьезно сказал Чапаевич. — Ну, бывай!
Он махнул рукой и быстро зашагал назад.
Петя остался один. Некоторое время он стоял, прислушиваясь, но вокруг было тихо. От нечего делать Петя решил попробовать сделать еще один «ятафоч». Он быстро размял комок глины в лепешку и сделал в центре углубление. Постояв немного в раздумии, он бросил лепешку на землю. Хлопок разрываемой глины потонул в гулком грохоте близкого взрыва, плотная волна воздуха из-за домов ударила в лицо, послышался звон разбитых стекол, визг шин уезжающего автомобиля, треск автоматных очередей и вой сирен. Ошарашенный, Петя застыл в неподвижности, прижав руки к ушам.
Вскоре последний звук сирены истаял вдали, и наступила обычная тишина. Петя вспомнил о своем задании. Им овладело то особенное легкое спокойствие, когда не о чем жалеть и нечего хранить. Он пошел по направлению к проспекту.
Подул резкий пронизывающий ветер, и Петя запахнул пальто. Что-то твердое и тяжелое ударилось о его грудь. Он сунул руку во внутренний карман, пальцы его наткнулись на холодную сталь. Петя потянул и вытащил на свет вороненый пистолет — самый настоящий. В обойме было 6 патронов.
Справившись с приступом паники, Петя положил пистолет обратно в карман. После этого он обыскал остальные карманы. Они были пусты, за исключением одного, в котором находился чистый листок синей бумаги и черный маркер.
* * *
Войдя в подземку, Петя немного замешкался. Вестибюль напомнил ему поцарапанный и вылинявший кадр из давно виденного старого кино: мраморные ступени, металлические перила, и неподвижно стоящие вдоль них люди с пачками пестрой бумаги в руках.
Он прошел мимо руки с объявлениями по найму, мимо руки с билетом «Белого Лотоса», мимо руки с картой магазинов, и встал следующим в этой шеренге. Решение было мгновенным и необъяснимым. Достав из кармана синий листок, он прижал его к холодной мраморной плитке стены и быстро написал маркером:
ИЗМЕРЕНИЕ КИНЕТИЧЕСКОГО ЧЕРВЯ
ясный пень д 84 кв 24
Закончив писать, он вытянул листок перед собой, отыскивая глазами в проходящей толпе Петю — того Петю, который должен был стать следующим.
Ждать пришлось недолго. Через несколько минут девушка в спортивной красно-желтой куртке неожиданно затормозила возле Пети, словно наткнувшись на невидимый барьер, и перевела на него глаза. Петя почти насильно сунул листок ей в руку. Девушка пожала плечами, не глядя бросила бумажку в карман и запрыгала дальше по лестнице.
Петя немного подождал и стал спускаться сам. Он незаметно проводил девушку вниз по эскалатору и подождал, пока та сядет в поезд, а потом поехал домой сам.
Когда он проходил мимо универсама, то услышал визг автосигнализации. Вместо того, чтобы идти дальше, Петя направился прямо к источнику звука. Это была бежевая «девятка». Ее хозяин, жирный самодовольный мужик, открыл багажник и что-то в нем укладывал. Это и послужило причиной срабатывания сигнализации. Петя подошел поближе и стал с любопытством смотреть.
Наконец закончив копаться в багажнике, мужик захлопнул его, после чего не спеша, разлапистой хозяйской поступью обошел вокруг своей машины, придирчиво осматривая ее, и наконец, царственным жестом протянув руку с брелоком, заставил сигнализацию замолчать.
«А ведь если его сейчас шлепнуть, наверняка кто-то будет его жалеть», подумал Петя. «Он обязательно окажется примерным и любящим отцом семейства, воспитавшим троих… нет, пятерых детей… Безутешная вдова… Молодой хулиган…»
Тут Петя заметил, что мужик смотрит на него. Более того, смотрит с нескрываемым ужасом. Только потом до Пети дошло, что он незаметно для себя вынул из кармана пистолет и сейчас дуло этого пистолета указывало прямо на раздутый живот мужика.
Словно бы очнувшись, Петя подошел к мужику, оттянул ему ремень на пузе и сунул пистолет ему за пояс. После этого он повернулся и ушел, напоследок резко надавив на крыло «девятки», отчего сигнализация включилась снова. Мужик продолжал неподвижно стоять с выражением ужаса на лице и пистолетом за поясом.
Войдя в свой подъезд, Петя сразу поднялся одним этажом выше. Он подошел к двери, за которой слышались звуки странной природы: как будто кто-то прыгал со стула или возил по полу швабру без тряпки. Она оказалась не только не заперта, но даже немного отворена. Петя открыл ее пошире и стал в дверном проеме, облокотившись о косяк. В пустой квартире находились две девочки лет пяти и шести, в одинаковых замусоленных фланелевых платьицах и протертых на коленях серых колготках. Одна из них стояла на поставленном посреди комнаты стуле, явно готовясь спрыгнуть с него, другая бегала вокруг, старательно ударяя пятками в рассохшийся паркетный пол и волоча за собой швабру. В квартире стоял запах стирки.
Увидев Петю, девочки смутились и стали прятаться — одна за шваброй, другая за стулом, однако с глаз не уходили. Петя улыбнулся. Ведь все было так просто с самого начала. Стоило только…
За спиной послышался звук открываемой двери и громкие женские голоса.
— Нин, я потом зайду, поговорим, ладно? А то я на секунду только вышла, даже дверь не закрыла… Ой! Мужчина, вам что надо?!
Петя медленно повернулся, не сгоняя улыбки со своего лица. Перед ним стояла невысокая женщина в таком же замусоленном фланелевом халате и шлепанцах поверх толстых шерстяных носков. Глаза на глупом лице выражали примерно такой же ужас, что и глаза мужика около универсама.
— Вы бы лучше им почитали что-нибудь, — сказал Петя, показав рукой на девочек, и пошел к себе.
— Что, самый умный нашелся? — услышал он позади себя и грустно вздохнул.
ЭПИЛОГ
Вернувшись домой, Петя закрыл дверь на замок, подошел к компьютеру и включил монитор.
— Ну, как дела? — набрал он на клавиатуре.
— Скоро здесь будут чужие, Петя. Ты должен уйти.
— И куда же я уйду?
— Ты нигде не спрячешься от них. Ты должен исчезнуть из этого мира.
— Хорошо сказано. Только вот как?
Действительно, Петя чувствовал реальную угрозу своей жизни, и лишь только полное равнодушие, владевшее им в последнее время, мешало ему по-настоящему испугаться.
— Ты в силах это сделать. Думай, Петя.
— А что будет со мной, если я останусь?
— Тебя найдут мертвым на полу своей комнаты.
Петя выглянул в окно. Снаружи к дому подходила группа захвата. Кто-то, по-видимому командир, раздавал приказы, указывая руками на подъезд, окно и крышу. Времени оставалось всего ничего.
— Думай, Петя, — появилась на экране очередная строчка.
Петя думал, и наконец понял. Холодная и твердая уверенность появилась в нем.
— Значит, так.
Он говорил эти слова, говорил вслух, не прикасаясь к клавиатуре.
— Если ты ни от чего не зависишь и выдаешь мне лишь случайно подобранные ответы, значит, ты можешь точно также производить случайные звуки.
— Да, — ответила программа. Ее голос был печальным и странно звучащим.
Несмотря на то, что Петя ожидал именно этого, он все-таки вздрогнул.
— Почему же ты не сделала этого раньше?
— Потому что это твой мир, Петя. Я могу отвечать тебе, но только ты можешь изменить число мира — и меня вместе с ним.
Но этого было мало. Говорящая программа в сущности ничем не отличалась от печатающей, пока… пока…
Щебет птиц на проводах в знойный летний день.
— Стой! — потрясенно воскликнул Петя. — Если ты — всего лишь случайное стечение обстоятельств, и разговариваешь со мной, находясь в компьютере, то ты можешь…
«Да.» Странный голос звучал уже внутри него. «Наконец-то ты понял, Петя. Чтобы произошло событие, не нужен компьютер, не нужна программа. Нужен только ты.»
— Кто я? — закрывая глаза, прошептал Петя.
— Событийная аномалия П-1, — последовал ответ.
И после этого все вопросы мгновенно обрели свои ответы, потому что не было уже разницы между спрашивающим и отвечающим, так как они являлись всего лишь частями того, что не имеет частей. Бесконечность новых вопросов рождалась, и бесконечность новых ответов соединялась с ними, и больше не надо было ничего спрашивать и ничего отвечать.
Петя подошел к компьютеру и запустил программу форматирования диска. За входной дверью послышались шаги и копошение в замке.
И в тот момент, когда адресные линии бились бешеным пульсом, когда электронные импульсы понеслись к контроллеру и магнитные головки зависли на тончайшей воздушной прослойке над зеркальной гладью дисков, готовые стирать память о канувших в нее байтах, голос, медленный и низкий, донесся из динамиков: